Эдуард Мосин. В театр за праздником

Эдуард МосинДве недели не дожил народный артист России Эдуард Мосин до своего 70-летия. Он был едва ли не последним из той плеяды актеров краевого театра драмы, которые некогда составляли костяк и славу театра. Поколения Валерия Шаврина, Мирослава Кацеля, Елены Паевской, Юрия Кондратьева, Виктора Михайлова, Светланы Глебовой, Алексея Егорова, Руфины Каненко, ушедших от нас в разные годы. С каждым из них уходила частица того доброго старого театра, в котором и любовь, и жестокие романсы под гитарные переборы, и «жемчуг в первом акте, и яд в последнем» – настоящие.

Кажется, что эти актеры больше всего на свете боялись показаться слишком серьезными, поэтому боль, проблемы, горечь тщательно скрывали за своими персонажами, шутками, байками, приколами. И только умирали всерьез…

Вот и Эдуард Сергеевич Мосин обожал рассказывать анекдоты, всех смешить и изображать в лицах тот или иной случай. Но когда все вокруг зайдутся в смехе, посмотрит удивленно и скажет: «Дурные-е… Я им про трагическое рассказываю, про нашу жизнь, а они ржут».

Окончив Владивостокское театральное училище (класс педагогов Г.И. Антошенкова и В.С. Вениаминова), Эдуард Сергеевич в 1960 году пришел в Хабаровский краевой театр драмы, и это был единственный театр, которому он посвятил жизнь.

Однако поначалу творческая судьба актера складывалась не слишком удачно. Про него говорили: «Спектаклей не портит». Да и внешность какая-то – не герой, не злодей, совсем не похож на артиста, и как только его угораздило идти на сцену!

На протяжении долгого времени мне не раз приходилось беседовать с Эдуардом Сергеевичем. Из этих интервью, бесед сложился портрет актера, размышляющего о жизни, творчестве, судьбе. Перечитывая их, так и кажется, что слышишь его интонацию, окрашенную мягким юмором.

– В жизни все случай, – вспоминал в одном из интервью Мосин. – Однажды мама, а она была очень талантливым человеком, хотя и не артистка, сказала мне: «Иди в оперетту, там работает твой отец, посмотришь…» Я пришел в театр музыкальной комедии и увидел на сцене красивейшую, как мне показалось, картину. С тех пор решил: все, иду в театр. Я пришел в театр за праздником. Но когда стал работать в нем, понял, что праздник-то со слезами на глазах. Тем более поначалу радужных дней у меня было очень мало: эпизоды, массовка… Помню, я не раз спрашивал себя: а туда ли я попал?

Так продолжалось до тех пор, пока не появился в театре режиссер Изяслав Борисов, который сумел разглядеть в актере что-то такое, что ему самому было неведомо: отсутствие штампов, наблюдательность, стремление к размышлению. Встреча «со своим» режиссером (а актеры знают, насколько это важно) была дарована за долготерпение и упорство.

– Борисов словно вытолкнул меня из массовки и сказал: «Видишь ту точку? Иди к ней. Судьбу свою ты выбрал сам, но идти к ней надо вот по этому пути». И я пошел по пути, который он мне указал, и тогда мне открылись совсем другие перспективы. Главное, я понял, что актер не может произносить текст вообще: через роль, словами своего персонажа, я должен рассказать о самом себе и о времени, в котором живу.

«А поутру они проснулись». В центре Константин Райкин и Валентин Никулин. 1980Это было в 1973 году. Период, ознаменованный ролями в спектаклях Изяслава Борисова «Поговорим о странностях любви» В. Пановой (Серпухин), «Ковалева из провинции» И. Дворецкого (адвокат Скорняк), «Жужа из Будапешта» Л. Жуховицкого (Будкин), «Протокол одного заседания» А. Гельмана (бригадир Потапов), «Энергичные люди» В. Шукшина (Курносый). А в конце восьмидесятых в театр нагрянул Николай Александрович Мокин, феерическая личность, с появлением которого для актера начался новый этап. Достаточно вспомнить спектакль «А поутру они проснулись», где Сантехник-Мосин из шукшинской повести, в трусах и простыне, рассуждает в вытрезвителе от имени народа. Или роль-откровение в спектакле Иосифа Райхельгауза «Пришел мужчина к женщине», в которой актер соединил смешное, лирическое, трагическое.

…После очаровательного пролога, когда героиня (Наталья Василиади) наедине с собой проигрывает воображаемую встречу с воображаемым мужчиной, приходит Он (Мосин). В промокшем плаще, слегка смущенный, долго топчется на коврике у двери. А она, в халате, непричесанная (он явился на двадцать минут раньше назначенного времени), встречает его резкими от неловкости словами. Как они пробивались навстречу друг другу на протяжении спектакля, как притирались, как боролись за то лучшее, что жило в них! И звучал романс Окуджавы, и лился на сцену серебряный дождь, и земля кружилась под музыку, когда мужчина и женщина, отодвинув штору, смотрели из окна на ночь – это их ночь, их дом, их романс. В антракте герой Мосина так и не уходил со сцены, лежал на тахте, пел, дирижировал музыкой – влюбленный человек, поверивший в счастье!

В 1991 году по приглашению Иосифа Райхельгауза Мосин сыграл эту роль в спектакле театра «Школа современной пьесы». Партнершей его была блистательная Любовь Полищук.

И уже пошли слухи о переходе актера в московский театр «Современник», был даже разговор с Галиной Борисовной Волчек, но…

– Ну куда я поеду? Знаешь поговорку: где родился, там и пригодился. Ведь здесь, в Хабаровске, не только корни, семья, но и свой зритель. А это самое главное. Выходя на сцену, я хочу делиться теми проблемами, которые меня волнуют прежде всего как гражданина.

Есть роли, как стихи: прикоснуться к ним уже счастье. И неважно, каков будет результат и что скажут коллеги или напишут критики. Вот такой работой стала для Мосина роль Генри Джеймса Честерфильда в спектакле Олега Матвеева «Загнанная лошадь» по пьесе Франсуазы Саган, зерно которой актер определил словами Егора Булычева из горьковской пьесы: «Не на той улице родился, не с теми людьми прожил жизнь…».

С первых реплик, которые произносит этот седой человек, стоя спиной к залу и как-то странно мотая головой – не то зевая, не то отгоняя назойливую мысль, мы понимаем: что-то не так в этой роскошной гостиной (художник спектакля Эдуард Гончаров), что-то неладно среди обитателей особняка и вот-вот произойдет взрыв. И вдруг – женщина, молодая, живая, словно сад, обрызганный росой. Как назвать то чувство внутреннего родства, когда достаточно взгляда, мимолетного прикосновения, чтобы ощутить взволнованное биение другого сердца? В спектакле была сцена, когда Корали (Марина Зайцева) и Генри вбегают из сада в гостиную, и все находящиеся в ней медленно поднимаются со своих мест. А они смотрят друг на друга и молчат. В этом молчании радость обретенной близости, и доверие, и понимание.

Удивительное дело, когда актер был молод и румян, героев ему играть не пришлось. А с возрастом, когда и шевелюры поубавилось, и «выправка» не та, вдруг стал получать роли героев и героев-любовников. Наверное, дело не только в молодости, что-то еще нужно иметь за душой, чтобы сыграть драму одиночества и нелюбви в собственном доме.

Эдуард Мосин. «Чума на оба ваших дома»Пьетро Монтекки в спектакле «Чума на оба ваши дома» в постановке режиссера Александра Мещерякова – еще одна роль, о которой не могу не упомянуть. Пьеса Григория Горина, несмотря на то, что уходит корнями во времена Шекспира, написана о нашем сегодня. Войны, распри, глупость правителей, жестокость сильных мира сего – полно, да Шекспиру такое и не снилось! У Шекспира страсти, злодейства, отравления, а здесь… приятно улыбающийся сеньор Монтекки, готовый с этой улыбочкой уничтожить всякого, кто посмеет стать на его пути к достижению цели.

Мосин играл своего Пьетро Монтекки очень хитрым, умным человеком, с вкрадчивыми манерами. Про таких говорят: «Мягко стелет, да жестко спать». Вот он собрал своих людей, чтобы решить, кого можно принести в жертву капиталу. В этой сцене начало большой сложной интриги, когда такие понятия, как человеческое достоинство, любовь, честь – пустой звук, ибо на карту поставлены деньги, которые сегодня правят бал. Что, чувства? И чувства тоже. Не верите, а вот сейчас посмотрим…

– Монтекки – роль, которая словно сама тебя ведет, ты над ней не властен и никогда не знаешь, как сыграешь в следующий раз. Я благодарен режиссеру Александру Мещерякову за то, что он сумел разглядеть то, что я предлагал в процессе репетиций, не мешал пробовать что-то свое…

С годами интересных ролей в театре становилось меньше, поэтому Эдуард Сергеевич все чаще обращался к режиссуре. «Занятие режиссурой, – писала в своем очерке корреспондент Людмила Лазаренко, – позволяет Мосину шире видеть жизненные явления, проблемы. И вот эта творческая неуспокоенность помогает ему двигаться вперед… А главное – уметь учиться. Мосин умеет. Потому что он – не баловень судьбы, он – ее творец»1. Одним из его первых режиссерских опытов на профессиональной сцене стал спектакль «Операция «Привет» по пьесе Валерия Шаврина, который он посвятил памяти коллеги, драматурга и артиста. Пьеса написана в жанре детектива, но Мосин не стремился «создать некую конструкцию с выстрелами, погоней, схватками и загадками». Спектакль «Операция «Привет» получился ансамблевым, «...режиссер соединил комедийность с настоящим глубоким серьезом, а главное, сумел принести в зал атмосферу добра, которая отличает все творчество Шаврина».

На сцене театра драмы Мосиным также были поставлены спектакли «Наедине со всеми» Александра Гельмана, где он сыграл Андрея Голубева, «Изобретательная влюбленная» Лопе де Вега, «Игрушечный телефон» Романа Солнцева, сказка Галины Соколовой «Вставай, красавица, проснись» и другие. К своему бенефису Эдуард Сергеевич поставил «Поминальную молитву», где сыграл главную роль – Тевье. После этого то ли в шутку, то ли всерьез заметил: «Еще бы Лира сыграть и можно уходить».
Хорошо, что никому из нас не дано знать своей судьбы!

Эдуард Мосин. «Король Лир»Роль несчастного короля Лира, сыгранную в спектакле Николая Елесина «Король Лир», можно назвать венцом актерской биографии.

– Я никогда не думал, что буду играть Лира, – поделился Эдуард Сергеевич после премьеры спектакля. – Ведь Лир – это гора. Я подошел лишь к ее подножию, чтобы понять, какой высоты эта гора, и увидел: до вершины ох как далеко. Мне интересно рассказать о том, как человек, в одночасье лишившийся власти, заново осмысливает свою жизнь. Что происходит в душе вчерашнего тирана, когда он вдруг почувствовал себя сирым, нищим, изгоем? Для меня трагедия Лира не в том, что его дочери предали, а в том, что только теперь, лишившись всего, он понимает, что жил не так и не с теми. Но – поздно…

В спектакле у актера чувствовалась эта попытка – показать высоту, откуда падает Лир.

За неделю до своего ухода Эдуард Сергеевич нашел в себе силы поделиться воспоминаниями о периоде Николая Мокина в театре, вспомнил много интересных подробностей о мастере. Последние его слова (их сохранил мой диктофон) звучат сегодня как прощание:

– Хабаровск всегда был театральным городом, с хорошим вкусом, традициями, которые восходят к Художественному театру. Здесь редко проходила халтура, город всегда отбраковывал приблизительность, небрежность. Поэтому на сцене театра драмы, которому я служу, всегда было очень сложно ставить спектакли. Мне кажется, что нашему театру не везло на режиссуру. Разумеется, были отдельные интересные личности, яркие спектакли, но такие явления, как Николай Александрович Мокин или Юлий
Изакинович Гриншпун, встречались очень редко. Однако случались же… Вот я написал книгу о театре, которому отдал жизнь, а закончить ее мне нечем…

Он замолчал, словно опустил занавес в театре, куда сорок лет назад пришел за праздником, и больше всего на свете боялся показаться серьезным.

Ну что ж, как говорил «тот самый Мюнхгаузен» из пьесы его любимого Григория Горина: «Серьезное лицо – это еще не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением. Вы улыбайтесь, господа, улыбайтесь!..»

Светлана ФУРСОВА
Фото из архива театра драмы