Краткая биография землепроходца Е. П. Хабарова

В биографии Ерофея Павловича Хабарова (прозвище Святитсякий) [4, т. 28, с. 453] есть еще много неизученных моментов. Существуют разные версии и толкования его поступков и решений, которые позволяют видеть в человеке, именем которого назван дальневосточный край, более широкий спектр его жизненного пути. «Великий сын Великого Устюга», по другим данным — «сын сольвычегодской земли» [2, с. 228], как иногда называют Е. П. Хабарова его биографы, был из той когорты землепроходцев, которые первыми проложили путь во имя России к богатствам Дальнего Востока.

Родился Ерофей Павлович Хабаров в семье крестьянина, по мнению его биографов, между 1601–1607 годами [17, с. 24], а по мнению составителей Большой советской энциклопедии — примерно в 1610 году [4, т. 28, с. 453]. Родился он предположительно, в деревне Дмитриево Вотложенского стана Устюжского уезда, что в 60 километрах от Устюга Великого, на берегу реки Сухоны. Вероятно также, что юношеские годы Хабарова проходили в Великом Устюге.

В XVII веке Великий Устюг занимал исключительно выгодное географическое и экономическое положение между европейской частью России и сибирскими землями, через него пролегали основные торговые пути «восток—запад». Поэтому детство и юность Хабарова проходили в атмосфере экономического подъема устюжской земли. Многие крестьяне, бросая обжитой предками родной угол, под влиянием рассказов о несметных богатствах сибирской земли и вдохновленные реальным успехом охочих людей, то подавались в Сибирь, за Камень, на промысел в «сибирские торги», то подряжались к московским купцам, то на извоз с «собственными товарами». Пришла в движение и семья Павла Хабарова. Старший из сыновей, Ярко, умный и проворный, не смог усидеть дома, занимаясь традиционным землепашеством в нищете и вечных долгах, когда на его глазах происходило нечто более серьезное, и многие люди смогли вырваться из кабалы, побывав за Камнем всего год-два. По мнению С. Маркова, Ерофей Хабаров тоже попробовал испытать счастье, и уже в 1623–1624 годах «проведывал» земли на реке Лене и возвратился с «успехом». Зимой 1626 года братьев Ерофея и Никифора увлекла в путь «златокипящая вотчина» Мангазеи, и уже весной братья вышли из дома. Одного Ярко отец не хотел отпускать из-за опасности пути, а потому напутствие в жизнь давал сразу обоим сыновьям. Велел братьям помогать друг другу во всем, а Никифору, как младшему и менее опытному, — отдельно, во всем слушаться старшего брата [17, с. 27]. Это стало последним напутствием старого крестьянина «в жизнь» своим сыновьям. И эта воля отца будущего землепроходца по Сибири и Дальнему Востоку исполнялась братьями всю их совместную жизнь.

Ко времени отъезда в Сибирь Е. П. Хабаров был уже женат, имел дочь Наташу. Жена его, Василиса, проживала во время одиссеи мужа то у своих родственников в Соли Вычегодской, то в Устюге Великом [17, с. 120].

Братьев Хабаровых, Ерофея и Никифора, влекла не только манящая даль. Существовала другая, основная, причина их сибирской одиссеи. Только в первую треть XVII столетия через Мангазейскую таможню ежегодно проходило такое количество шкурок соболя, что их стоимость равнялась годовым доходам царского двора [26, с. 295]. Как отмечает М. И. Белов, вплоть до второй половины 30-х годов XVII века каждый вложенный в Мангазее рубль в случае удачи приносил охотнику-промысловику 32 рубля чистого дохода [17, с. 26].

Биограф Хабарова Сафронов описывает, что братья в этом путешествии сначала попали в Соликамск, затем — в Верхотурье и Тобольск. В Тобольске они наняли пятерых покрученников и примкнули к большому каравану кочей, во главе которого шли мангазейские воеводы Г. И. Кокарев и А. Ф. Палицын. Так, вместе со всеми братья пересекли Обскую и Тадовскую губы, поднялись по реке Тоз и остановились в Мангазее: на севере зима приходит рано.

Перезимовав в Мангазее, весной 1629 года Ерофей и Никифор дошли по Енисейскому волоку до Туруханска, оттуда по Енисею и дальше морем прошли в устье Пясины, а далее — волоком перебрались летом на реку Хету в Хетское зимовье. Здесь, в таможней избе, летом 1629 года Ерофей стал служить целовальником по сбору десятинной пошлины с торговых и промышленных людей, а Никифор с покрученными отправился в «нехоженые» земли южной и средней части Таймырского полуострова. В этих землях Никифору Хабарову и его покрученникам удалось добыть восемь сороков соболей (320 штук).

Через год, весной 1630-го, братья возвратились в Мангазею, а оттуда летом по морскому пути — в Тобольск. Именно здесь ярко проявился характер молодого Ерофея Хабарова: он был не только участником, но, как считают его биографы, организатором выступления торговых и промышленных людей против произвола воеводы Кокарева и, как подчеркивает М. Белов, действовал далее от их имени. Дело в том, что на обратном пути с Таймыра, где были братья Хабаровы, Ерофей стал свидетелем крупной ссоры между мангазейскими воеводами. Столкновение словесное завершилось весной 1631 года открытыми военными действиями обеих сторон. Хабаров с первых шагов не побоялся вступить в этот конфликт, примкнув к сторонникам А. Ф. Полицына, и стал в итоге организатором выступления против произвола Кокарева. Однако в выступлении сам лично уже не участвовал, так как не считал кровопролитие правильным решением вопроса и вообще был противником военного столкновения. Хабаров видел разрешение этого конфликта несколько иначе и поступал так, как велела ему совесть. Он понимал, что силой ничего не докажешь, и в поисках справедливого решения вопроса еще в конце 1630 года (по другим сведениям, в январе 1631) Ерофей Павлович отправился с братом в Сибирский приказ в Москву. По пути братья заехали в Великий Устюг (январь 1631 года), Никифор остался дома, а Ерофей сразу же поехал дальше, в Москву. Там он подал челобитную на мангазейского воеводу Кокарева, в которой обвинил его не только в грабеже торговых и промышленных людей, но и в недозволительной продаже вина, пива и меда, в незаконном содержании кабаков, в насильственных нападках на Палицына, стоявшего на соблюдении законности, а также в разорении Мангозейской «землицы» [17, с. 31]. В этой челобитной на имя царя от имени «мангазейского мира» Е. П. Хабаров, отстаивая «праведное дело», просил государя принять меры против произвола с тем, «чтобы.., мангазейская землица вконец не запустела». И выиграл спор. Так, в коридорах царского двора впервые прозвучало имя будущего великого амурского землепроходца.

Еще в 1630 году братья Хабаровы увлекли за собой своего племянника Артемия Петриловского, и будучи на Енисее, вблизи устья реки Тиса, вскоре от мангазейского воеводы Палицына узнали о возможностях развития на реке Лене «другой Мангазеи». А. Ф. Падицын излагал свои мысли царю на дальнюю перспективу и предлагал «послать сибирских людей», «поставить город или остроги» на Лене и других реках недалеко от нее с целью приведения «новых землиц людей» «под великую государеву руку», а «с них собирать ясак» для пополнения царской казны.

В этом деле Е. П. Хабаров решил попытать свое счастье и выехал. По вопросу о времени приезда братьев на Лену существуют разные мнения. Согласно одному Хабаров прибыл на Лену не позднее 1632 года, по другой версии — в 1638 году. Вместе с Ерофеем туда прибыли Никифор и их племянник Артемий Петриловский. Скорее всего, как считает Г. А. Леонтьева, все это произошло в 1632 году [17, с. 32] по возвращении братьев из Устюга Великого, где они немного отдохнули в кругу семьи и решили вопросы продажи привезенной рухляди — соболей.

Прибыв в Сибирь, Е. П. Хабаров после московской поездки подал челобитную с просьбой отправить его на Лену, нанял 27 рабочих — покрученников, произвел с ними предоплату, договорился с казной о выдаче разных продуктов и ждал разрешения. Из енисейского острога, после получения разрешения на свою челобитную, он отправился в дорогу и все лето провел в пути: плыл по Ангаре и ее притоку Илиму до Усть-Кутского острога. Там этот небольшой отряд обосновался на зиму, откуда они ходили по Лене к Якутску.

В это время якутский край был обжит промышленниками довольно слабо. Поэтому Е. П. Хабаров с артелью охотился на верхних притоках Лены: реке Куте, Киренге, Чечуе, Вилюе. Но это было недолго из-за наплыва промышленных людей, и Хабаров задумался об изменении направления своей деятельности. Он решил остановить свой выбор на обнаруженном им Усть-Кутском соляном месторождении [17, 33].

Нужно отметить, что в будущем это месторождение, наряду с Иркутским Усольем, будет обеспечивать солью всю Восточную Сибирь. Здесь, на Усть-Кутском соляном месторождении Е. П. Хабаров основал соляные варницы, и уже к 1639 году артель хабаровцев обеспечивала потребности в соли не только близлежащие остроги, но и Якутск. Здесь же он параллельно обосновал соболиный и рыбный промысел, завел землепашество.

В эти годы Е. П. Хабарову посчастливилось еще в одном. Его отъезд на Лену в 1638 году совпал с отправкой туда же землепроходца Максима Перфильева с целью «проведывания новых землиц» в районе Витима — притока Лены. На этом пути землепроходцы познакомились лично и после встречи старались не терять связей. Вскоре Е. П. Хабаров стал одним из крупнейших хлеботорговцев в Якутском уезде [2, с. 204]. Его желанием было собрать более тысячи пудов хлеба в год и захватить хлебные рынки в Сибири.

Кроме солевой добычи и хлебопашества, рыбного и пушного промыслов покрученные Е. П. Хабарова занимались еще извозом через Ленский волок — от Илимского до Усть-Кутского острогов [2, с. 205]. Однако мечтам Е. П. Хабарова не суждено было осуществиться. Если бы не «желания» якутских воевод, возможно, не тронулся бы Е. П. Хабаров на амурскую землю, не гнала бы его судьба «встречь солнца». Все вышло не так, как замышлял промышленный человек Ерофейка, Павлов сын Хабаров. Первые якутские воеводы П. Головин и М. Глебов «заняли» у него в «государеву казну» 3000 пудов хлеба*, затем они «отписали» в казну без всякого вознаграждения его соляной промысел, который Е. П. Хабаров передал десятнику Семену Андреевичу Шелковникову, тому самому, который в 1647 году основал первый русский порт на Тихом океане — Охотский острог. Отобрали у Хабарова и пашенные земли. Так, взятые в казну посевы Е. П. Хабарова положили начало казенной пашни по реке Лене [17, с. 37].

Кроме «промысловой жилки» в это время, которое биографы Е. П. Хабарова называют Ленским периодом, по мнению Ф. Сафонова, Ерофей Павлович, «ища прибыли государям» и «прибытку себе», собирал сведения о Ленском бассейне, возможностях и времени хождения по Лене под парусами и греблей до устья, «какие люди по тем рекам живут», старался получить и перепроверить данные о различных народах этого бассейна.

После потери земли в 1641 году Е. П. Хабаров поселился в районе устья реки Киренги в Никольском округе. С появлением бесстрашного и предприимчивого человека на этой земле началась новая история Никольского острога. Вскоре он основал там селение, названное впоследствии Хабаровкой. Нужно отметить, что в этих местах до сих пор сохранились названия деревней: Хабаровка, Хабарово Поле, Хабарова Роща и т. д. У Е. П. Хабарова были свои заимка и мельница. Энергичный и деятельный человек, на новом месте он развел обширное хозяйство. Для якутских воевод, которые в своих «отписках» на имя царя постоянно затрагивали имя Е. П. Хабарова (уже вторично оно звучало в коридорах царских), он оказался «неудобным человеком», костью в горле. И повод для расправы с неуступчивым Хабаровым чиновники нашли быстро. В 1643 году за отказ «ссужать деньгами» воеводскую казну у него незаконно отобрали все владения, а самого бросили в якутскую тюрьму, где он просидел без всякого на то решения суда около двух с половиной лет, то есть до конца 1645 года [26, с. 39]. Но и это не сломило землепроходца.

Освободившись из заключения, он вернулся в Усть-Киренгу и вместе с братом и племянником принялся восстанавливать свое хозяйство [2, с. 205]. По случаю самоуправных действий воеводы П. П. Головина Е. П. Хабаров обратился к царю с челобитной на притеснения воеводы и просьбой «разрешить ему выезд на родину для освобождения своей семьи от правежа». И такое разрешение он получил, но с условием «оставления своей пашни брату Никифорке Хабарову» [29, с. 89-90]. Это был третий случай, когда имя Хабарова поневоле появилось на устах чиновников в Москве.

Описываемые события, связанные с отстаиванием своих прав против незаконных действий якутского воеводы П. П. Головина, совпали по времени с возвращением в 1646 году с Амура экспедиции В. Д. Пояркова. Слухи о богатствах Приамурья завладели Хабаровым. Он был осведомлен об экспедициях Перфильева, Бахтеярова и получил информацию о последней — поярковой, а также о путях, которыми отряд добирался на Амур. Однако сам он на подобный шаг до поры не решался, так как на организацию большой экспедиции нужны были большие деньги, а ими в тот момент Хабаров не располагал. Трижды ему пришлось поправлять разоренное Головиным хозяйство. Кроме того, на этой почве у Хабарова не сложились отношения с администрацией, поэтому думать о денежном кредите или о возможности получить из казны снаряжение не приходилось. Тем более что экспедиция В. Д. Пояркова, по оценке администрации, оказалась безрезультатной. Поэтому в сложившейся ситуации всякую мысль об экспедиции на Амур приходилось откладывать до более подходящего момента.

В 1646 году вместо смещенного за злоупотребления и самоуправство воеводы П. П. Головина из Москвы прислали православного ливонского немца по происхождению Дмитрия Андреевича Францбекова (Фаренсбаха), который, по словам С. Маркова, «обеими руками вцепился в государеву казну, которую он считал за свою собственную». Ждать чего-либо от Францбекова также не приходилось, и Е. П. Хабаров, понимая выгодность Амурской экспедиции, предложил совершить ее за свой счет. Францбеков согласился и отдал «оптовщику» наказ о походе в Даурию.

Как считает А. Алексеев, Хабарову не удалось собрать нужного числа людей [2, с. 206]. В своей челобитной он просил у воеводы дать ему на Амур 150 человек, которых соберет за свой счет. Однако только около 70 добровольцев вызвались идти в далекий поход [17, с. 54]. Но это не задержало Е. П. Хабарова. Самое главное, на руках у него было разрешение воеводы на совершение Амурской экспедиции. А вот когда в период подготовки похода Хабарову нужны были деньги, воевода их давал «в заем» под 50 процентов.

В конце марта 1649 года отряд Е. П. Хабарова уже вышел из Илимского острога и весной 1650 года достиг амурских берегов. На пути к Амуру к отряду примыкали небольшие группы охочих и промышленных людей [17, с. 53].

Обнаружив на Амуре опустевшие городки местного населения князца Лавкая, Е. П. Хабаров решил дальше не идти, а вернулся с небольшой группой в Якутск, доложил Д. А. Францбекову обстановку, пополнил запасы продовольствия и оружия, и с новыми людьми, присоединившимися к его отряду, осенью 1650 года снова был на Амуре. Здесь ему пришлось выручать из-под осады оставленных им членов экспедиции на амурской земле.

В 1651 году Е. П. Хабаров заложил первую русскую крепость Албазин, но сам в ней не остался, пошел дальше и спустился до устья реки Уссури. Установление российской власти на Амуре сопровождалось сооружением острожков: Усть-Стрелочный, Албазинский, Кумарский, Ачанский [26, с. 297].

Хабаровцы прошли Амур до самого устья. Понимая важность колонизации земель на востоке, еще в 1651 году российское правительство по просьбе Е. П. Хабарова и Д. А. Францбекова собиралось отправить на Амур 3-тысячное войско под командованием князя Лобанова-Ростовского, но этот поход в связи с внешнеполитической обстановкой в России не состоялся.

С целью предварительной рекогносцировки на Амур к Е. П. Хабарову Сибирским приказом был направлен московский дворянин Д. И. Зиновьев. Встреча хабаровского отряда с представителем Москвы произошла только в 1653 году. Обладая воеводскими полномочиями, Д. И. Зиновьев официально подтвердил включение Приамурья отрядом Е. П. Хабарова в состав Российского государства, вручил Хабарову и «его людям» царские награды и, превысив всякие полномочия, самоуправно и безосновательно за «дерзость» (Хабаров потребовал у Зиновьева царского указа о его отстранении от дел на Амуре после «великой» государевой награды) приказал арестовать землепроходца. Он отстранил его от должности и дальнейшей работы на Амуре и велел передать полномочия приказного человека есаулу и пушкарю Онуфрию Степанову (Кузнецу), который с отрядом хабаровцев до 1658 года разъезжал по Амуру и собирал с местного населения ясак.

Спешность отправки Зиновьева в столицу со «свитой» для доклада объясняется его боязнью возможной голодной зимы на Амуре. Вместе с собой Зиновьев забрал находящегося «под присмотром» Хабарова для «объяснения» в Москве. На самом же деле, добравшись до Тугирского волока в октябре 1653 года, московский дворянин вдруг забыл о поспешности и остался зимовать до наступающей весны. Опасаясь того, что Е. П. Хабаров может уйти и вернуться на Амур, а он, Зиновьев, будет разоблачен в самоуправстве и невыполнении задания Сибирского приказа в подготовке прибытия 6-тысячного войска, Зиновьев отдал распоряжение изолировать Хабарова и в наиболее доступных для возможного побега местах надевать на землепроходца кандалы (смычки).

Поездка Е. П. Хабарова до Москвы была тяжелой и изнурительной. Зиновьев вымогал у землепроходца то соболью шубу, то шапку, то собольи пластины. Грабил московский дворянин и других охочих и промышленных людей: как встречавшихся на дороге, так и тех хабаровцев, забранных из отряда в качестве обвинителей приказного человека, кто грозился выступить в Москве. Потом они горько раскаивались в содеянном и вместе с Хабаровым написали и отдали в Енисейском остроге воеводе Пашкову челобитные на Зиновьева о его самоуправстве, грабежах и вымогательствах, а также в шантаже.

На основании этих челобитных и по настоянию Е. П. Хабарова Пашков вынужден был провести расследование и конфисковал у Зиновьева отнятое им имущество служилых людей, а также вместе с нарочным отправил все конфискованное в Сибирский приказ. Так, благодаря принципиальности и настойчивости Е. П. Хабарова было спасено награбленное Зиновьевым.

По дороге Е. П. Хабаров видел, как поток служилых и охочих людей по проторенным его отрядом путям двигался на Амур, несмотря на всевозможные запреты и преграды со стороны властей.

Какую-то часть пути до столицы Е. П. Хабаров проделал без Зиновьева, так как последний опасался обвинений и нагонял в дороге время. В декабре 1654 года Д. И. Зиновьев был уже в Сибирском приказе в Москве, где сразу доложил о проведенной работе на Амуре. Он подтвердил факт и значение присоединения Хабаровым Приамурья к России, но самого землепроходца охарактеризовал крайне отрицательно.

Что касается Е. П. Хабарова, он в Сибирский приказ не очень спешил. Землепроходец прекрасно понимал, что сразу его никто не станет слушать, а потому рассчитывал прибыть на высокий прием после отчета, сдачи конфискованного награбленного имущества и документов расследования по делу самоуправства и шантажа, отправленных нарочным от воеводы Пашкова. За это время Хабаров побывал в Великом Устюге и только в середине февраля 1655 года был расспрошен в Сибирском приказе в Москве его руководителем князем А. Н. Трубецким, а затем его помощником дьяком Г. Протопоповым.

Одержав победу в главном вопросе, Е. П. Хабаров подал на Зиновьева жалобу, к которой приложил документы на 1500 рублей, то есть на ту сумму, на которую его ограбил дворянин. Жалоба Хабарова и вина Зиновьева были настолько очевидны, что суд вскоре разобрался во всем и 13 июня 1655 года вынес вердикт. Первое: в действиях дворянина Д. И. Зиновьева по отношению к Хабарову усмотреть злоупотребление служебным положением и намерение обобрать и оклеветать землепроходца. Но учитывая, что подобное у Зиновьева случилось впервые, суд вынес в адрес «московского представителя на Амуре» предупреждение. Второе: дворянину Д. И. Зиновьеву следовало возвратить Хабарову отнятое у него незаконным путем имущество на сумму 1500 рублей.

Однако Е. П. Хабарову удалось получить только часть. Этим он смог рассчитаться с Соковкиным, должником которого был землепроходец. Относительно второй части долга, из-за бесчестности Зиновьева и волокиты в случае продолжения судебного процесса, Хабаров настаивать на возвращении денег не стал. 5 июля 1655 года по совету дьяка Протопопова он написал челобитную на имя царя Алексея Михайловича об официальном зачислении его на службу «в тот чин, в котором он пригодится».

Сибирский приказ удовлетворил челобитную Хабарова, но лишь частично. Он признал заслуги землепроходца, поверстал его в «дети боярские», установив оклад в размере 10 рублей деньгами, 10 четвертей ржи, 10 четвертей овса и полутора пуда соли в год [17, с. 105]. Так в Москве оценили заслуги землепроходца.

Нужно отметить, что факт зачисления Е. П. Хабарова в «дети боярские», минуя казачью или стрелецкую службу, был большой редкостью для Сибири. Однако возмещение Е. П. Хабарову материальных убытков, нанесенных Зиновьевым, Сибирский приказ игнорировал.

В Москве Е. П. Хабаров пробыл до осени 1655 года, то есть до момента организации 20 августа Амурского воеводства и назначения туда первым воеводой Афанасия Пашкова. Вероятно, потому, что, с точки зрения Сибирского приказа, Е. П. Хабаров уже выполнил свою миссию на Амуре и его нахождение там могло поставить воеводу в дискомфортное положение, туда его не пустили, а отправили в Илимский гарнизон «согласно реестру» [17, с. 106]: землепроходец был назначен управителем приленских деревень от Усть-Кута до Чечуйского волока [26, с. 116]. На Лену Хабаров возвратился в 1658 году и поселился в Киренге — своей деревне, которую местные жители называли Хабаровкой.

Еще в 1650 году, уезжая в Приамурье, Е. П. Хабаров по договору передал Панфилу Яковлеву на период экспедиционной работы эту деревню с мельницей, пашенными землями и сенокосами. Панфил Яковлев, как мог, поддерживал все, за что был ответственен, и даже сумел организовать распашку части новой земли. Вернувшись в родную деревню, землепроходец занялся благоустройством своего быта. Он поставил новый двор, «хоромы» и различные хозяйственные постройки, распахал под пашню 18 десятин земли на Киренском лугу, Байдановской и Русовской заимках, расширил свои владения на лугу, поставил две мельницы: одну на Чечуевском волоке, другую — против Усть-Киренского Никольского погоста за Леной. За все это Ерофей Павлович исправно платил оброк.

Хозяйство Хабарова в Сибири было поставлено на широкую ногу и носило многоотраслевой характер. У него сеяли хлеб, выращивали скот, занимались мукомольным, скорняжным и кожевенным промыслами. Хабаров сумел организовать и использовать труд как нескольких зависимых, работающих за часть урожая половников, так и наемных работников, которых он приглашал к себе на работу в пору страды. Из этих же людей Хабаров вербовал покрученников, которых отправлял на соболиный промысел в места хорошо знакомые: Олекму, Тугирь, Тугирский волок и его окрестности. Сам Хабаров в тайгу не ходил, так как по службе не мог отлучаться надолго. Он считался непосредственным представителем воеводской власти над крестьянами, а его полномочия, определявшиеся воеводской наказной памятью, были очень широкими. Как приказной человек он не только контролировал работу и наблюдал за государственным хозяйством, включавшим десятинную пашню и обрабатывающих ее крестьян, а также при необходимости вмешивался в личное крестьянское хозяйство, если того требовала обстановка, отвечал за моральные устои своих «подопечных» и их общественную благонадежность.

Однако, имея широкий круг обязанностей, он стремился к возвращению на «свой» Амур. И случай вновь пройти на Тугирский волок ему представился, но уже по воле якутского воеводы Михаила Лодыженского, который на основании грамоты из Сибирского приказа велел взять Хабарова под стражу и отвести его на Тугирский волок «для поиска» снаряжения, спрятанного там во время отправления Хабарова с Амура дворянином Зиновьевым для объяснений в Москву. Речь шла о порохе и свинце, которые следовало отправить в Нерчинск воеводе Афанасию Пашкову. Сопровождали Хабарова 30 казаков во главе с сыном боярским Федором Пущиным, в казенной памяти которого предписывалось отпустить землепроходца, если казну обнаружат, а в противном случае препроводить его в Якутск для объяснений.

Поездка результатов не дала, на волоке Е. П. Хабаров спустя столько лет ничего не нашел, да и отыскать было бы уже невозможно из-за большого промежутка времени и значительного потока людей, двигавшихся на Амур через Тугирский волок. Не было ни казны (свинца и пороху), ни серпов, ни кос, ни сошников, которые он когда-то прятал. А потому Хабарова доставили в Якутск и предъявили долг на сумму 4550 рублей, которых, естественно, у землепроходца на тот момент не было. После долгих переговоров с воеводой стороны пришли к согласию на уплату долга в казну частями: Е. П. Хабаров обязался посылать в Якутск ежегодно 1600 пудов хлеба. Свое слово землепроходец сдержал.

Из официальных документов переписки известно, что к 1660 году у Е. П. Хабарова имелись уже внук и два сына — Андрей и Максим [17, с. 121]. Хабаров действительно был любящим мужем и заботливым отцом. Находясь даже в самых трудных условиях, по долгу не имея сообщений из дома о своей семье, он использовал любой подходящий момент, чтобы побывать на родине. Сегодня найдены документы, согласно которым можно полагать, что в 1651 году его семья проживала в Сибири: либо в Якутске, либо в Илиме.

Жена Ерофея Павловича Василиса умерла до 1667 года. Именно в этом году Хабаров наказывал старцам Усть-Киренского монастыря ее поминать [17, с. 121]. В это время дети Хабарова уже с ним не жили и были «отделены», так как он не хотел их сделать наследственными должниками в казну. После похорон жены землепроходец стал реже и реже бывать в своей деревне, у него сократились посевные площади, которые были уже неоднократно защищены от посягательств со стороны.

В 1663 году в его деревне Хабаровке старцем Гермогеном был основан Усть-Киренский монастырь, с которым также были земельные споры.

Из документов также известно, что 28 октября 1666 года Е. П. Хабаров обращался с просьбой отпустить его снова на Амур к илимскому воеводе С. О. Аничкову (Оничкову) по службе или так, чтобы строить там «город» и завести пашни. Но воевода этот вопрос не решил и посоветовал ему обратиться с подобной просьбой к тобольскому воеводе Петру Годунову, который считался старшим (главным) по службе среди воевод Сибири, или в Сибирский приказ.

Перед отправкой в Тобольск, будучи уже в пожилом возрасте (56–60 лет), Е. П. Хабаров подарил монастырю мельницу, а затем ему же пожертвовал недвижимость своей деревни, на что старцы обещали в случае смерти землепроходца поминать его, Василису и их родителей. А насеянный хлеб, ценные вещи (медную посуду, изделия из железа) и скот Хабаров продал.

Осенью 1667 года с ясачной казной и документацией Е. П. Хабаров прибыл в Тобольск и 15 октября подал челобитную с просьбой отпустить его на Амур. В ней землепроходец указывал, что «поднимет на своих проторях сто человек и на своих судах и хлебными запасами», а на Амуре поставит город (острог) и займется хлебопашеством [17, с. 125].

Дать разрешение на эту челобитную Е. П. Хабарову, которого на Амур не пустил Сибирский приказ, воевода не решился и порекомендовал отправиться землепроходцу самому в Сибирский приказ. Он надеялся, что Хабаров по возрасту уже не пойдет на этот шаг и просто не поедет в такую даль, перестанет тревожить «начальство». Очень уж «известным» был Е. П. Хабаров в Сибири, и за ним на амурские земли могло потянуться большое количество людей, что было нежелательно для властей: Сибирь по сравнению с Амуром была в это время менее заселенной. Это оказалось второй причиной отказа землепроходцу. В Сибирском приказе, как и следовало полагать, никто не стал хлопотать перед царем за Хабарова. Он им был просто не нужен. Ограничились лишь повышением ему оклада за безупречную службу перед царем и Отечеством, а остальные вопросы, в том числе и просьбу о разрешении уехать на Амур, оставили без внимания.

Ничего не добившись, Е. П. Хабаров вновь возвратился в ставшую родной Киренгу, в свою Хабаровку, так как по условиям завещания, написанного землепроходцем перед отъездом, она переходила в собственность монастыря только после его смерти.

Немолодые годы, нелегкая работа и быт землепроходца брали свое. По предположению А. Алексеева, Ерофей Павлович Хабаров свои последние годы провел в Илимском остроге или в своей деревне возле Усть-Киренги [2, с. 216]. Когда и как умер землепроходец, где похоронен — для историков пока остается загадкой.

По мнению Б. П. Полевого, Е. П. Хабаров умер в начале февраля 1671 года в возрасте 64–66 лет [17, с. 127]. По сведениям сибирских краеведов, он похоронен в ограде Усть-Киренского Троицкого монастыря. Однако 1 декабря 1981 года в газете «Тихоокеанская звезда» прошло сообщение, что в селе Калинино (бывшее название — Монастырщина) на Амуре была обнаружена плита с хорошо различимыми словами «Ерофей Павлович...», в связи с чем возникла версия, что землепроходец все-таки вернулся на Амур именно в поселок Калинино, где доживал свои последние дни, там же умер и похоронен. А благодарные потомки спустя время поставили эту надгробную плиту с высеченным на камне его именем [Тихоокеанская звезда, 1981. 1 декабря]. Дом Е. П. Хабарова не сохранился, но место это до сих пор в Киренге называют Хабаровским.

Таков очень краткий рассказ по имеющимся у историков в наличии архивным документам о судьбе амурского землепроходца Ерофея Павловича Хабарова — устюжанина, крестьянского сына.


* В отдельных литературных источниках можно встретить данные «300 пудов хлеба». Возможно, это опечатка. — Прим. В. Павлика. Вернуться