Сказка сказывается

ыло это очень давно. Так давно, что старые вороны не помнят, когда ...

В то давнее время, когда мир божий наполнен был лешими, ведьмами да русалками, когда реки текли молочные, берега были кисельные, а по полям летали жареные куропатки, в то время жил-был царь Горох...

В некотором царстве, в далеком государстве ...

Случилось это так давно, что мне и рассказать вам трудно, во всяком случае, даже самые древние старики в деревне уже слыхали об этом...

Так начинается сказка. Не спеша уводит в другую реальность, где добро всегда борется со злом и побеждает, люди и звери говорят на одном языке и больше всего ценятся мудрость и простота. Наука о сказках — сказковедение — утвердила их классификацию, подразделяя на волшебные, легендарные, бытовые, про животных, анекдотические, небылицы, вывела формулы сюжетных линий. Но оставим в стороне цифры и схемы и пройдемся по неведомым дорожкам сказочного фольклора. Путь немалый, тропинок великое множество, и выбрать придется лишь некоторые. И потому это лишь попытка заглянуть в сердце сказки, чтобы понять душу народа, ее сочинившего.

казители — главные проводники. В Древней Руси ими были волхвы. Былинно-мифологические сказы — кощуны — повествовали о богах и предках. С утверждением христианства, когда языческие верования оказались под запретом, окраска этого слова стала резко негативной: насмехаться над священными предметами, осквернять, суесловить (словарь Даля). Еще сказочные истории именовались баснями, но лишь те, которые не носили эпического характера. Термин «сказка» (от слова «казать») в письменных источниках появился приблизительно в XVII веке и подразумевал точное описание чего-либо, а то и просто список, перечень. В конце XVII века «казачий голова» Владимир Атласов побывал на Камчатке и написал две «скаски» (они датируются 1700 и 1701 годами) о неведомых землях и народах, их населяющих.

«А ходили они по той Камчатской земле летом и зимою на оленях, и зимою тех оленей впрягали в нарты, а летом на оленях ездят верхом с седлами, а седла бывают деревянные.

А зима в Камчатской земле тепла против московского, а снеги бывают небольшие, а в Курильских иноземцах снег бывает меньши. А солнце на Камчатке зимою бывает в день долго против Якуцкого блиско вдвое. А летом в Курилах солнце ходит прямо против человеческой головы и­­ тени против солнца от человека не бывает....

А на Пенжине живут коряки пустобородые, лицом русоковаты, ростом средние, говорят своим особым языком, а веры никакой нет, а есть у них же братья шеманы — вышеманят о чем им надобно: бьют в бубен и кричат...»

Это абсолютно достоверный исторический документ, в котором Атласов отразил главные черты коряков, камчадалов, ительменов, особенности их образа жизни, что сделало его в итоге первым исследователем Камчатки. Со временем деловые отчеты экспедиций перестали быть «сказочными», а слово сказка употреблялось именно в том значении, в каком мы привыкли ее понимать.

«Сказка от начала починается, до конца читается, а в посередке не перебивается». «Сказка складка, а песня быль». «Сказка складом, а песня ладом красна». Сказители, сказочники, а если это женщины — сказочницы, сказеи, считались людьми особыми. Они не только обладали прекрасной памятью и фантазией, но были психологами: могли настроить на романтический лад или развеселить, а главное — добавляли в монотонную жизнь иные смыслы. «Слушая сказку, каждый забыл свои заботы, свое горе и унесся в волшебный, прекрасный мир чарующих грез», — пишет якутский писатель, собиратель фольклора А. Е. Кулаковский. — Сказку слушают все с затаенным дыханием, сильно увлекшись и стараясь не проронить ни единого слова...«

На Амуре сказителей окружали любовью и почетом. Приезжал такой человек в стойбище, и жители откладывали на время свои дела (если, конечно, не шел сезон путины), собирались вместе и слушали. Коллективные сказочные сеансы могли длиться несколько ночей, потому что с развитием действия все сильней закручивался сюжет. При этом рассказчик так ярко изображал всех персонажей, что слушатель безоговорочно верил: да, это было на самом деле, только очень и очень давно. Нанайская сказительница Дача Удинкан говорила так: «Когда сказку рассказываю, всех их (героев сказки. — Примеч. ред.) как живых вижу, их голосами пою: за старика, как за старика; как птичка буду петь, когда птичка Мэргэну новость приносит... Даже как птица летит — голосом могу изобразить. Будто и голос крыльями машет...»

В Бурятии улигершины владели искусством рассказывать улигеры — повествования о подвигах героев, мифологические истории, сказания. В Мордовии рассказчиков сказок, легенд, преданий называли знатоками сказок. На языке мокша это звучало как ёфксонь содайхть, на языке эрзя — ёвксонь содыцят. В Хакасии сказителями хайджи были только мужчины. Считалось, что в них обитает дух хозяина пения, и когда наделенный таким особым даром хайджи начинал поэтический рассказ, люди верили, что послушать его собираются духи — хозяева гор, рек, тайги. Но, несмотря на всеобщее уважение, жизнь хайджи не всегда складывалась удачно. Находясь на службе людей и высших сил, они часто оставались без семьи, не имели дома, и все их богатство заключалось в знании старинных преданий. Такими же бессребрениками были олонхосуты — носители якутского эпоса Олонхо, ирландские барды — бродячие сказители-музыканты. Получалось, что они всю жизнь хранили и передавали дальше эпос своих народов, а на мирское не было времени.

Бедны сказители, но зато на их стороне духи-помощники. Народы Амура всегда верили, что духи — хозяева природы любят искусных рассказчиков тэлунгу — историй, в которых соединялись легенды, сказки, предания. На этот счет есть тэлунгу, которое рассказывали в нанайских стойбищах. Приехал как-то охотник на промысел. Весь первый день тропил соболя, но так ничего и не поймал. Заночевал у костра и увидел сон: пришла к нему хозяйка этого места в тайге и просит спеть для нее песни, сказки рассказать. Говорит, не зря же о нем молва идет как об искусном рассказчике и певце. С этими словами женщина исчезла, а охотник, проснувшись и сообразив, что это знак свыше, принялся петь до самого рассвета. А когда задремал от усталости, снова явилась к нему во сне хозяйка — довольная, подобревшая. Сказала, удачным будет его промысел. Так и вышло. Каждый вечер охотник ублажал хозяйку тайги пением и сказками и больше всех собратьев соболя добыл. Видно, неслучайно в старину, отправляясь на долгую охоту, нанайцы нередко брали с собой сказочника — и вечера веселей проходят, и духи довольны.

Целительна сказка — с этим не поспоришь. В русских волшебных сюжетах встречается Кот Баюн — обитатель тридесятого царства. Он сидит на высоком железном столбе, усыпляет путников своими сказками, а потом убивает. Но если изловить кота-колдуна, тогда в руках окажется спасение от всех недугов. Потому что сказочные истории Кота Баюна — лучше любых лекарей и лекарств. В разных сказках добыть зверя отправляются Иван-царевич, Андрей-стрелок, другие добрые молодцы. Нередко за Баюном их отправляют, чтобы погубить, а иногда для исцеления больного царя. Собирается кто-то из них в путь и обязательно надевает соответствующую амуницию — железный колпак (иногда их сразу три) и железные рукавицы.

Пришел Андрей-стрелок в тридесятое царство. За три версты стал его одолевать сон. Надевает Андрей на голову три колпака железных, руку за руку закидывает, ногу за ногу волочит — идет, а где и катком катится. Кое-как выдержал дремоту и очутился у высокого столба.

Кот Баюн увидел Андрея, заворчал, зауркал да со столба прыг ему на голову — один колпак разбил и другой разбил, взялся было за третий. Тут Андрей-стрелок ухватил кота клещами, сволок наземь и давай оглаживать прутьями. Наперво сек железным прутом. Изломал железный, принялся угощать медным — и этот изломал и принялся бить оловянным. Оловянный прут гнется, не ломится, вокруг хребта обвивается. Андрей бьет, а кот Баюн начал сказки рассказывать: про попов, про дьяков, про поповых дочерей. Андрей его не слушает, знай охаживает прутом. Невмоготу стало коту, видит, что заговорить нельзя, он и взмолился: «Покинь меня, добрый человек! Что надо, все тебе сделаю». — «А пойдешь со мной?» — «Куда хочешь пойду».

И пошел Андрей в обратный путь и кота за собой повел.

казители — носители бесценной информации, в них была сконцентрирована историческая память народа. Они сохраняли ее на протяжении многих веков, когда письменности не было и в помине, и передавали единственным способом — из уст в уста. И если бы со временем она не канула в Лету, то рано или поздно утратила бы многие важные особенности. В Европе в XVII веке первым собирателем сказочного фольклора стал Шарль Перро, а в начале XIX века — братья Гримм. В России в XIX веке первые сборники русских сказок вышли благодаря этнографам А. Н. Афанасьеву, И. М. Снегиреву, П. В. Киреевскому, В. И. Далю. На Дальнем Востоке в середине XIX века легенды и сказки записывали православные миссионеры, а затем и первые исследователи народов Дальнего Востока.

Нивхский писатель Владимир Санги, собиравший в 1960-х годах в орокских, нивсхих и эвенкийских стойбищах легенды, мифы и предания, писал: «В лице немощных стариков, вслед за моей матерью неотвратимо уходивших в другой мир, мой древний народ теряет последних носителей многотысячелетней культуры... И тогда я, разом прозревший, где пешком, где на лодках или собачьих упряжках, обошел все нивхские села и стойбища, чтобы послушать и записать сказителей и песнопевцев».

ерои сказок. У каждого своя миссия, и потому среди них нет второстепенных. Они связаны единой нитью, и даже совершая неблаговидные поступки, помогают другим проявить свои лучшие качества. Вряд ли бы нашел Иван-царевич из сказки о Жар-птице свою судьбу в лице Елены Прекрасной, не окажись его старшие братья ленивыми и коварными. А без серого волка и вовсе бы не справился — ведь тот сделал за молодца всю главную работу: добыл Жар-птицу, волшебного коня, Елену, а в финале принес живой и мертвой воды. Бедная сиротка и замарашка Теринга из нанайской сказки о жестоком Мудуре-мэргэне стала красавицей и женой богатыря только с помощью девушек-сэвэнов, которые помогали ей плести циновки и шить красивые одежды из рыбьей кожи. Интересно, что богатырем тем оказался именно жестокий дракон Мудур, погубивший немало девушек. И только Теринга своим терпением и мудростью завоевала и смягчила его сердце. Вот уж поистине, лишь терпение помогает отыскать путь к счастью.

В русских сказках роль восточного дракона исполняет Змей Горыныч — обитатель пещер, которые уводят в самые глубины гор. Так же как и Мудур, он крылат и страшен: «Аспид, змия крылата, нос имеет птичей и два хобота, и в коей земле веселится — ту землю пусту учинит...».

Русский фольклорист и исследователь А. Н. Афанасьев обобщил народные представления о драконах и змеях на Руси, которые «... живут внутри гор или в каменных пещерах и сюда скрывают похищенных ими дев. В Томской губернии рассказывают про Змееву гору, что в нее ушел змей-полаз. В Уваровой станице на берегу Иртыша есть пещера, в которую скрылся явившийся из реки змей, и там, где он полз, видна на траве выжженная тропинка. Беломорцы показывают на острове Робьяке (в Кандалашском заливе) большой камень с отверстием внутри, за которым начинается пропасть; в этой пропасти жил некогда страшный змей. Богатырь Добрыня приплыл в пещеры белокаменные, где жил змей Горынчище, застал в гнезде его малых детушек и всех пришиб, пополам разорвал».

Небесный дракон из амурских сказок всегда на стороне людей. В одном из самых известных сказочных сюжетов о трех солнцах небесный дракон Кайласу посылает двух своих сыновей-близнецов спасти горящую под огненными лучами землю. В славянских же преданиях Змей пощады не знает. Безжалостно и чудовище, которое живет в реке и каждый год требует себе в жертву самую красивую девушку. Этот сказочный сюжет отражает древний обычай славян накануне посева приносить в жертву реке девушку, что по их убеждению гарантировало успешный урожай. Возможно, в древности эта миссия считалась почетной, но сказка, протестуя против такого расклада, находит выход: появляется герой и спасает от гибели красну девицу.

Противостоят чудовищу — «лютому ворогу народа православного, злому похитчику красных девушек» — русские богатыри Добрыня Никитич, Алеша Попович, Поток Михайло Иванович. Нелегок бой со змеем, но все пророчества на стороне светлой силы.

Ни отколь взялся тут лютой зверь, налетел на Добрынюшку Никитича, а сам-то говорит, Горынчище, а сам он, Змей, приговаривает: "А стары люди пророчили, что быть Змею убитому от молодца Добрынюшки Никитича, а ныне Добрыня у меня сам в руках.

...в то время и во тот же час Схватил Добрыня Дубину, тут убил до смерти. И вытащил Змея на берег, его повесил на осину на горькую: «Сушися ты, Змей Горынчище...

Алеша Попович сражается в сказках с сыном Горыныча — Тугарином Змеевичем, который и богатырь и змей одновременно. Это настоящая битва титанов, которая заканчивается полным поражением Тугарина. Вообще же, по мнению Афанасьева, настоящие великаны не так часто встречаются в русских сказках. Возможно потому, что для них «не нашлось приличной обстановки на равнинных пространствах Руси — ни высоких гор, ни циклопических построек, к которым можно бы было прикрепить древние предания об исполинах; а потому предания эти и не получили у нас такой широкой обработки, какую встречаем на западе». И все же Афанасьев приводит интересные примеры из славянских сказок и преданий о великанских горах и камнях, о происхождении рек и озер. Богатырь Горыня приподнимал самые высокие горы и бросал их потехи ради, а камни ногой катал как шары. Еще он мог ударом кулака раздробить скалы, и земля при этом дрожала. На родине Ильи Муромца записано предание: когда Илья стал просить родительского благословения на славные богатырские подвиги и отец усомнился в его силе, богатырь вышел на Оку, уперся плечом в гору, сдвинул ее с крутого берега и завалил реку. Два столетия назад муромцы считали, что старое русло Оки под Муромом засыпал Илья Муромец.

Или другие предания. В Могилевской губернии верили, что некий великан, «взявшись одною рукою за верхушку любой горы, может легко поднять ее и перебросить на другое место». В Смоленской губернии бытовала история о том, что в незапамятные времена «поднял великан огромный камень и подбросил его так высоко, что пока он летел на землю — успел вырасти еще больше, и когда упал — то разбился пополам; одна часть его продавила землю и образовала озеро».

На Амуре рассказывали сказки о великанах Кальдями, которые жили в пещерах или в тайге и напоминали мифических существ.

Давным давно на нашей земле тепло было. В то время жил Кальдями. Кальдями был очень большой. Он чуть не доставал ростом до большого дерева, но был больше, чем низкое дерево. Кальдями говорил по-человечески, но голова у него был заостренная. Он брал детей, подвешивал их на деревья и качал, как в люльке.

В одной ульчской сказке немало неприятностей жителям стойбища доставляла великанша Кальдяму и ее детеныш Кальдямушка. Избавиться от неприятного соседства помогла храбрая девочка Носка, которая заставила великанов покинуть эти места и уйти далеко в тайгу.

ес по представлениям многих народов был живым, в нем обитали существа добрые и злые. Одна из центральных фигур сказок и преданий — Леший, Дед Лесовик, Лесной хозяин, а иногда и Лес праведный. Он охранял свои угодья и строго следил, чтобы люди соблюдали лесные законы. Любил полакомиться и с благодарностью принимал оставленные на пне пряники или пироги. Лесовик мог подшутить над путником, заморочить, сбить с дороги и запутать тропинки, а иногда наоборот — помогал набрать грибов и ягод, подсказывал, как выбраться из чащи. И трудно понять, где сказка, а где быль.

Пошла по ягоды женщина, и отошла она от корзинки. Вернулась туда — нет корзинки. И собака была с ней — и собаки нет. А она говорит: «Лесной хозяин, покажи мне, где моя корзинка!» Так она сказала. Туда-сюда крутанулась, смотрит — и корзинка ее стоит, и собака лежит.

Но не только в русских волшебных сказках обитают лешие. Н. Л. Гондатти, проводивший этнографические исследования среди народов Северо-Западной Сибири, записал старинные предания народа манси о мэнквах, которые очень напоминают леших, только очень уж кровожадны. Мэнкв описывается следующим образом: «Человек высокого роста с остроконечной открытой головой, с волосами, обстриженными по-русски в скобку и без малейшей растительности на лице. Мэнквы могут принимать различные виды, меняют их, и этой способностью обладают их жены и дети. Они часто нападают на людей, убивают их, съедают и остатки приносят в большие лиственничные дома, в самых глухих местах, окруженных непроходимыми болотами. Иногда мэнквы только пугают».

Появление мэнквов тесно связано с мифом манси о сотворении человека.

Когда бог Нуми стал делать живых существ, он вырезал из лиственницы два бревна и придал им форму человека. Чтобы прикрепить голову, которая все время падала на грудь, бог воткнул между грудью и шеей гвоздь. Потом поставил на ноги лицом к себе, дунул, и куклы ожили, свистнул — и убежали в лес, сделавшись мэнквами.

Кого только ни встретишь в лесной чаще. Иван-царевич нашел Царевну-лягушку. Под лягушачьей кожей оказалась не только красавица, но и мастерица на все руки, благодаря чему Иван не ударил в грязь лицом перед батюшкой-царем. У многих народов мира лягушка символизирует плодородие, продолжение жизни. Из-за того, что ее лапки напоминают человеческие руки, считалось, что в прошлом она была женщиной. У забайкальских эвенков она была творцом Вселенной. У народов Амура лягушка воплощала женскую суть. На шаманских бубнах изображали лягушек: они считались помощниками шамана, поскольку могли перемещаться между мирами — нижним и средним. У финно-угорских народов Поволжья лягушка была покровительницей женских ремесел и в особенности ткачества, что и демонстрирует героиня русской сказки.

Прекрасным помощником отцу и матери стал маленький мальчик ростом с мизинец. Афанасьев делает акцент на том, что мальчик — уменьшительное от слова мал, малый. В русских сказках он появляется на свет от случайно отрубленного пальца женщины, которая шинковала капусту (не от того ли детей искали именно в капусте?), становится ловким и смекалистым. Как говорится в сказке — разумом умнее большого. Он и барина обхитрит, и из волчьего брюха невредим выйдет. Другой вариант помощника престарелым родителям — Момотаро из японской сказки. Старуха выловила в реке персик, а когда принесла его домой, чтобы угостить своего старика, персик разломился пополам и оттуда выпрыгнул красивый мальчик. Он вырос и стал настоящим героем: сразился со злыми духами, приручил собаку, фазана и обезьяну и обеспечил старикам безбедную жизнь.

Известный ученый-сказковед В. Я. Пропп пишет о том, что сказка сохранила следы очень многих обрядов и обычаев. Иногда, чтобы понять действия сказочных героев, нужно знать особенности духовной культуры этноса. Вспомним сиротку Терингу из нанайской сказки, приручившую жестокого Мудура-мэргэна. В сказке говорится, что она сделала из ольхи дюкдэнов (ритуальные фигурки), сбрызнула их водкой и они превратились в девушек-помощниц. А в одной из русских сказок герой, чтобы попасть в тридесятое царство, зашивает себя в шкуру коровы или лошади, а волшебная птица подхватывает его и переносит в нужное место. В древности существовал обычай зашивать покойников в шкуру животного, и в таком облачении он отправлялся в мир иной. Чтобы попасть в тридесятое, иное, царство герой, оставаясь живым, прибегает именно к такому способу. В другой сказке девушка закапывает в саду кости убитой и съеденной коровы, поливает их живой водой и таким образом воскрешает животное. Во время медвежьего праздника, который существовал на Амуре и Сахалине у нивхов и ульчей, кости медведя тоже закапывали, и место это считалось сакральным. Люди верили, что душа медведя воскресала и отправлялась в высшие сферы, чтобы передать богам просьбы людей и выступить их защитником.

Сказка, как хранилище древней истории, может открыть опытному исследователю самые потаенные двери. Этого не отрицал даже Степан Крашенинников написавший в XVIII столетии грандиозный труд «Описание земли Камчатки». И хотя он критически отнесся к традиционным верованиям и образу жизни камчатских народов, все же признавал: «Басни камчадальские сколь ни глупы, однако их, по моему мнению, вовсе презирать нельзя: потому что в них без сумнения, заключается известие о древней перемене сих мест...»

сказочных историях переплелись сюжетные линии мифов, легенд, преданий. Герои мифов перекочевали в сказки, примерили другие характеры и обстоятельства. У ительменов ворон Кутх (а у коряков Кутккынняку) — творец Вселенной, прародитель и одновременно сказочный герой. Причем не всегда положительный. Над ним подшучивают, посмеиваются, но относятся с неизменной теплотой. В одном из самых древних сюжетов, который и сегодня можно услышать на Камчатке, рассказывается, как Кутккынняку отправился со своей женой Миты собирать птичьи яйца. Сам ничего не нашел, обиделся на Миты, которая оказалась удачливей его, и решил перехитрить супругу. Отправил ее за дровами, а сам все съел, оставив жене только одно яйцо.

Нашла Миты мужа, а Кутккынняку наелся и спит себе, громко храпит. Миты ударила его веткой по животу. Он испугался и проснулся. Давай они драться. Миты кричит: «Не ты яйца нашел, а я! Бессовестный, все съел!»

«Я не заставлял тебя за дровами ходить, сама напросилась! — кричит в ответ Кутккынняку.

Долго еще спорили. Еле-еле помирились.

В русской волшебной сказке о Месяце, Солнце и Вороне Вороновиче птица обладает способностью перемещаться между мирами: носит Царевича по горам и долам, по вертепам и облакам, добывает для него живую воду, а напоследок отдает ему «посошок-перушко», с помощью которого Царевич вылетает из подземного царства. Ворон Воронович же становится самым обычным вороном. А на память приходят волшебные истории о птице Коори, на спине которой амурские шаманы летали в царство мертвых, доставляя туда души своих соплеменников.

сли внимательно оглядеться, можно увидеть вокруг множество сказок. Одни стали каменными изваяниями. В Приамурье это Шаман-гора под Комсомольском-на-Амуре, ансамбль из камней «Старуха и семеро ее дочерей» на берегу Амура между Малышево и Сикачи-Аляном, Сопка-Дракон у села Кондон. Другие можно «прочитать» по рисунку рек, озер, горных хребтов. В селе Ачан (в прежние времена Болонь) старики вспоминали такую сказку: девушка убегала от старого злого шамана, не желая выходить за него замуж, а чтобы родные смогли отыскать ее следы, она роняла свои украшения. Упали на землю нефритовые серьги — озеро разлилось, бусины сердоликовые рассыпались — горные хребты образовались. Спустя много лет сюда пришли люди и стали здесь жить. А к озеру Пивань самое прямое отношение имеет великан-мэргэн, уронивший в этом месте точильный брусок пивэ. Говорят, что этот мэргэн владел сумочкой с драгоценностями — калдами. Он спрятал ее от людей, и с той поры многие охотники мечтали найти этот клад и называли отмеченные необычными знаками сопки Калдами.

В ночном небе во время полной луны, на желтом диске можно разглядеть фигурку девочки с ведром и коромыслом. Это сиротка Ангадякан из старинной нанайской сказки. Спасаясь от злой мачехи, она ушла по лунной дорожке озера на луну и осталась там навсегда.

Елена ГЛЕБОВА


ИСТОЧНИКИ

  • Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу: Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов. В трех томах. — М.: Современный писатель, 1995.
     
  • Бельды Н. Сокровища края сильной воды: нанайские мифы, легенды, стихи, орнаментально-декоративное творчество. — Хабаровск: Риотип, 2009.
     
  • Булавинское наследие: мифы, легенды и сказки ульчей Булавы. — Чиба, Япония, 2007.
     
  • Володин А. П. Ительмены. — Санкт-Петербург: изд-во «Дрофа», 2003.
     
  • Гондатти Н. Л. Следы язычества у инородцев Северо-Западной Сибири. — Москва, Типография Е. Г. Потапова, 1888.
     
  • Колумбы земли русской: Сборник документальных описаний об открытиях и изучении Сибири, Дальнего Востока и Севера в XVII — XVIII вв. — Хабаровское книжное изд-во, 1989.
     
  • Левкиевская. Е. Е. Мифы русского народа. — М.: изд-во Астрель, 2003.
     
  • Милюкович В. Кутткынняку. — Петропавловск-Камчатский. — Изд-во «Белый шаман», 2001.
     
  • Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1986.