- История семьи фотографа Нино
- Первые художники Хабаровска
- ...И дольше века длилась жизнь
- Пристанище муз эпохи революции
- «Жизнь напоминает мне тоненькую свечку...»
- Война и примирение музыкальных сил
- Страницы воспоминаний
- История глазами?художника
- Павел Халов
- Бессмертник
- Явление художника
- Живые Валентина Степанова
- Эдди Рознер
- Хабаровск и хабаровчане Георгия Бочарова
- Было лето...
- Сочные краски земли
- Бумажный мир на пороге тысячелетия
- Акварели Николая Иванова
- Вторая жизнь Анатолия Соколова
- Фонд Бредли и Натальи Биард для одаренных детей
- Небесная дева пела на сцене «Триады» о любви
- Истории о вечности, рассказанные цветами
Примерно четыре года назад я совершенно случайно познакомилась с Ксенией Титовной Поляковой — женщиной на первый взгляд самой обычной. Тихая, скромная хабаровчанка много лет проработала курьером. Всю жизнь Ксения Титовна хранила несколько ветхих фотографий и две старинные иконы. Говорят, были еще церковные книги, да сожгла она их в период гонений на верующих. В момент нашей встречи Ксении Титовне исполнилось 106 лет. Сегодня ее уже с нами нет, она умерла в возрасте ста восьми лет. Но магнитофонная лента сохранила рассказ этой женщины, жизнь которой неразрывно связана с историей Хабаровска. Уверена, воспоминания Ксении Титовны Поляковой, человека земного, праведного, пережившего очень многое за столь долгую жизнь, бесценны. Наши родители... Никто не знал, сколько им лет. Тогда ведь не было паспортов. Я старших сестер все спрашивала, а они говорят — откуда мы знаем? Может, в тот мясоед они родились, а, может, в тот пост.
Как жили в первое время после переселения? Я помню только то, что мама рассказывала. Был там какой-то богач по фамилии Усманцев, что ли? Ходили сначала к нему на поденную работу — мужики пахали, сеяли, женщины стирали, на огороде работали. Хорошо помню, что отцу платили 50 копеек в день, а маме — 25, но чтоб хлеб с собой свой приносили. А его сами пекли.
А рядом у нас школа была. Зимой, кто мог, ходил туда. Я очень хотела в школу. Бывало, убегу, приду в класс, сяду, а учитель, Макар Пантелеймонович, хороший такой был, говорит: «О, Ксенюшка пришла!» А потом мама за мной приходит и спрашивает: «Беглянка моя тут?» А учитель ей говорит: «Давай-ка, Севостьяновна, оставь ее в школе. Она хорошо осваивает». А мама ему: «А, девчонки! Замуж выйдут да детей будут рожать, на что им грамота?» Раньше ведь так рассуждали. Мальчонка, брат мой младший Лука, не хотел учиться, а я хотела. А мама все время говорила: «Надо варежки, носки вязать, сетку отцу готовить. Придет лето — рыбу пойдет ловить». Летом ягода поспевала. Мы ее собирали и продавали. Потом корова отелилась, сметанку, творожок стали делать и тоже продавать. Оперились, стали жить своим хозяйством, уже по прислугам не ходили. Вот мы выросли, плохого слова от отца с матерью не слышали и ничего плохого не видели. Но что они скажут — закон.
Потом Федор к маме моей пришел, сватался. Мама раз отказала ему, два, а потом Марусина мать ей говорит: «Чего вы думаете? Парни эти из коммуны не избалованы, водку не пьют». В общем, уговорили мою мать. Ой, Федор рад был! Потом в церковь пошли, обвенчались. Так и жили, трое детей у нас родилось. Муж работал секретарем в сельсовете, потом на известковом заводе работал, а позднее его председателем сельсовета выбрали. В Хабаровск переехали мы в тридцать третьем году.
При муже-то я не работала, с детьми занималась. А тут пенсию дали на них — 94 рубля на четырех человек. Конечно, денег не хватало, и я пошла работать в питомник Лукашова на лето. Зимой устроилась уборщицей в один трест, а потом посоветовали пойти уборщицей в крайисполком: там дневная работа, чисто, тепло. А потом моя начальница поговорила с другим начальством и предложила: «Давайте возьмем ее курьером в спецчасть. Она немножко грамотная, справится». Проверили мою родословную, документы и оформили на работу. Это самое трудное время было, когда я одна с детьми осталась, и за душой ничего нет. Допоздна работаю, а потом бегу на кладбище. Оно тогда в районе вокзала было. Приду на могилу и кричу, кричу: «Почему ты не спросишь про детей?» Отолью горе, и домой. И вот раз иду на кладбище, а снежок был, и кустами чья-то могила закрыта. А я из-за слез ничего не вижу, оступилась и в эту яму улетела. Кричу: «Спасите!» А кто спасет? Потом слышу — вроде шаги, снег скрипит. «Кто тут?» Оказывается, муж моей крестной. Он работал там, где гробы делали, и домой возвращался. Кое-как вытащил меня из ямы и говорит: «Куда же ты бежишь, что тебе муж скажет? Ты могла тут замерзнуть, а у тебя четверо детей». После этого я уже не ходила на кладбище, а потом там все застроили и вообще ничего не осталось.
Так я и проработала всю жизнь курьером. И все пешком, с портфелем из одного конца города в другой. А потом, когда дети уже совсем взрослыми стали, говорят мне, мол, хватит, мама, тебе по городу бегать. Разве мы тебе не поможем? Так я на пенсию ушла. Столько пережито, столько выплакано. Такая вот моя жизнь... Не дай Бог никому такую же прожить... Елена ГЛЕБОВА, журналист |
|||
|