«Для пользы дорогого отечества…»*

Переплет «Элементарного пособия к изучению корейского языка» Н. Д. Кузьмина Хабаровск, 1900В 1900 г. из типографии Штаба Приамурского военного округа в Хабаровске вышло «Элементарное пособие к изучению корейского языка с грамматическими правилами и фразами для упражнений». Составил его Никита Дмитриевич Кузьмин — «бывший инструктор корейских войск», как указано на титульном листе. Это был первый учебник корейского языка, вышедший в России.

Во второй половине XIX в. в России вышло не больше двух десятков отечественных изданий по корейскому языку, первое из которых появилось в 1874 г. и называлось «Корейская азбука». Ее составил миссионер В. Пьянков «в пользу корейских школ Южно-Уссурийского края»1. Курс грамматики корейского языка впервые появился в издании А. В. Старчевского «Наши соседи. Справочная книжка. Пограничный переводчик (По нашей южной, азиатской границе)» (СПб., 1890) — это было «первое изложение корейской грамматики на русском языке»2.

Титульный лист «Элементарного пособия к изучению корейского языка» Н. Д. Кузьмина Хабаровск, 1900Несмотря на близкое соседство, Российская империя не торопилась устанавливать официальные отношения с маленьким и слабым государством, каким была Корея в XIX в. Даже появление в 1860 г. общей государственной границы между двумя странами не подтолкнуло российскую власть к налаживанию дипломатических связей с азиатским соседом. И это несмотря на то, что население российского Дальнего Востока с середины XIX в. поддерживало активные торговые связи с корейским народом, а корейцы в больших количествах мигрировали на российские дальневосточные земли. Лишь изменение политической ситуации на Дальнем Востоке, усиление влияния Японии и западноевропейских держав заставило Россию в 1884 г. заключить первый двусторонний договор о дружбе и торговле, что положило начало официальным дипломатическим отношениям двух государств.

Расцвет российско-корейских отношений пришелся на 1896–1898 гг. В целом, до 1896 г. российское правительство, несмотря на неоднократные обращения корейского короля, никак не реагировало на усиление японского присутствия в Корее. Но в 1896 г. корейский король Коджон при поддержке российских дипломатов (действовавших с официального одобрения русских властей) совершил «мирный переворот»3, свергнув прояпонское правительство и тем самым отстояв еще на некоторое время независимость своей страны. После этого отношения между двумя государствами оживились.

Король Кореи Коджон (1852–1919)«Весной 1896 г. Корее представилась возможность вести прямые переговоры с российским правительством, когда король Коджон получил официальное приглашение отправить в Москву делегацию для участия в коронации императора Николая II. <...> Завершив участие в торжествах 14–16 мая 1896 г., корейское посольство отправилось в Петербург с целью ведения переговоров с правительством России. Основным предметом обсуждения на переговорах были пять вопросов: об отправке в Корею русских военных инструкторов, о назначении в Корею русских советников, об организации охранной гвардии короля, о соединении сибирской телеграфной линии с северной корейской и оказании помощи в строительстве телеграфных линий, о выделении Корее займа в размере 3 миллионов иен для погашения долга Японии»4.

Переговоры длились несколько месяцев и в целом закончились успешно: хотя официальные ответы Российской империи на просьбы корейской делегации были довольно уклончивы — «из-за опасения обострения отношений с Японией»5, — на деле российская сторона предприняла ряд шагов по оказанию Корее помощи в обсуждавшихся на переговорах вопросах. Одним из таких шагов стала отправка уже осенью 1896 г. русских военных инструкторов для обучения корейской армии.

Дело в том, что корейские вооруженные силы крайне нуждались в реорганизации: «...К концу XIX столетия Корея оказалась настолько слаба, что не могла защитить себя сама. В Корее практически не было армии, если не считать небольшой королевской гвардии. Поэтому войска соседних стран, Японии и Китая, могли беспрепятственно высаживаться в Корее, передвигаться по ее территории и даже вести там свои собственные боевые операции. Для защиты трона и государства у короля Коджона не было иного пути кроме как обратиться к какой-либо иностранной державе»6. При этом основным оружием корейского солдата до 1880-х гг. оставался лук с бамбуковыми стрелами.

Тронный зал королевского дворца Кёнбоккун в Сеуле. Конец XIX – начало XX в.За помощью в преобразовании армии в 1870–1890-х гг. Корея обращалась к Китаю, Японии и даже США, но результат оказался неудовлетворительным (впрочем, по-видимому, во многом вина лежала на корейской стороне). Король Коджон также неоднократно обращался и к России с предложением военного сотрудничества (поставки в Корею русского огнестрельного оружия и присылки военных инструкторов), однако российское правительство до 1896 г. не решалось на такой шаг по политическим соображениям.

В октябре 1896 г. в Сеул прибыла «первая партия» инструкторов под командованием полковника Д. В. Путяты в составе 2 офицеров, 10 унтер-офицеров и врача7. В конце декабря к ним присоединился и поручик Никита Дмитриевич Кузьмин8 — будущий автор учебника корейского языка. Вторая группа инструкторов в составе 3 младших офицеров, 10 унтер-офицеров, врача и фельдшера9 прибыла в Сеул в июле 1897 г. Российские инструкторы проработали в Корее до марта 1898 г. Их задачей было обучить корейских солдат и офицеров — создать «надежную корейскую армию»10, на которую король Коджон «мог опереться в трудную минуту»11, но прежде всего — подготовить личную охрану самого короля.

Русские инструкторы за полтора года сумели обучить около 3 000 солдат и офицеров — половину корейской армии, несмотря на противодействие корейских чиновников и старших офицеров (устройство службы и армейского хозяйства на российский манер, введенное русскими инструкторами, лишало корейских служащих большого дохода от взяток и хищений). Вот как об этом писал российский посланник в Корее К. И. Вебер приамурскому генерал-губернатору Н. И. Гродекову 1 сентября 1897 г.: «К великому огорчению наших недоброжелателей, которых у нас здесь немало, месяца три тому назад поручик Кузьмин принялся за введение в батальоне королевской охраны внутреннего хозяйства, упорядочением которого урезываются нелегальные доходы и взятки чинов военного министерства и командира батальона. Поэтому поручику Кузьмину приходилось сильно бороться со своекорыстными препирательствами корейцев, отстаивающих интересы своего кармана. Но благодаря спокойному и положительному характеру Кузьмина победа осталась за ним. Солдаты и офицеры крайне рады такому успешному исходу... Старая консервативная партия чует, что введение порядка и реформ положит конец их своеволию и грабительству»12.

Южные ворота Намдэмун в Сеуле. Конец XIX – начало XX в.Одной из самых больших трудностей, с которыми столкнулись русские инструкторы в Корее, стало незнание корейского языка и отсутствие переводчиков. Как пишет в отчете поручик Афанасьев: «...Не было переводчиков, за исключением одного корейского офицера, плохо говорящего по-русски, но что мог помочь один человек?»13 (на тот момент обучаемых было 800 человек — десять групп по 80 человек, поэтому один переводчик и правда не слишком мог помочь делу). Чуть позже появились еще два переводчика, что несколько улучшило ситуацию. Несмотря на это, российским офицерам удавалось с помощью корейцев переводить на корейский язык необходимые инструкции, уставы, документы. Так, тот же поручик Афанасьев писал: «...Переводы занимают много времени, приходится переводить несколько раз, ибо переводчики — жители северных провинций и плохо справляются с переводом»14.

Русский десант в Сеуле. 1897

Вот этими самыми трудностями, испытанными Н. Д. Кузьминым в полной мере, и объясняется желание последнего составить учебник корейского языка. «В разное время, в течение более чем двухлетнего моего пребывания в Корее, как путешественника и позднее инструктора корейских войск, мне пришлось испытать самому и видеть на других беспощадное состояние, вследствие незнания местного, туземного языка. Во многих случаях, при сношениях с туземцами, обе стороны, или хотя одна, находятся в полной зависимости от не всегда высоконравственных переводчиков... Отсутствие же часто и каких-нибудь переводчиков весьма неблагоприятно отражается на ходе дел в дружеских сношениях обеих сторон»15, — рассуждает в предисловии к своему труду Никита Дмитриевич. Дальше он пишет, что «перевел и, насколько возможно, приспособил самое популярное и универсальное руководство для изучения корейского языка, составленное бывшим консулом в Корее англичанином m-r Scott»16. Очевидно, имеется в виду издание «A Corean Manual or Phrase Book, with Introductory Grammar» («Учебник корейского языка или разговорник, с введением в грамматику»), вышедшее впервые в 1887 г. и переизданное в 1893-м. Его автором был служащий британского консульства в Китае Джеймс Скотт (1850–1920), который с 1887 по 1892 г. «проводил много времени в [британском] консульстве в Чемульпо17»18. Это был один из первых европейских учебников корейского языка.

Корейское войско. 1897

Во введении Н. Д. Кузьмин объясняет выбор именно этого пособия в качестве основы для своего труда: оно представлялось «самым универсальным и целесообразным из руководств». У учебника Дж. Скотта, по мнению русского поручика, следующие достоинства: приводятся исчерпывающие этимологические правила, даются материалы для чтения, которые служат двоякой цели — практике языка и знакомству с его «строением». Две другие имевшиеся на тот момент грамматики корейского (французская и американская) грешили, на взгляд составителя русского учебника, чрезмерно детальным объяснением чересчур многочисленных правил и «подробным разбором тонкостей»19, вследствие чего не годились для начинающих изучать язык.

Учебник Н. Кузьмина, как и пособие Дж. Скотта, состоит из двух частей. В первой из них кратко дается корейская грамматика: рассматривается алфавит и произношение, части речи корейского языка и соединительные «частицы в конце слов». Вторая часть целиком состоит из упражнений. Выглядят они следующим образом. Сначала с четким разделением на слова напечатана какая-либо фраза по-корейски, под каждым словом дана русская транскрипция, под ней — дословный (подстрочный) перевод каждого слова, а в завершение — литературный перевод фразы на русский язык. (Пример того, как выглядят упражнения, можно увидеть на иллюстрации.)

Японские солдаты в Сеуле. Декабрь 1905Если сравнивать «приспособленный» перевод Кузьмина с оригиналом, то видно, что Никита Дмитриевич во многом изменил английское пособие, преимущественно сократив его. Так, была сильно сокращена собственно теоретическая часть (фонетика и грамматика): убраны объяснения, составленные Скоттом, и оставлены практические примеры. Например, в фонетической части мы видим корейский иероглиф-букву, пояснение его произношения в соотнесении с русскими звуками и буквами, употребление этого иероглифа в слове и его русскую транскрипцию (иногда с кратким уточнением произношения) и перевод. Грамматика составлена почти из одних перечислений грамматических категорий и примеров корейских частей речи с записью иероглифами и в русской транскрипции с переводом, тогда как Дж. Скотт в своем пособии давал сначала общие объяснения, например особенностей склонения существительных, а потом уже приводил примеры. Эти-то примеры с переводом на русскую транскрипцию и русский язык и оставил в своем учебнике Н. Д. Кузьмин. Упражнения в английском оригинале помещены вслед за соответствующим грамматическим разделом и направлены на уяснение какой-либо грамматической нормы, например упражнения на использование повелительного наклонения в корейском языке, а во втором разделе у Дж. Скотта помещены дополнительные упражнения. В руководстве Н. Д. Кузьмина все упражнения собраны во второй части и расположены в порядке от более простых (то есть с короткими разговорными фразами) к более сложным. Они, по-видимому, не предназначены для закрепления грамматических правил, а имеют своей целью практику корейского языка с опорой на минимальные познания в грамматике. Упражнения в английском учебнике и русском совершенно различны: вероятно, эту часть своего пособия Н. Д. Кузьмин составлял самостоятельно.

О выходе этого учебника в свет в «Приамурских ведомостях» была помещена заметка, в которой, между прочим, приводились такие сведения об истории его издания: «Сданная в печать в конце 1898 года, вследствие больших технических трудностей, ибо в текст введены корейские иероглифы, что пришлось исполнять при помощи литографии, книга эта не могла быть напечатана не только в том же году, но ее печатание протянулось весь 1899 г. и закончилось только в ноябре текущего года. Книга напечатана в типографии окружного штаба и, нужно отдать справедливость, вполне удовлетворительно и тщательно»20. Сам же автор в предисловии указывает, что печатное издание этого пособия появилось благодаря «глубоко сердечному покровительству и помощи» приамурского генерал-губернатора Н. И. Гродекова«. Видимо, именно из благодарности за помощь и поддержку Н. Д. Кузьмин преподнес один экземпляр своего учебника Николаю Ивановичу Гродекову: на шмуцтитуле экземпляра, хранящегося в фонде редких и ценных изданий ДВГНБ, есть дарственная надпись автора. Она гласит: «В знак глубокого почтения и сердечного уважения к высокопатриотической деятельности Его Высокопревосходительству Николаю Ивановичу Гродекову Г-ну Главному Начальнику Края от Н. Кузьмина. Кр. Владивосток. 15 Мая 1901 г.».

Обложка издания «Русские инструкторы в Корее в 1896–98 гг.» Н. Грудзинского и Афонасьева (Хабаровск, 1898).Нужно сказать, что генерал-губернатор Гродеков поощрял изучение офицерами Приамурского военного округа иностранных языков, особенно восточных, и оказывал таким военным всяческое содействие. Так, в «Приамурских ведомостях» за 1900 г. помещена заметка о том, что Н. И. Гродеков наградил золотыми часами господина Михайловского за занятия китайским языком с офицерами Приамурского военного округа21. Также Николай Иванович активно поддерживал офицеров, желавших получить образование в открытом в 1899 г. во Владивостоке Восточном институте — добился выделения для них правительством специальных мест, отпускал из бюджета средства на заграничные командировки во время летних каникул и т. д.

Николай Иванович Гродеков (1843–1913)О жизни составителя «Элементарного пособия» известно не слишком много. О службе Н. Д. Кузьмина до 1903 г. есть несколько строчек в «Списке полковникам по старшинству» (одном из ежегодников Военного министерства Российской империи) за 1914 г., в уже упоминавшихся заметке в «Приамурских ведомостях» и статье Н. В. Хисамутдиновой. Некоторые сведения об учебе Кузьмина в Восточном институте можно почерпнуть из «Известий» этого института, в частности из протоколов заседаний его конференции22. На основании архивного дела сухие факты о деятельности капитана с 1903 г. перечисляет в своей статье «Офицеры — выпускники Восточного института: годы и судьбы» А. М. Буяков23. Из всех этих источников об авторе учебника известно следующее. Никита Дмитриевич Кузьмин родился 15 июля (по старому стилю) 1866 г. В 1886 г. окончил Иркутское юнкерское училище24, «после чего служил на российско-корейской границе: был начальником охраны на пограничной реке Тюмень-ула (ныне Туманная)»25. Как мы уже знаем, в 1896–1898 гг. он был военным инструктором в Корее. В очерке его сослуживцев, таких же инструкторов С. Афанасьева и Н. Грудзинского, сказано, что, помимо подготовки корейских военных Н. Кузьмин переводил «все хозяйственные книги с русского на корейский язык», готовил отчетность, а впоследствии заведовал всем хозяйством обучаемых батальонов26. Об этом периоде его жизни упоминается и в «Приамурских ведомостях» — в заметке о выходе в свет «Элементарного пособия к изучению корейского языка»: «...До назначения в Корею, ш.-к. Кузьмин служил в войсках новокиевского гарнизона; живя в Новокиевском, центре корейских поселений Посьетского участка, ш.-к. Кузьмин посвятил свои досуги на изучение быта корейского народа и его языка, так что, когда он прибыл, в 1896 году в Сеул, он уже имел некоторые знания корейского языка, а в Сеуле, корейской столице, он стал заниматься изучением корейского языка не только с практической стороны, но и с научной, для чего познакомился с корейскими учеными и с некоторыми из англичан, работавших в Сеуле над тем-же делом»27. Именно в этот период он, по-видимому, и составил свой учебник корейского языка. Вернувшись на родину летом 1898 г., Кузьмин получил назначение на должность адъютанта штаба Приамурского военного округа, где и служил до 1900 г. Сразу после возвращения он пожертвовал в «хабаровский музей коллекцию, изображающую постепенную выработку ружейных патронов на патронном заводе в Корее»28. В заметке, опубликованной в «Приамурских ведомостях», А. П. Сильницкий отмечал, что «коллекция составлена очень хорошо и дает возможность получить полное понятие о выработке корейских патронов»29.

Дарственная надпись Н.Д. Кузьмина приамурскому генерал-губернатору Н. И. Гродекову на экземпляре «Элементарного пособия», хранящемся в ДВГНБВ 1899 г. Никита Дмитриевич, будучи уже в чине штабс-капитана, с первым набором поступил в только что открывшийся во Владивостоке Восточный институт. В то время в России восточные языки преподавались только на восточном факультете Санкт-Петербургского университета. Там в 1897 г. на пике дружеских отношений с Кореей был открыт первый в стране курс корейского языка30. Но он был факультативным и, как указывает Н. В. Хисамутдинова, теоретическим. Владивостокский же Восточный институт должен был готовить учащихся «к службе в административных и торгово-промышленных учреждениях восточноазиатской России и прилегающих к ней государств»31 — эта цель была прописана в первом пункте Положения о Восточном институте. По предложению приамурского генерал-губернатора Н. И. Гродекова в институт с первого года на особых основаниях стали принимать по четыре офицера. Поступали они по направлению генерал-губернатора и изучали те предметы, которые указывались генерал-губернатором. Курс обучения продолжался четыре года. В конце каждого учебного года офицеры, наряду с остальными студентами, сдавали экзамены по пройденным предметам и, если получали положительные оценки, переводились на следующий курс. Студенты и офицеры по усмотрению конференции института и (в случае с офицерами) военного начальства могли во время летних каникул направляться за казенный счет в командировки в соседние азиатские государства «для усовершенствования в изучаемых языках»32. В протоколах заседаний конференции Восточного института за 1900–1903 гг. можно найти оценки, полученные Н. Д. Кузьминым на годовых экзаменах. Первый курс он окончил с такими результатами: политическая экономия — 4; государственное право — 4; английский язык — 4; богословие — 4; китайский язык — 5; география Востока — 5. В итоге он зачислен на второй курс корейско-китайского отделения, а в качестве «специального предмета изучения» выбран корейский язык33.

Страница из «Элементарного пособия к изучению корейского языка» Н.Д. Кузьмина. Хабаровск, 1900Тем летом Кузьмин наряду с другими студентами и офицерами Восточного института был отправлен в командировку за границу. Его, вероятно, как знающего корейский язык и подавшего заявление на корейско-китайское отделение, направили в Корею. В протоколе заседания конференции Восточного института от 20 октября 1900 г. упомянуто, что на заседании заслушивались «отчеты о командировках34, представленные прикомандированными к институту офицерами», в том числе и отчет Н. Кузьмина. Конференция постановила «работу г. Кузьмина признать заслуживающей почетного отзыва».

Но на последующих курсах успехи автора «Элементарного пособия» были гораздо скромнее — из хорошиста он стал троечником. Так, на годовых экзаменах второго курса он получил следующие оценки35: китайский язык — 3; международное право — 4; специальный язык [т. е. корейский] — 3; английский язык — 5; история — 3.

Однако, несмотря на снижение успеваемости, летом 1901 г. его снова на средства института направили в учебную командировку в столицу Кореи Сеул. В отчете Восточного института за 1901 г. сказано, что в качестве отчета о летней командировке «штабс-капитан Кузьмин представил... обстоятельные записи по Северной Корее»36.

Экзаменационные отметки Н. Кузьмина на третьем курсе были еще хуже37: китайский язык — 3; специальные языки [т. е. корейский] — 3; история — 3; торговое право — 3; счетоводство — 3; английский язык — 4. На лето он снова, вместе с офицерами С. Афанасьевым и И. Дюковым, был командирован в Корею: осенью Никита Кузьмин представил отчет «Посещение корейских портов Кунь-сань [т. е. Кун-сан] и Мок-пхо»38. И наконец, в 9-м томе «Известий Восточного института» за 1902–1903 академический год напечатана итоговая ведомость «прослушавших полный курс наук Восточного института». На заседании конференции института было определено «утвердить определение успешности г. г. прослушавших полный курс наук Восточного института в усвоении ими предметов институтского преподавания — нижеследующей оценкой их знаний (отл. = отличные успехи, в. уд. = весьма удовлетворительные успехи; удов. = удовлетворительные успехи; поср. = посредственные успехи)»39.

Иркутское военное училище. 1910-еСогласно этому определению итоговые оценки капитана (за время учебы он успел получить следующее звание) 7-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Н. Д. Кузьмина выглядят следующим образом: богословие — в. уд.; китайский язык (общий курс) — удов.; китайский язык (специальный курс) — [не изучал]; специальные языки [т. е. корейский] — удов.; политическая организация Китая — удов.; политическая организация страны специального изучения — удов.; английский язык — удов.; французский язык — [не изучал]; общий курс географии и этнографии Востока — отл.; новейшая история Востока — удов.; коммерческая география Востока — в. уд.; политическая экономия — в. уд.; международное право — в. уд.; государственное право — в. уд.; гражданское и торговое право — удов.; счетоводство — удов.; товароведение — в. уд.; письменное сочинение — в. уд. (поч[ти] от[лично])40.

Вскоре после окончания Восточного института, в феврале 1904 г. Никита Дмитриевич Кузьмин был «командирован в штаб Маньчжурской армии и в марте был назначен начальником разведывательного отделения Восточного отряда Маньчжурской армии»41. О его дальнейшей судьбе можно узнать из статьи А. М. Буякова «Офицеры — выпускники Восточного института: годы и судьбы». Процитируем этот фрагмент статьи полностью:

«С сентября 1904 г. — штаб-офицер для поручений при управлении военных сообщений Приамурского военного округа, а с января 1905 г. — штаба обороны Приморской области. В январе 1906 г. за отличие по службе произведен в подполковники. С марта 1906 г. назначен исправляющим должность пограничного комиссара Амурской области. С августа 1912 г. — исправляющий должность, а с мая 1914 г. — пограничный комиссар в Южно-Уссурийском крае. В декабре 1912 г. за отличие по службе произведен в полковники.

<...> Кузьмин был пограничным комиссаром до 1923 г. Он не ушел с остатками Белой армии в Китай в октябре 1922 г., а остался в советском Приморье.

После ликвидации комиссарства был безработным. Как „чуждый социальный элемент“ стоял на учете. Подрабатывал торговлей. Только в 1925 г. был принят на государственную службу главным содержателем имущества морской инспекции частей пограничной охраны Приморского губернского отдела ОГПУ. Уволен 1 ноября того же года как „не имеющий военно-морской специальности“. 21 мая 1926 г. был арестован сотрудниками контрразведывательного отделения Приморского окружного отдела ОГПУ по обвинению в шпионаже в пользу Японии. Дело его рассматривала заочно в судебном заседании коллегия ОГПУ СССР. 29 ноября 1926 г. он был приговорен по ее решению к трем годам заключения в концлагерь.

014 – Ведомость итоговых оценок слушателей последнего IV курса Восточного института (первый набор военнослужащих).6 февраля 1927 г. был отправлен этапом и отбывал наказание как ссыльнопоселенец в Соловецком концлагере ОГПУ. Ходатайства его и жены об условно-досрочном освобождении были отклонены. В концлагере его дальнейшие следы теряются. Учитывая возраст Кузьмина и плохое состояние здоровья, можно предположить, что он в скором времени там умер. В июне 1997 г. был реабилитирован»42.

Еще один интересный факт, касающийся карьеры Н. Д. Кузьмина, находим в статье Ю. А. Павлова: «В январе 1906 г. начальник штаба Приамурского военного округа писал командующему округом: „При настоящем положении дел и чрезвычайной важности в военном отношении границы нашей с Кореей, а равно крайней необходимости вести тщательную разведку обо всем, предпринимаемом японцами в Корее, должность пограничного комиссара Южно-Уссурийского края приобретает весьма важное значение, и на эту должность следовало бы назначать людей со специальной подготовкой, знающих Корею, сопредельную с нами, и ее население, и притом непременно офицеров, то есть лиц, имеющих кроме перечисленных выше качеств еще и солидные военные познания... Состоящий ныне в должности пограничного комиссара действительный статский советник Смирнов, не обладающий никакой специальной подготовкой, не знающий местных языков и совершенно не знакомый с военным делом, по моему мнению, совершенно не соответствует занимаемой им должности, приобретающей при современной обстановке значение первой важности“. Начальник штаба ходатайствовал о назначении вместо него Н. Д. Кузьмина»43. Но, как мы уже видели, в январе 1906 г. Никита Дмитриевич получил назначение на должность пограничного комиссара Амурской области, а пограничным комиссаром Южно-Уссурийского края он стал только в 1912 г.

Добавим также, что во время Русско-японской войны 1904–1905 гг. Н. Д. Кузьмин получил два ордена: Святого Станислава II степени (1904) и Святой Анны II степени (1905). В 1915 г., по сведениям А. М. Буякова, он «награжден орденом Св. Владимира 4-й ст. с бантом за выслугу 25 лет в офицерских чинах»44.

Николай Иванович Гродеков, уезжая с Дальнего Востока в 1902 г., подарил все свое книжное собрание Николаевской публичной библиотеке в Хабаровске (ныне Дальневосточная государственная научная библиотека). Среди пожертвованных книг оказался и учебник Кузьмина с его дарственной надписью. Он хранится в фонде редких и ценных изданий ДВГНБ в составе книжной коллекции Н. И. Гродекова.

Наталья РАДИШАУСКАЙТЕ
Фотографии Сеула взяты с военно-исторического сайта «Feldgrau. info», снимок японских солдат в Сеуле — с сайта «Корё сарам» (koryo-saram. ru). Снимок Иркутского военного училища скопирован с сайта «Прибайкалье» (http://www. pribaikal. ru). Фотографии 8–10 — из альбома «Корея», хранящегося в фонде редких и ценных изданий ДВГНБ


        * В исторических цитатах сохраняется орфография и пунктуация оригинала.

  1. Ким Г. Н. Корейские книжные фонды в Казахстане // Корё Сарам — Записки о корейцах. [Ташкент], 18.07.2009. URL: https://koryo-saram. ru/kim-g-n-korejskie-knizhny-e-fondy-v-kazahstane/ (дата обращения: 26.05.2017).
  2. Там же.
  3. Торкунов А., Денисов В. Россия — Корея: взгляд из прошлого в настоящее // Мировая экономика и международные отношения. 2005. № 1. С. 48.
  4. Курбанов С. О. Россия и Корея: ключевые моменты в истории российско-корейских отношений середины XIX — начала XX столетий // Корё Сарам — Записки о корейцах. [Ташкент], 07.06.2009. URL: https://koryo-saram. ru/kurbanov-s-o-rossiya-i-koreya-klyuchevy-e-momenty-v-istorii-rossijsko-korejskih-otnoshenij-serediny-xix-nachala-xx-stoletij/ (дата обращения: 15.06.2017).
  5. Пискулова Ю. Е. Российско-корейские отношения в конце XIX — начале XX веков: дис. ... канд. ист. наук: 07.00.15. — Москва, 2002. — С. 71.
  6. Курбанов С. О. Россия и Корея: ключевые моменты в истории российско-корейских отношений середины XIX — начала XX столетий // Корё Сарам — Записки о корейцах. [Ташкент], 07.06.2009. URL: https://koryo-saram. ru/kurbanov-s-o-rossiya-i-koreya-klyuchevy-e-momenty-v-istorii-rossijsko-korejskih-otnoshenij-serediny-xix-nachala-xx-stoletij/ (дата обращения: 15.05.2017).
  7. Составители «Описания Кореи» (ч. 2; СПб., 1900) указывают, что будущих инструкторов полковник Путята «исходатайствовал» в Приамурском военном округе и командированы они были из Хабаровска (с. 425, 427).
  8. Волков С. В. Деятельность иностранных военных инструкторов и реформы корейской армии в конце ХIХ — начале ХХ вв. // Российское корееведение. Москва, 2007. Вып 5. С. 46.
  9. Приамурские ведомости. 1898. № 233 (14 июня). С. 7.
  10. Иванова Л. В. Исторический опыт российско-корейского культурного сотрудничества: русские военные специалисты в Корее в конце XIX века // Фундаментальные исследования. 2013. № 4. С. 730.
  11. Сыромятников С. Н. [В Корее] / Сигма [псевд.] // Форум «Русско-японская война 1904–1905 гг.» : [архив]. [Б. м.], 12.04.07. URL: http://tsushima. borda. ru/?1-0-0-00000481-000-0-0-1223637039 (дата обращения: 25.05.2017).
  12. Цит. по: Хохлов А. Н. Журналист-востоковед С. Н. Сыромятников и его материалы о Корее конца ХIХ — начала ХХ века // Восточный архив. 2006. № 14–15. С. 55.
  13. Афанасьев, Грудзинский Н. Русские военные инструкторы в Корее в 1896–1898 гг. Хабаровск, 1893. С. 17.
  14. Там же. С. 19.
  15. Кузьмин Н. Д. Элементарное пособие к изучению корейского языка с грамматическими правилами и фразами для упражнений. Хабаровск, 1900. С. [9].
  16. Там же.
  17. Ныне Инчхон, город и порт в Южной Корее.
  18. Pratt K., Rutt R. Korea: A Historical and Cultural Dictionary. [Richmond]: Curzon, [1999]. P. 406.
  19. Кузьмин Н. Д. Указ. соч. С. III.
  20. Приамурские ведомости. 1900. № 363 (10 дек.). С. 10–11. О сложностях с печатанием восточных текстов на российском Дальнем Востоке известно также из предисловия директора Восточного института А. М. Позднеева к первому выпуску «Известий» этого института. Он писал о том, что, хотя комплекты японского и корейского шрифтов для институтской типографии были закуплены, в них не оказалось «некоторых необходимейших иероглифов»; не было во Владивостоке и наборщиков для этих языков (Известия Восточного института. 1900. Т. 1. С. VI–VII). Видимо, схожие трудности наблюдались и в Хабаровске, где печаталось издание «Элементарного пособия к изучению корейского языка».
  21. Приамурские ведомости. 1900. № 324 (12 марта). С. 7.
  22. Конференция Восточного института — орган управления учебной частью института, состоявший из его директора, инспектора и всех профессоров, преподавателей и лекторов.
  23. Буяков А. М. Офицеры — выпускники Восточного института: годы и судьбы // Известия Восточного института. 1999. № 5. С. 107–108.
  24. Иркутское юнкерское училище — «военно-учебное заведение Российской императорской армии, занимавшееся подготовкой офицеров пехоты, а также кавалерии (в первые годы существования)». Открыто в 1874 г. «для обучения вольноопределяющихся из казаков». С 1901 г. — Иркутское пехотное юнкерское училище. «Готовило офицеров для регулярных и казачьих войск Сибири и Дальнего Востока. В училище принимали казаков Забайкальского, Уссурийского, и Амурского казачьих войск, а также Иркутской и Красноярской сотен. Предполагалось, что доля казаков среди учащихся должна составлять 2/3, но на практике их было меньше. В 1909 г. переименовано в Иркутское военное училище». (Источники: Прибайкалье (http://www. pribaikal. ru/irkutsk-colleges/gallery/0/197/3152.html); Ирина Михайловна Яковлева. Капризы памяти (http://sundry. wmsite. ru/mojagenealogija/moi-sibirskie-predki/zilingi/irkutskoe-imperatorskoe-voennoe-uchilische/)).
  25. Хисамутдинова Н. В. Подготовка военных переводчиков в Восточном институте (конец XIX — начало XX в.) // Военно-исторический журнал. 2013. № 8. С. 57.
  26. Афанасьев, Грудзинский Н. Указ. соч. С. 29–31.
  27. Приамурские ведомости. 1900. № 363 (10 дек.). С. 10.
  28. Приамурские ведомости. 1898. № 233 (14 июня). С. 8.
  29. Там же.
  30. Троцевич А. Ф. Изучение корейской литературы в России // Вестник Центра корейского языка и культуры. 1999. Вып. 3–4. С. 39.
  31. Положение о Восточном институте // Известия Восточного института. 1900. Т. 1. С. 81.
  32. Положение о Восточном институте // Известия Восточного института. 1900. Т. 1. С. 82.
  33. Протоколы заседаний конференции Восточного института за 1900–1901 академический год // Известия Восточного института. 1900. Т. 2, вып. 1. С. 49.
  34. Предоставление отчета о командировке было обязательным для всех слушателей института, отправленных для практики за границу. При отсутствии отчета студент не допускался к занятиям на следующем курсе.
  35. Протоколы заседаний конференции Восточного института // Известия Восточного института. 1901. Т. 2, вып. 3. С. 221.
  36. Позднеев А. М. Отчет о состоянии и деятельности Восточного института за 1901 год, составленный и, в извлечениях, читанный на годичном акте 21 октября 1901 года директором Восточного института, профессором А. Позднеевым // Известия Восточного института. 1902. Т. 3, вып. 3. С. 75.
  37. Протоколы заседаний конференции Восточного института за 1901–1902 академический год // Известия Восточного института. 1902. Т. 3, вып. 5. С. 179.
  38. Отчет о состоянии и деятельности Восточного института за 1902 год / [А. М. Позднеев] // Известия Восточного института. 1903. Т. 5. С. LVII.
  39. Протоколы заседаний конференции Восточного института // Известия Восточного института. 1903. Т. 9. С. CLXV.
  40. Протоколы заседаний конференции Восточного института // Известия Восточного института. 1903. Т. 9. С. CLXIV–CLXV.
  41. Буяков А. М. Офицеры — выпускники Восточного института: годы и судьбы // Известия Восточного института. 1999. № 5. С. 107.
  42. Буяков А. М. Офицеры — выпускники Восточного института: годы и судьбы // Известия Восточного института. 1999. № 5. С. 107–108.
  43. Павлов Ю. А. Офицеры — пограничные комиссары на Дальнем Востоке (конец XIX — начало XX в.) // Вестник ДВО РАН. 2007. № 1. С. 109.
  44. Буяков А. М. Офицеры — выпускники Восточного института: годы и судьбы // Известия Восточного института. 1999. № 5. С. 108.