Александр Сергеевич Пушкин и Дальний Восток

Тема «А. С. Пушкин и Дальний Восток» достаточно полно исследована историками, географами, этнографами, литературоведами и представляет благодатный материал для учителя-краеведа. На какие моменты этой темы хотелось бы обратить внимание прежде всего?

О всестороннем интересе поэта к Дальнему Востоку свидетельствует его обширная библиотека — книги о Сибири и Тихом океане, написанные на русском, французском, английском языках. Из русских упомянем книгу Г. Ф. Миллера «Путешествия и открытия, сделанные русскими по берегам Ледовитого моря и Восточного океана по направлению Японии, а также Америки. С приложением истории реки Амур и прилежащих стран со времени покорения их русскими», труд И. Ф. Крузенштерна «Путешествие вокруг света в 1803, 1804, 1805 и 1806 гг.» — о первом кругосветном путешествии русских, роман крупного сибирского писателя И. Т. Калашникова «Камчадалка», сибирские работы А. Н. Радищева, комплект журнала «Сибирский вестник». О журнале можно добавить, что А. С. Пушкин, находясь в 1825 году в Михайловском, получил от своего брата почти полный комплект с 1818 по 1824 гг. В 1825 году журнал переименован в «Азиатский вестник».

Свидетельства постоянного внимания к Дальнему Востоку сохранились в дневниках и рабочих тетрадях А. С. Пушкина. В дневнике за 30 ноября 1833 года появляется запись разговора поэта с английским дипломатом Блаем: «Долго ли Вам распростаняться (мы смотрели на карту постепенного распространения России, составленную Бутурлиным)? Ваше место Азия: там совершите Вы достойный подвиг цивилизации». Основные события, происходившие на Дальнем Востоке, вписывались в упомянутые тетради. О взаимоотношении России с Китаем во второй половине XVII века Пушкин помечает: «Россия была в миру со всеми державами, кроме Китая, с которыми были неважные ссоры за город Албазин при реке Амуре... Китайкий император Кан Хий (Кан Си. — С. К.) прислал государю грамоту с мирным предложением». Развитие торговых отношений с Китаем при Петре I отмечено фразой: «Купцы наши с тех пор сами стали ездить в Пекин».

Поэт искал общения с людьми, бывавшими на Дальнем Востоке. С лицейских лет у Пушкина сложились дружеские отношения с Ф. Ф. Матюшкиным, который сразу по окончании лицея поступил на флотскую службу, оказался участником кругосветной экспедиции и путешествия на Крайний Север. Матюшкину посвящены следующие строки стихотворения, написанного к годовщине со дня окончания лицея:

Сидишь ли ты в кругу своих друзей,
Чужих небес любовник беспокойный?
Иль снова ты проходишь тропик знойный
И вечный лед полуночных морей?
Счастливый путь!.. С лицейского порога
Ты на корабль перешагнул шутя.
И с той поры в морях твоя дорога.
О, волн и бурь любимое дитя!

Пушкин находился в самых дружеских отношениях с выдающимся знатоком Китая Никитой Бичуриным (в монашестве отцом Иакинфом), бывшем в течение четырнадцати лет главой русской духовной миссии в Пекине. Библиотека поэта хранит книги ученого с дарственной надписью. В частности, на титульном листе «Описания Тибета» написано: «Милостивому государю моему Александру Сергеевичу Пушкину от переводчика в знак истинного уважения. Апрель 26, 1828. Переводчик Иакинф Бичурин». Пушкин изучал капитальные работы ученого «Описание Чжунгарии», «История Тибета и Хухонора», «Описание Пекина». Александр Сергеевич высоко оценил заслуги Бичурина, «коего глубокие познания и добросовестные труды разлили столь яркий свет на сношения наши с Востоком», — как писал поэт в одной из своих публикаций. Работы выдающегося синолога использовались Пушкиным и при написании им произведений на историческую тематику. О дружбе Пушкина с Бичуриным можно прочесть в романе В. Кривцова «Отец Иакинф». С отцом Иакинфом собирался поэт в начале 1830 года поехать в Китай:

Поедем, я готов, куда бы вы, друзья,
Куда б не вздумали, готов за вами я
Повсюду следовать, надменной убегая,
К подножию ль стены далекого Китая,
В кипящий ли Париж, туда ли, наконец,
Где Тасса не поет уже ночной гребец.

Пушкин подает шефу жандармов Бенкендорфу прошение на имя царя: «... я бы хотел совершить путешествие во Францию или Италию. В случае же, если оно не будет мне разрешено, я бы просил соизволения посетить Китай с отправляющимся туда посольством...» Но бдительное правительство и его шеф жандармов отказали под благовидным предлогом заботы о денежных делах и творческих занятиях поэта.

На письменном столе А. С. Пушкина за семь дней до дуэли, девять дней до смерти, остались записи начатой статьи, которая предназначалась для журнала «Современник». По сохранившимся материалам, под которыми стоит дата 20 января 1837г., можно судить, что у статьи должен быть большой объем. Внимание поэта привлек фундаментальный труд академика Степана Петровича Крашенинникова «Описание земли Камчатской». Следует обратить внимание, что книга опубликована в 1755 году, а поэт решил предложить свое прочтение ее в 1837 году. Конечно, описание Камчатского полуострова Крашенинниковым настолько содержательно, что и поныне сохраняет большое научное значение. Исследователи сходятся во мнении, что интерес к Камчатке непосредственно связан с «Историей Петра Великого», которой Пушкин был серьезно занят. По мнению литературоведа А. Киселева, камчатская статья задумана «как самостоятельное ответвление от нее, характеризующее важную сторону в деятельности Петра — расширение границ российского государства до самых дальних восточных окраин». Камчатка занимает большое место в подготовительных текстах «Истории Петра» и материалах к ней. Для задуманного труда Пушкин успел составить краткий план и набросок начала статьи, «Заметки при чтении «Описание земли Камчатки» и лаконичный конспект «Камчатские дела» (от 1694 г. до 1740 г.). В наброске, по-видимому, содержится ядро планировавшегося трактата: «Сибирь уже была покорена. Приказчики услыхали о Камчатке. Федот Кочевщик (первый русский, побывавший на ней. — С. К.), Атласов, завоеватель Камчатки» (Пушкин). Вывод: "Завоевание Сибири постепенно совершалось. Уже все, от Лены до Анадыря, реки, впадающие в Ледовитое море, были открыты казаками, и дикие племена, живущие на берегах или кочующие по тундрам северным, были уже покорены смелыми сподвижниками Ермака. Явились смельчаки, сквозь неимоверные препятствия и опасности устремлявшиеся посреди враждебных диких племен, приводили их под высокую царскую руку, налагали на них ясак и бесстрашно селились между ними в своих жалких острожках«(Пушкин). В своем конспекте поэт запечатлевает все подробности, связанные с Камчаткой: ее географическое положение (горы, реки и озера); климат; места расселения племен — камчадалов (ительменов), коряков, курил, чукчей, юкагиров; следы первых русских землепроходцев; названия острогов, чтобы подытожить прочитанное: «Камчатка — страна печальная, гористая, влажная. Ветры почти беспрестанные обвевают ее. Снега не тают на высоких горах. Снега выпадают на три сажени глубины и лежат на ней почти восемь месяцев. Ветры и морозы убивают снега; весеннее солнце отражается на их гладкой поверхности и причиняет нестерпимую боль глазам. Настает лето. Камчатка, от наводнения освобожденная, являет скоро великую силу растительности: но в начале августа уже показывается иней и начинаются морозы». (Пушкин). Александр Сергеевич обращает внимание на первобытное состояние аборигенов, их нравы и способы выживания в необычных природных условиях, язык, часто делает ссылки на верования и мифы. Примечательны слова Крашенинникова: «Камчадалы, которые на басни такие же художники, как старинные греки, всем знатнейшим горам и ужасным, по их мнению, местам, каковы, например, кипячие воды, горелые сопки и прочая, приписывают что-нибудь чудесное: а именно, горячие ключи населяют вредительными духами, огнедышащие горы душами умерших...» (Крашенинников). Пушкин помечает: «Огнедышащие горы... Камчатская гора... всех гор выше». Крашенинников рассказывает о страшном пожаре, который случился на этой горе в 1737 году, когда вся она казалась раскаленным камнем. От грома и треска дрожали все ближние места. Камчадалы считают, что гора эта горит тогда, когда умершие топят свои юрты костями китов, а сами питаются китовым жиром, китов же ловят в подземном море. Примечательно замечание ученого: «Возгорание огнедышащих гор не токмо камчадалы, но и казаки почитают за предзнаменование кровопролития, и то свое суеверное мнение доказывают многими примерами» (Крашенинников). На высоких горах, с которых не сходит снег, живут особые духи, почему камчадалы опасаются ходить мимо таких гор. Главный среди духов Билючей или Пиллячучь, который «по скаскам их (камчадалов) ездит на куропатках или на черных лисицах. Ежели кто следы его увидит, тот щаслив будет на промыслах во всю жизнь свою» (Крашенинников).

У Пушкина: «Гора Алаид на пустом курильском острову». Алаид — высокий камень. Упоминаемый остров находится недалеко от островов Шумшу и Парамушира и представляет собой высокую гору — действующий вулкан. По суеверным рассказам курильчан, гора прежде всего стояла посреди великого курильского озера, а так как она своей высотой заслоняла свет другим горам, то последние ссорились с Алаид, почему Алаид удалилась в море, а в озеро в память о себе оставила свое сердце, которое по-курильски Учичи или Нухгунк, то есть пупковой, а по-русски «Сердце камень» называется" (Крашенинников). Помечает Пушкин и мифы о Кутхе: «Первым жителем и богом Камчатки почитается Кут. Смотри сказку о его ссоре с женою». Крашенинников упоминает безымянное озерко, из которого вытекает речка Пиитагычь. Коряки утверждали, что на острове этого маленького озера живет Кут. Островок разделяется логом. Прежде лога не было, а образовался он из-за драки Кута с женою: «Ибо де Кут по тому месту таскал за волосы жену свою». Драка произошла из-за яиц, которые они вместе собирали. Но Кутовой жене попадали яйца больших птиц, а ему мелкие. Счастье жены Кут посчитал причиной своего несчастья и захотел помешать, «но как она в том ему попротивилась, то он отомстил ей за непокорность вышеописываемым образом» (Крашениннников). Имя Кута упоминается и в записи Пушкина: «Молния редко видима в Камчатке. Дикари полагают, что гамулы (духи) бросают из своих юрт горящие головешки. Гром, по их мнению, происходит оттого, что Кут лодки свои с реки на реку перетаскивают, или что он в сердцах бросает оземь свой бубен». Тут же записывает: «Смотри грациозную их сказку о ветре и о зорях утренней и вечерней». Крашенинников пишет о камчадалах: «Когда спросишь их, отчего ветер рождается? Ответствуют за истину от Балакитга, которого Кутха в человечьем образе на облаках создал, и придал ему жену Завина — кугатг именем. Сей Балакитг, по их мнению, имеет кудрявые предолгие волосы, которыми он производит ветры по произволению: когда он пожелает беспокоить ветром какое место, то качает над ним головою столь долго и сильно, сколь великой ветр ему понравится, а когда он устанет, то утихнет и ветер, и хорошая погода последует. Жена сего камчатского Еоля (Эол — греческий бог ветра) в отсутствие мужа своего завсегда румянится, чтоб при возвращении показаться ему краснейшею. Когда муж ее домой приезжает, тогда она находится в радости, а когда ему заночевать случается, то она печалится и плачет о том, что напрасно румянилась: и оттого бывают пасмурные дни до самого Балакитгова возвращения. Сим образом изъясняют они утреннюю зорю и вечернюю и погоду, которая с тем соединяется, философствуя по смешному своему разуму и любопытству, и ничего без изъяснения не оставляя».

Заметим, что в пушкинское время термин «миф» в научном мире еще не употреблялся.

В упомянутом выше конспекте «Камчатское дело» зафиксирована историческая часть «Описания земли Камчатки», озаглавленная «О покорении Камчатки», о бывших в разные времена бунтах и изменах и о нынешнем состоянии российских острогов«. Записи Пушкина состоят из 87 параграфов, в которых в предельно сжатой форме с позиций подлинного историзма осмысливаются факты, изложенные Крашенинниковым. Написанное Пушкиным больше похоже на авторский текст, чем на конспект. Это убедительно показал в своей книге о Пушкине Н. И. Эйдельман.

Поэт отдает должное мужеству вожаков и рядовых казачьей вольницы, постоянно рисковавших жизнью. Приводит знаменательную фразу одного из казаков: «На Камчатке проживешь здорово семь лет, что ни сделаешь семь лет, что ни сделаешь, а семь лет проживет, кому Бог велит». Целью царского правительства было приобретение Россией новых земель и сбор ясака с местного «ласкою» или «с бою». Нередко ясак приходилось брать «с бою». Надо сказать, что и между местными племенами происходили кровавые столкновения, когда победители поступали с побежденными «с обыкновенным всем тамошним народам бесчеловечием» (Крашениннников).

Пушкин не случайно постоянно фиксирует сведения о собираемом для царской казны ясаке. В то же время отмечает жестокость и стремление предводителей нажиться не только за счет ясачных людей, но и казаков. Из-за чего возникали смуты среди служилых людей, заканчивавшиеся убийством начальников. К этому следует добавить, что и сами казаки, оказавшись на отдаленной от центральной России земле, подчас вели себя независимо, не желали подчиняться приказчикам (так назывались тогда начальники; приказчик — от слова приказ). В начале 1711 года власти были уничтожены и по 1713 год на Камчатке правила казачья вольница, своеобразная Камчатская сечь, так занимавшая Пушкина.

Поборы властей и казаков были непомерными. Пушкин выписывает абзац из книги Крашенинникова, где говорится о том, что казаки брали в холопство и в наложницы камчатских женщин, с иными венчались; брали в холопство детей. Во время карточных игр проигрывали лисиц, соболей, а также холопов. Богатели казаки от «находов на камчадалов и от ясачного сбора» (Пушкин). Камчадал помимо ясака платил по соболю сборщику, подъячему, толмачу и казаку. Местные племена на непомерные поборы отвечали бунтами. Выделяя среди казаков наиболее яркие личности типа Федота Кочевщика и Владимира Атласова, «камчатского Ермака», Пушкин обращает внимание и на самобытную фигуру принявшего христианство камчадала Федора Харчина, бывшего местного тойона (князька). Во время камчатского восстания 1731 года на требование осадивших острог казаков сдаться «Харчин кричал им со стены: «Я здесь приказчик, я сам буду ясак собирать; вы, казаки, здесь не нужны» (Пушкин). Царское правительство примерно наказало и бунтовщиков казаков, и руководителей восстания аборигенов. Цели же правительства оказались неизменными — пополнение государственной казны. Борьба между пришельцами казаками и камчадалами длилась более сорока лет. Пушкина занимала цена цивилизации, которую должны были заплатить коренные народы. Не одними территориальными и экономическими приобретениями измерял Пушкин заслуги землепроходцев. А. Киселев, продолжая свою мысль, пишет, что «с помощью нравственного средства, а не огня и меча, должна была исчезнуть дикость. То, что факты камчатской истории чаще не подкрепляли, а опровергали эту нравственную установку Пушкина, составляет внутренний драматизм «Заметок» (Наука и жизнь. — 1994.- № 6. — С.131).

А. А. Степанов в статье «Пушкин и Дальний Восток», опубликованной в «Тихоокеанской звезде» в 1949 году, напомнил нам, что друзья Пушкина — декабристы, томившиеся в Нерчинских рудниках, находились на каторге в Верхнем Приамурье. Жена декабриста Н. М. Муравьева, Александра Григорьевна, отправившись в Сибирь, везла от поэта прощальное приветствие А. А. Пущину:

...Молю святое провиденье:
Да голос мой душе твоей
Дарует то же утешенье,
Да озарит он заточенье
Лучом лицейских ясных дней.

Это послание, в котором Пушкин вспоминает о встрече с другом в Михайловском, А. А. Пущин получил в день приезда в Читинский острог. Нерчинские рудники возникали в воображении поэта, когда он писал в памятный день 19 октября 1821 года стихи о своих лицейских товарищах, противостоящих житейским невзгодам:

Бог помощь вам, друзья мои,
И в бурях, и в житейском горе,
В краю чужом, в пустынном море
И в мрачных пропастях земли.

Мрачные пропасти земли и есть Нерчинские рудники. Всю читающую Россию взволновали горячие слова поэта, идущие от самой глубины сердца и адресованные
друзьям-невольникам:

Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье...
Любовь и мужество до вас
Дойдут сквозь мрачные затворы,
Как в ваши каторжные норы
Доходит мой свободный глас...

Как пишет А. А. Степанов, с берегов Шилки прозвучали слова ответа декабристов, посланные поэтом Александром Ивановичем Одоевским и ставшие не менее знаменитыми, чем пушкинское «Послание в Сибирь»:

Струн вещих пламенные звуки
До слуха чуткого дошли.
К мечам рванулись наши руки
И — лишь оковы обрели.
Но будь покоен, бард! — цепями,
Своей судьбой гордимся мы
И за затворами тюрьмы
В душе смеемся над царями.

Под Хабаровском в селе Сосновке живут потомки А. С. Пушкина. Это семья Владимира Георгиевича Воронцова (1957 г. р.), военнослужащего. Жена Ирина Александровна Брусенцова (1960 г. р.), сыновья Александр (1979 г. р.), Денис (1980 г. р.), Артем (1986 г. р.) и дочь Екатерина (1988 г. р.). Владимир Георгиевич и Александр родились в Иркутске, а Денис, Артем и Екатерина — в Хабаровске. Знакомство с ними оставляет светлое чувство. Легко просматривается внешнее сходство Владимира Георгиевича с его знаменитым предком. Родители и дети — скромные, простые, душевно открытые люди. Свое родство с А. С. Пушкиным особенно никому не выказывают. Идет это от Владимира Георгиевича. Ирина Александровна как-то обмолвилась, что когда она познакомилась с будущим мужем, товарищи Владимира в дружеском общении называли его Пушкиным. Ирина Александровна думала, что так его называют просто из-за внешнего сходства с поэтом. В таком же неведении она оставалась и первое время замужества. О семье Воронцовых мы узнали от Антонины Константиновны Дмитриевой, сын которой случайно оказался в части, где служил Владимир Георгиевич.

Родственная нить от А. С. Пушкина к В. А. Воронцову и его детям тянется через сына Александра Александровича (1833 г. р.), старшую внучку поэта Наталью Александровну Пушкину (1859 г. р.), вышедшую замуж за Павла Аркадьевича Воронцова-Вельяминова (1854 г. р.). Третье поколение представляет Мария Павловна Воронцова-Вельяминова (1883 г. р.), вышедшая замуж за Евгения Ипполитовича Клименко (1864 г. р.). Четвертое — Наталья Евгеньевна Клименко (1907 г. р.), вышедшая замуж за Владимира Ивановича Воронцова-Вельяминова (1899 г. р.). Позднее Н. Е. Воронцова-Вельяминова приняла фамилию Воронцова. Пятое поколение — Георгий Владимирович Воронцов (1926 г. р.), женившийся на Александре Николаевне Захаровой (1927 г. р.). Георгий Владимирович родился в селе Югалин Барновичской области (ныне входит в Брестскую область), участвовал в Великой Отечественной войне, армейскую службу закончил в Иркутске, где и остановился после демобилизации.

О пушкинской генеалогии увлекательно повествует в своих книгах В. М. Русаков. В книге «Рассказы о потомках А. С. Пушкина», изданной в С.-Петербурге в 1992 году, Виктор Михайлович Русаков приложил составленную им родословную роспись «А. С. Пушкин и его потомки», в которую включил наших земляков — Владимира Георгиевича Воронцова и его семью.

Сергей КРАСНОШТАНОВ, профессор