Лето 1651 года на Амуре

Не дождавшись возвращения посланников в Якутск, 2 июня 1651 года на построенных весной новых судах и отремонтированных прежних Е. П. Хабаров оставил Албазинский городок и всем отрядом двинулся по Амуру. Это начало следующего, четвертого, этапа экспедиции — полного присоединения Приамурья к Российскому государству.

Хабаров, отправляясь вниз по Амуру, ставил перед отрядом следующие цели: привлекать местное население «под великую государеву руку», собирать ясак, исследовать «новые землицы» «встречь солнца».

Однако в ходе пути Хабарову сразу же пришлось скорректировать свои планы. Через сутки (по другим источникам — через два дня) в городке князца Досаула хабаровцы обнаружили две уцелевшие юрты и остатки пожарища. Встреченная ими в разрушенном селении старая даурка рассказала, что по приказу Досаула жители его рода уехали, живут теперь в улусах и настроены против русских землепроходцев. Тогда Хабаров решил проверить, правду ли говорит даурка, и повернул суда обратно против течения: он хотел узнать, что происходит выше Албазина. Через трое суток пути хабаровцы подошли к поселениям князцев Гойгудара, Олгемзы и Лотодия, но в этих местах их ждал другой «сюрприз». Не желая подчиниться новой власти, князцы встретили отряд Хабарова у стен городка Гойгудара градом стрел еще до того, как землепроходцы причалили к берегу [17, с. 69]. На ответные пушечные выстрелы дауры укрылись за стенами своих городков. Взорам хабаровцев открылись новые оборонительные укрепления, выстроенные за весну и лето. Нижняя часть этих укреплений была основательно обсыпана землей, верхняя — обмазана глиной. Ворота заменяли высокие подлазы, куда могли проехать даже конники. Каждое такое укрепление было окружено двойным кольцом рвов глубиной более двух метров. Под стенами ко рвам также были сделаны подлазы (подземные ходы), а внутри укрепления вырыты глубокие ямы, где прятались старики, женщины и дети. В таких же ямах укрывали скот.

Общая территория, которую занимали городки-укрепления, была около полудесятины [17, с. 69]. Плюс к этому, по сведениям, полученным Хабаровым от местных жителей, по приказанию князцов все вокруг лежащие улусы (поселения) сожгли, а их жителей привлекли для защиты в городки. Князцы также считали, что на их стороне выступят и 50 «богдойских людей» [20, с. 96], прибывших сюда с разведывательной (как потом стало известно Хабарову) миссией под предлогом сбора ясака и торговли. В связи с известиями от местных жителей, которые ушли по приказу Лавкая из 5 городков к «царю Шамшикану», на самом деле выяснялась обстановка на Амуре и действия русских людей [20, с. 96]. Однако с самого начала конфликта богдойцы отказались участвовать в этом процессе. Они отъехали в поле «далече» и пассивно наблюдали со стороны за ходом событий.

После того как даурские князцы отвергли переданное через толмача Константина Иванова предложение Хабарова о мирном улаживании взаимоотношений (предлагалось сложить оружие, принять российское подданство, платить ясак и принять защиту «от иных орд»), он отдал приказ о начале осады укреплений, которая продолжалась всю ночь до восхода солнца. С. М. Соловьев отмечает, что на требование давать русскому царю ясак, князец Гугудар (Гойгудар) ответил, что дает его богдойскому царю и что дауры в ходе обороны настреляли стрел, «как нива стоит насеяна». Надо полагать, что такая постановка вопроса со стороны даурских князцов была следствием маньчжурской «миссии» и началом политики выживания русских людей с Амура [34, с. 571-572]. Утром, после артиллерийского и оружейного обстрела, через брешь в стене хабаровцы проникли в первый, нижний, городок и овладели им. В полдень следующего дня был захвачен второй рубеж. Более ожесточенной оказалась схватка за третий рубеж, дошедшая до рукопашной. Из-за упрямства князцов появились потери с обеих сторон. Среди полчан Е. П. Хабарова ранения получили 70 человек (по другим сведениям — 45) [17, с. 70]. Четверо были убиты [34, с. 572]. Среди дауров лишь около полутора десятков ушли из городка, остальные были либо убиты — более 600 человек [34, с. 572], либо пленены [2, с. 210]. В руки хабаровцев попала большая добыча, в том числе скот и кони.

На следующий день после сражения, 6 июня 1651 года [20, с. 95], по инициативе «богдоевских людей» состоялась встреча с их посланцем в «камчатовом платье и соболиной шапке» [20, с. 96], что указывает на какой-то высокопоставленный чин. Переводчика не было, но в ходе длинного диалога через женщин-даурок Е. П. Хабаров понял, что у правителя богдоев имеются дружественные намерения к русским людям, и конфликты исключены. В ответ Хабаров передал «царственные» миролюбивые устремления, наделил богдойцев «государевыми» подарками и с честью их отпустил [17, с. 70].

В течение полутора месяцев пребывания в захваченном Гойгударовом городке Е. П. Хабаров постоянно посылал пленных дауров к князцам Досаулу, Банбулаю, Шингинею, Албазе с предложением принять российское подданство и платить ясак. В обмен обещал гарантию защиты царя от иноземного вторжения, но ответа не получал. Тогда 25 августа 1651 года, поставив на суда коней, хабаровцы поплыли вниз по Амуру к городку Банбулая [20, с. 96]. Но городок оказался пустым, хлеб стоял не сжатым и уже осыпался. Купив у Хабарова за очень высокую цену серпы и косы*, желающие из промышленных людей снимали в поле хлеба, а казаки, по распоряжению Е. П. Хабарова, целую неделю занимались поиском улусных людей.

В ходе поиска собрали информацию о том, что большие улусы, куда переехали местные жители из городка, расположены следующим образом: один — князца Кокурея (Кокуря) — против устья реки Зеи, второй — князцов Турончи, Толги и Омутея — ниже. Причем второй городок — последняя даурская крепость, которую укрепляли «всею Даурскою землею» [2, с. 21]. Поговорив со своим «войском», Е. П. Хабаров принял решение идти в тот «крепкий» городок.

Оставив Банбулаев городок, через двое суток хабаровцы подошли к Кокуреву улусу. Все 24 юрты городка оказались пустыми. Войдя в устье Зеи, откуда начинал свою одиссею по Амуру В. Д. Поярков, хабаровцы направились вверх по реке. Пройдя мимо еще трех пустых улусов, отряд Хабарова остановился неподалеку от большого городка, который показался хорошо укрепленным и неприступным. Небольшой отряд, отправленный туда «атаманом» на легких стругах, незаметно подошел к городку и без труда овладел им из-за малого числа дауров. Князцы Туронча, Толга и Омутей, находившиеся в это время на пиру в улусе, были ошеломлены, когда им доложили, что на городских стенах и башнях находятся русские люди. В возникшей между даурами панике, когда под пушечные выстрелы они повыскакивали из своих жилищ и увидели хабаровцев верхом на конях, Омутей и его сородичи оседлали коней и ретировались в сторону леса. Другие тоже последовали их примеру и стали разбегаться. Горстка казаков, воспользовавшись паникой, преградила путь двум другим князцам. Те заперлись в юрте и никого не подпускали. Кроме них сопротивление никто уже не оказывал. В это время и подоспели основные силы хабаровцев.

Чтобы избежать кровопролития, Хабаров обратился через переводчика к даурам с предложением сдаться, принять российское подданство и платить царю ясак. Толга и Туронча согласились и вышли из юрты. Вскоре по их приказанию вернулся и Омутей с 300 конными и пешими воинами [17, с. 71]. Пленников разоружили и за стенами городка всенародно дали присягу на верность царю. Перед всем своим народом дали такую присягу и даурские князцы. Для того чтобы обеспечить регулярную уплату ясака, трое этих князцов и трое «лучших людей» сели в аманаты, и по их распоряжению в тот же день дауры принесли ясак — 60 соболей.

Как пишет Г. А. Леонтьева, по законам того времени дауры должны были выкупить своих пленных. Особо высокая цена полагалась за жен и дочерей князцов: «по сороку рублев и по шестидесяти, а за иную ... по сту рублев». Конечно, российских денег у князцов не было. Взамен денег давались товары. Однако выкуп пленных мог обострить вроде бы налаживающиеся отношения. «Атаман» и его товарищи, посоветовавшись между собой, решили «порадеть государю». Для пользы дела, установления более доверительных отношений, «постоянства и утверждения земли» они пренебрегли своей выгодой и «своими зипунами», освободили всех пленных без выкупа и велели им жить на их прежних кочевьях без боязни [17, с. 71-72]. Еще они согласились на просьбу дауров отложить уплату полного ясака до начала охотничьего сезона, то есть до осени [2, с. 210]. Так, по мнению части исследователей, закончился этот конфликт хабаровой эпопеи.

Историк В. Зоркин, также опираясь на документы, описывает разрешение случившего конфликта несколько по-иному. Ссылаясь на статью Н. П. Чулкова о Хабарове в журнале «Русский архив» [№ 189, кн. 1, с. 177-190], написанную по документам Сибирского приказа, хранившимся в Московском архиве Министерства юстиции, он рассказывает о финале как о трагедии. При этом Н. П. Чулков приводит отрывки из подлинников. В. Зоркин пишет, что в одном документе рассказывается о расправе, которую учинил Хабаров в захваченном улусе. После всех заверений о верности атаману Хабаров, дабы больше не повторялось подобное, мужчин приказал утопить, а жен и детей их — «подуванить», то есть поделить между служилыми людьми. В числе захваченных оказалась жена князца Шилгинея, которую Хабаров хотел сделать своей наложницей. Но женщина воспротивилась, и «атаман» приказал удавить ее. Почти всех заложников он засек кнутом, в том числе и Толги, а в Москву послал известие о том, что заложник сам себя лишил жизни. Об этом, как замечает В. Зоркин, в свое время писал и историк Г. Миллер. Князец Кичига пообещал Хабарову выкуп за троих своих пленных братьев и сына — пять сороков соболей. Однако Хабаров заложников повесил, остальных пленных приказал порубить [10, с. 7-8].

После этого, как цитирует документы А. Алексеев, дауры «...жили в тех своих улусах у города с нами за един человек и корм нам привозили, и они к нам в город ходили беспрепятственно, и мы к ним тоже ходили» [2, с. 210]. Из второго варианта разрешения конфликта становится логически понятным, почему после всего этого дальнейшие действия происходили по нижеописанному сценарию, то есть так, как и случилось. А случилось дальше вот что.

Внешне между хабаровцами и местными жителями действительно складывались обоюдные доверительные отношения, развивались торговые деловые связи. Русские люди свободно входили в юрты, дауры также беспрепятственно посещали городок хабаровцев, часто виделись с аманатами. Многие из отряда подумывали уже обзавестись женами из числа молодых даурок и заняться хлебопашеством. Местные жители снабжали полчан продовольствием. Ничего не предвещало беды: городок Толги хорошо укреплен, имелся хлеб, аборигены приняли присягу на верность царю. Е. П. Хабаров избрал Толгин городок местом зимовки, казаки, по распоряжению атамана, начали ставить четыре башни, чтобы установить на них пушки, а внутри городка отстраивали аманатный двор.

Не дождавшись никаких известий из Якутска, Е. П. Хабаров отправил туда 2 августа 1651 года Сергушку Андреева, Богдашку Габышева, Ивашку Телятева и Ефимку Самсонова с отпиской о своих действиях. В провожатые дал им 36 человек до Тугирского волока с условием их обратного возвращения в отряд на Амур [2, с. 210].

3 сентября 1651 года казак Константин Иванов во время посещения даурских юрт заметил необычное возбуждение и странные приготовления. Неожиданно на него напали несколько мужчин-дауров и хотели связать. Вырвавшись из их рук, Иванов с криком побежал к городку**. В этот момент весь улус пришел в движение, дауры с семьями повскакивали на лошадей и умчались в лес. В ответ на тревожный сигнал пришли в движение и хабаровцы. При допросе аманатов о планах местных жителей и причинах нападения те отрицали свою причастность к заговору, который по чистой случайности был сорван. Четверо суток напрасно ожидали хабаровцы возвращения аборигенов обратно в улус. Так как уже не было гарантии спокойной зимовки, Хабаров отдал распоряжение на сбор отряда, а 7 сентября 1651 года хабаровцы снялись и пошли вниз по Амуру. Не забыли они взять с собой и аманатов.

От устья Буреи начиналась довольно заселенная земля гогулей. Во время бесед с местными жителями Е. П. Хабаров узнал, что их земля скоро закончится, и с устья Сунгари начнется земля дючеров.

По дючерской земле отряд проплыл еще семеро суток, почти нигде не приставая к берегу. Левый берег Амура был здесь низменным, местами заболоченным и, следовательно, к зимовью непригодным. Правый берег — горный, неудобный. С точки зрения военной тактики, он не мог обеспечить разворачивание сил русских к обороне, а также безопасность и для бытовой жизни, для выполнения задач по сбору ясака с местного населения.

После дючеров началась земля ачан. Землю этот народ не пахал, скот не разводил, а занимался только рыболовством [2, с. 211] и охотой.

29 сентября хабаровцы заметили на левом берегу Амура на «камени», то есть на высоком утесе, большой улус [17, с. 73]. Это место сразу признали удобным для зимовки. Под утесом проходила протока, в которую, как в бухту, заходили суда.


* Серп продавался по одному рублю, коса — по два рубля [17, с. 210]. Вернуться

** У отдельных авторов проходит информация, что К. Иванов был отправлен на проверку к даурам, но там никого не встретил — дауры уже ушли. Однако это не меняет положения дел. Вернуться