Словесница Искусств

В глубину веков уходят корни народного смехового творчества. Каждая национальная культура обогащала мировой образ смеха. Смех – это изначально мир свободы от условностей, а потому в какой-то мере желанный и беспечный.

Смеховой мир – это мир «низовой», обнаруживающий за ширмой действительности ее глупость, механистичность, разрушающий всю «знаковую систему», созданную традицией. В смеховой культуре выплескивается максимально грубое и несправедливое, тем самым юмор готовит фундамент для культуры – более справедливой, возможно идеальной. В этом великое созидательное начало смехового мира. В основном смеховая культура выражалась через театр, литературу, устное народное творчество, где большую роль играли праздники и карнавалы. Изобразительные мотивы смеховой культуры отражались, в основном, в декорациях уличного театра, в масках, в пародийных фигурах, встречающихся в орнаментальных иллюстрациях к церковным писаниям. Настоящим достоянием смеховой культуры в изобразительном искусстве являются лубочные картинки и настенные листы, украшающие быт народа. Народный гротескный тип образности в них всегда широко использовался художниками для иллюстраций, сатирического, «на злобу дня», изобразительного искусства.

Сегодня более всего народная смеховая культура продолжает развиваться в устном народном творчестве, в песенном творчестве. Исконно карнавальные традиции в чем-то утеряли силу экзальтированности и вакханалии чувств. Их зрелищность подхватили профессиональные театры мимов. Но крайне редко проявляются в изобразительном искусстве именно художественные народные таланты, которые глубоко ощущают суть смеховой культуры, обладают исключительной свободой и легкостью художественной фантазии, «смеющейся вольностью». Серия работ художника из Амурска Евгения Карачевского «Бабушкины сказки» убеждает, что дальневосточная земля богата художественными народными талантами.

Странное настроение вызывает этот графический цикл. Графика Евгения Карачевского явно находится вне современных тенденций в изобразительном искусстве, она не является ни иллюстрацией к сказкам, ни карикатурой на бытовые сюжеты, ни анекдотичными зарисовками. Но в то же время его изобразительные картины невольно заставляют вспоминать отрывки из исконно народных сказок с их архаичными словами, поговорками, замечательные старые фильмы со сказочницами, их витиеватой и назидательной речью. В них выразительно, в гротескной манере обрисованы привычные персонажи из сказок, устного народного творчества, в том числе песенного, волей автора перенесенные в сегодняшний день, и зритель невольно отражается своим рефлексивным восприятием в контексте их то ли шутовства-дурачества, то ли непосредственного, неистового стремления жить, чувствовать соответственно характерности их ролей. В картинном пространстве явственно слышатся звуки карнавальной вольности с грубоватым смехом, выкриками, нарочитыми ругательствами – той своеобразной вакханалии эмоций, через которую возможно очищение, освобождение, откровенное высказывание наболевшего. Евгений Карачевский обладает тем синтетическим художественным талантом, благодаря которому возникла и продолжает существовать народная смеховая культура. Он, как путешественник-балагур, собирает жизненные сюжеты, курьезы, но отстраненный от них взглядом наблюдателя, чтобы обозначить некие этические сентенции. «Сказка – ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок» – нравоучительная сторона сказки взрослыми обычно адресуется детям. А художник Евгений Карачевский сотворил иносказательное пространство балаганной антикультуры, существующее в каждом народном самосознании. Оно привлекает парадоксальностью, заражает юмором, но направлено на самого смеющегося. Зритель оказывается внутри шутовского празднества. Современное место развлечения метафорически представляется местом, где побеждают глупость и плотские утехи: за барной стойкой поп вновь подставляет лоб своему работнику, Змей Горыныч ухаживает за девицей, дымовым рыком отпугивая рыцаря, Кощей с Бабой-ягой отыгрывают удачу у игрового автомата. Анекдотична картина «После попоища», где богатырям кабак и трактир заменяют поле ратных подвигов. После смеха над такими сюжетами, конечно, наступает пауза (аналогичная пауза после анекдота), так как нереальность происходящего явственно обрела узнаваемые черты общего национального характера. Смех становится нерадостным, и юмор воспринимается сарказмом автора – горьким лекарством. Философия становится тем острее, чем более понимаешь, что мы, современники, носители одного народного корня, духа. Насколько зритель обладает чувством юмора, настолько он готов воспринять и картины, а через них что-то узнать о себе, и возможно, нелицеприятное.

Много сюжетов посвящено семье. Семейный мир – самый близкий, особенно чувствительный, но порой некрасивый изнанкой человеческих взаимоотношений. Это скрываемое художник выявляет, карикатурно показывая мимику драчливых, ленивых и объевшихся жен, непутевых мужиков, прячущих бутылки в гармонь или за питием не замечающих рогов у себя на голове, эгоистическое поведение родителей и т. п. Смех показывает бессмысленность существующих в социальном мире отношений.

Смех гротеска открывает в высокой мечте идеала – низкое проявление, в духовном – материальную жадность, в торжественном – ложный пафос, в обнадеживающем – разочаровывающее («Сказка о сером волке» – вечный квартирный вопрос, «А я рыбка твоя золотая» – плотская мечта стариков о молодой жене и т. д.). Почти в каждом сюжете наблюдателями происходящего присутствуют дети, и смех переходит в грусть, смешное – в страшное. Для народной смеховой культуры характерна направленность смеха на наиболее чувствительные стороны человеческого бытия. С первого взгляда гротеск только остроумен и забавен, но его обличительный смысл таит большие возможности светлого созидательного перерождения. Как не вспомнить книгу притч Соломона: «Глупцы только презирают мудрость и наставление».

У художника Евгения Карачевского выдержан основной прием смеховой культуры – оксюморон, где внутри сюжета открытость, искренность чувств перемешана с неказистостью, злой нелепостью, грубостью, в которых чувствуется некая несостоятельность судьбы. Этот прием организует и изобразительный стиль художника. В мир гротескного реализма с изображением пародийного лицедейства активно и неожиданно вторгается художественно-изобразительный мир народной эстетики. Евгений Карачевский глубоко чувствует красоту народного искусства, он сам создает чистые по форме традиционные изделия из дерева, расписывая их в русском национальном стиле. В черно-белых композициях этим наитием художественного дара художник тщательно и искусно прорисовывает архитектурные элементы, детали мебели, орнаменты костюмов, резьбы по дереву. В орнаментальных абрисах художественной фантазии ощущается исключительная свобода и легкость – этот декорационный мир проникнут особым воодушевлением, ощущением. Это то идеальное пространство, где живут лучшие качества народа, память о народной красоте. Художественно-стилевой контекст творчества художника таким образом усложняется: сближая далекое, он обостряет актуальность «вечных» пороков, породивших настоящее бытие, сочетая взаимоисключающее, вызывает чувство понимания и любви к жизни такой, какая она есть. Принимая, что дурачество своего рода динамическая формула правды, а народное искусство – постоянный источник духа, надеешься, что несправедливость и зло случайны. В карандашных рисунках более выражен смех «раздевающий», обнажающий правду, но в творчестве художника есть цветная графика лирической образности. Она перекликается с песенным народным творчеством. Декоративные качества гуаши декоративным буйством пятен выделяют главных персонажей – сентиментальных женщин с трогательной любовью к комплиментам, ухаживанию. Внешне присущая им театральная манерность, лишенная индивидуальности, только подчеркивает общее в человеческой природе – стремление быть любимыми. Этот романтический гротеск – объемность и единство смехового образа в творчестве художника. Искренность переживания, талант художника и неистощимость юмора присущи Евгению Карачевскому, поэтому в целом его картины добры и поучительны.

P.S. Неужели так и будут сидеть дед с бабкой и ждать, что вот-вот перед ними появится яйцо не простое, а золотое? Так в надежде жизнь и проходит… И родные дочки-ленивицы уж старыми склочницами стали. «Три девицы под окном» ассоциируются с новостями из светской столичной жизни известных гламурных персонажей. Муж – вечный ребенок – убаюкивается на руках у жены. Вот бабушка вертится среди внуков, успевая сказки сказывать в то время, пока дед на печи брагу пьет. А дети мечтают... О какой сказочной реальности?

Ольга ПРИВАЛОВА,
директор галереи современного искусства «Метаморфоза», член Союза художников России
Комсомольск-на-Амуре

КАРАЧЕВСКИЙ Евгений Геннадьевич родился 6 мая 1970 года в г. Амурске. В 1987 году окончил среднюю школу, параллельно учился в изостудии при ДК «Строитель» под руководством Г.С. Стуковой. Принимал участие в детских международных, всесоюзных, краевых, районных, городских выставках.

После службы в армии работал в школе учителем ИЗО. В 1992 году был приглашен на Амурский ЦКК в сувенирный цех художником по росписи, затем переведен зам. начальника цеха по сбыту продукции. В 1993 году после развала предприятия устроился на Амурскую ТЭЦ художником-оформителем, переучился на техническую специальность.

За последние несколько лет участвовал в выставках, проходивших в Хабаровске и Амурске. В 2006 году состоялась персональная выставка в Детской художественной школе г. Амурска. Лауреат третьего Амурского районного фестиваля славянской культуры в номинации «Изобразительное искусство» (2007). Автор талисмана празднования 50-летия Амурска. Август 2008 года – персональная выставка в галерее современного искусства «Метаморфоза» (Комсомольск-на-Амуре). Ноябрь 2008 года – персональная выставка в выставочном зале КНОТОК (Хабаровск), которая прошла при поддержке министерства культуры Хабаровского края и Краевого научно-образовательного творческого объединения культуры.