Словесница Искусств

—Натале!.. Натале!.. — раздавалось то и дело в стойбище Хондо, которое существовало когда-то в нынешнем Ванинском районе. Странное имя у этой маленькой быстроногой девчушки. Непривычно оно как-то звучало среди гортанной орочской речи...

Она родилась в 1929 году, когда детей аборигенов уже называли в основном по-русски. Вот и нарекли Натальей. И у отца ее тоже необычное имя — Ной. Получил он его при крещении еще в конце девятнадцатого века, когда по дальневосточным стойбищам и селениям ездил известный миссионер Протодиаконов и обращал коренные народы в Православие. Мама Наташи, хоть и совсем маленькой была, хорошо помнит, как священник кресты ее сородичам надевал и в воду окунал. И повторял: «Господи, помилуй. Господи, помилуй...» А потом давал новые имена. Так и стали молодой ороч Бага Ноем, а его будущая жена, орочонка Куксока, Анной.

Впрочем, в жизни этого народа и вправду было что-то от библейского сюжета: постоянное движение, нескончаемый путь. Плыли на ловких ульмагдах мимо равнин и сопок навстречу солнцу, и оно указывало дорогу. Потом останавливались, и плавучий мир орочей перетекал на бархатный берег, где разводились костры, готовилась нехитрая трапеза. Случались длительные привалы, во время которых охотились и рыбачили. Готовясь к зиме, сушили мясо и рыбу, мяли кожу тайменя и кеты — отличный материал для одежды и обуви. Иногда кочевников навещали китайские и американские торговцы: их интересовала пушнина, и ее обменивали на муку, крупу, сахар, патроны, бусы и гребни.

Маленькая Наташа-Натале тоже была частью этого бесконечного пути. Сегодня странички памяти о детстве напоминают Наталье Ноевне Бисянка разрозненные картинки из почти забытой сказки, похожей на замысловатый северный орнамент. А вот о заботах и тревогах тех дней знает она со слов матери. Та рассказывала, как совсем девчонкой отдали ее замуж за уже зрелого ороча с библейским именем Ной, как непросто было строить отношения с его старшей женой, за что-то невзлюбившей Куксоку.

Пользуясь длительным отсутствием мужа, уходившего на промысел, старшая делала ее жизнь невыносимой. Но шила в мешке не утаишь, и даже в те далекие времена информация быстро расходилась по стойбищам. Узнал отец Куксоки, что дочь его обижают, рассердился и забрал ее домой вместе с детьми и приданым.

Ной умер довольно рано, Наталья Ноевна почти и не помнит его. Видимо, матери трудно было одной управляться с хозяйством, и она отдала свою Натале на воспитание к дальней родственнице Марии Александровне — женщине бездетной, очень доброй и мудрой. Та водила Наташу на охоту, учила вышивке и даже азам арифметики — на спичках.

Потом жизнь перетасовала события и судьбы, и снова выпала дорога. Мужа Марии Александровны репрессировали, и он бесследно исчез. Чтобы как-то продержаться, перебрались в стойбище Хуту, где жил род Наташиной тети — Ёминка. Помнится большой дом, где одновременно располагалось несколько семей, котел с мясной похлебкой на всех и сказки, которые рассказывали по ночам. Спустя много лет, листая сборники северного фольклора, Наталья Ноевна так и не встретила тех волшебных историй, от которых у маленькой Натале захватывало дух. Но память, открывая одну за другой тайные двери, напоминала ей, казалось бы, почти забытые сюжеты. Например, о девочке Нэтэркэ, из упрямства все делавшей наоборот, о коварном Амба хитэни, чуть было не погубившем двух сестер, или о хитрой лягушке, которая все время переодевалась в чужую одежду.

Возвращение к своим корням у Натальи Ноевны Бисянка произошло в довольно преклонном возрасте, когда стала возрождаться культура дальневосточных этносов и появилась востребованность в родном языке, традиционных ремеслах, обычаях. Но для нее, еще в раннем детстве выхваченной из своей национальной среды, этот путь оказался очень непростым. В какой-то момент даже возникло ощущение, что забыла ровным счетом все. К счастью, это оказалось не так...

В тридцатых годах один из интернатов для детей аборигенов располагался в Усть-Орочах, куда привозили ребятишек из далеких стойбищ. Можно только предположить, каким стрессом был для них переход в новую жизнь с ее строгим распорядком, едва понятной речью, красным знаменем и портретами вождей революции. Наталья Ноевна вспоминает, как их привезли в интернат, сказали сбросить национальные халатики, вымыться и надеть русскую одежду. Ей тогда досталось длинное, явно не по росту платье. Но человек ко всему со временем привыкает, даже к облачению с чужого плеча. Постепенно забылся орочский язык, стали привычными уроки, школьные линейки. Жизнь в интернате показалась интересной, во всяком случае, для Натале. Хорошо училась, стала председателем совета дружины, выступала с докладом на школьном слете, с выражением читала стихи о «знамени революционных побед» и даже сочинила былину о знаменитом ороче Кирилле Батуме, Герое Советского Союза, и ее опубликовала в «Северной звезде».

В то время в Усть-Орочах учительствовали молодые супруги Николай Павлович Сидоров и Валентина Федоровна Чипурина. Они любили театр и вместе с детьми ставили спектакли, в одном из которых играла Наташа: ей досталась роль Красной Шапочки. И хотя девочка обладала артистизмом и неплохими вокальными данными, о сцене она не помышляла. Выбрала профессию учительницы под влиянием любимых педагогов, ставших для нее почти родными людьми. И так сложилось, что долгие годы преподавала Наталья Ноевна Бисянка русский язык и литературу, учила грамоте ребятишек из приамурских селений и даже в Средней Азии несколько лет работала, но потом вернулась в родные места...

Она сочиняет песни-притчи на орочском, сопровождающие выступления фольклорных ансамблей, записывает сказки своего детства, вспоминает поговорки, которые когда-то бытовали в ее народе, шьет национальные костюмы для фестивалей. И все это вносит в жизнь Натале, дочери Ноя, размеренность и умиротворенность. Совсем как в былые времена, когда ее сородичи плыли на ульмагдах навстречу солнцу.