Словесница Искусств

или Неоконченные истории Георгия Пермякова

«Я с детства хотел стать писателем». С такого ответа началась наша беседа с Георгием Георгиевичем Пермяковым о его литературном творчестве. Разговор состоялся в ноябре 2005 года, когда мы с Сергеем Николаевичем Кунцевичем пришли к нему в больничную палату Краевого клинического центра онкологии с пакетом фруктов. Запись этого разговора и письма Георгия Георгиевича помогут ответить на вопрос: исполнилась ли его, автора шести книг, более 1300 статей и заметок в 72 периодических изданиях, детская мечта стать писателем-приключенцем?

Только «Казаки-разбойники» мешали писать детективы

"Когда наша семья в 1927 году переехала в Харбин (мы бежали тогда от японцев), я обнаружил, что там продают гораздо больше детективных романов. И с 1932 года (мне было 15 лет) я стал зачитываться детективами. Когда мне исполнилось 16, я учился в 6-м классе гимназии, <...> написал свой первый роман. Это, конечно, очень громко сказано: «детективный роман «Фэрлезин — растворитель железа». Сюжет был такой: английский ученый изобрел кислоту, которая растворяет камень, железо. Гангстеры, узнав об этом, подослали к нему красавицу шпионку, которая у него из-под носа [выкрала] патент на изобретение. Бандиты построили себе фабрику по производству этой кислоты и с ее помощью стали грабить банки. Расследовать эти преступления приезжает высокий, с большим носом сыщик сэр Смит.

Писал я «Фэрлезин» по субботам и воскресеньям. В два часа в субботу приходил из школы, обедал и писал до вечера, часов до девяти-десяти, а потом и все воскресенье фантазировал. Так я работал до лета. Летом начались «казаки-разбойники», купание в Сунгари. И я забросил роман. Объем романа — 90 рукописных страниц в общей тетрадке с темно-зеленой пластиковой обложкой. В понедельник с величайшей гордостью я приносил свое творение в школу и отдавал однокласснице — красавице Тоне Нелюбиной. У нее были черные, как смоль, волосы и кожа белая, как молоко, и еще румянец на щеках цвета розы. Она с восхищением читала. Потом тетрадь гуляла по всему классу, ее забирали читать на всю неделю. Но в субботу аккуратно возвращали. И чем больше я писал, тем интереснее становился роман. Этот сюжет из детства помог мне определиться с призванием и стать писателем. <...> Уже тогда я решил, что буду писать только интересные книги, главным образом детективы.

В 1945[-м — начале 1950-х годов] в России были распространены военные романы. Я их делил на три вида: про войну с Германией, про войну с Японией и про негласную войну с Америкой. Романы о войне с Германией меня не интересовали — они были технически слабо написаны, романы же о русско-американском противостоянии были интереснее. <...>

В 1952 году я уже начал печататься, с 1955 года стал собирать устные рассказы родственников Арсеньева, стенографировал их воспоминания. В этом же году мы — я и моя жена Аня — сняли комнату. Нашими соседями были супруги Гольцеры. Он электронщик, а она окончила «железку». Когда они узнали о том, что я работал в органах, то подали мне идею написать что-нибудь об этом. Я стал понемногу писать. Днем пишу, а вечером читаю соседям... Так, к весне 1956 года, была готова повесть «Синий тарантул». Мне уже было почти 40 лет. Многие тогда писали про американских шпионов, про русскую контрразведку, про КГБ. И я на этой патриотической волне: «все американское — плохое, все советское — лучше», решил создавать свои произведения. <...>

Когда был опубликован «Синий тарантул», я был счастлив. Даже объявил в «Молодом дальневосточнике», что опубликую в газете всю трилогию «Синего тарантула» — «Красную маску» и «Орден черной волчицы». И я бы сделал это, если бы цензура не запретила «Тарантула».¹

Я был рассержен, и из принципа отказался брать гонорар — 44 тысячи рублей. Чтобы была понятна масштабность этой жертвы, отмечу, что сметана, например, тогда стоила 1 рубль, молоко — 36 копеек, мясо — 3 рубля 20 копеек. Конечно, это ударило по семейному бюджету.² <...>

Издавать «Остров алмазов» решило Хабаровское книжное издательство, его тогда возглавлял Суриков, необычайно запуганный полковник в отставке. Он боялся публиковать «Остров». Рогаль посоветовал обратиться к Клипелю, чтобы он отредактировал и подготовил роман к изданию. Клипель был моим хорошим другом. Участник финской, японской, Великой Отечественной войн, у него было много наград, а его жена была разведчицей. Они вместе и отредактировали «Остров алмазов».

Планировался тираж 60 тысяч [экз.], но получилось только 30 тысяч. Через неделю после того как книги поступили в продажу, ни одного экземпляра «Острова алмазов» в Хабаровске не осталось. В Комсомольске, в книжном магазине, я через год случайно увидел свою книгу и скупил остатки. Мои экземпляры уже давно были раздарены. Гонорар мой составил 4 тысячи рублей. <...>

Повесть «Остров алмазов» пришла к читателю спокойно. Критика была в разумных пределах. В «Тихо-океанскую звезду», правда, пришло письмо, в котором «Остров...» раскритиковала какая-то библиотекарша. За меня заступились Иван Антонович Ефремов, Михаил Белов, Рогаль, Александр Петрович Казанцев. И все успокоились. <...>

Конечно, самое большое впечатление на меня произвел Всеволод Никанорович Иванов. Рост — 1 метр 90 см, вес — 132 кг, ладонь величиной с глубокую тарелку. Человек колоссальных знаний. Он был расшифровщиком германских телеграмм во время Великой Отечественной войны. Знал польский язык, но скрывал это. Был молчаливым, закрытым, как устрица. На его жизнь несколько раз покушались. Однажды, в июне 1952 года, мы с ним гуляли. Шли медленно — его одышка мучила. На пароходе поехали на левый берег Амура. Там, сидя в тени ивы, он сказал мне: «Батенька мой, вот что расскажу я тебе. Плыл я как-то на пароходе, вышел на палубу, меня окружили шесть китайцев и пытались сбросить за борт. Я мертвой хваткой вцепился в поручни и закричал: „Что вы делаете?!“ Они разбежались...» <...>

С детства я мечтал написать хорошую книгу детективов. С возрастом это желание росло. Сорок лет назад я начал писать эту книгу. Первый рассказ — «Вызов закону». <...>

Я считаю, что рассказы [Конан Дойла] «Пестрая лента» и «Собака Баскервилей» — это детективные шедевры. У Агаты Кристи рассказ «Квартира на четвертом этаже» — шедевр. Пушкин — «Метель», «Дуэль» и рассказ «Гобсек» Бальзака — сверхшедевры, чудо! Я решил: почему же я не могу написать такое? Могу! Конечно, мне до Пушкина далеко, но по сюжету — я могу их даже пре-взойти. И вот 40 лет я пишу. Написал 10 рассказов. <...> Моя мечта — издать эти рассказы книгой. Они все хорошо написаны и, несомненно, принесут прибыль. <...> Я уверен, что эти книги будут читать».³

«Перстень Зорге» из почтового конверта

В папке с названием «Зорге» я храню копии вырезок из газет, журналов о знаменитом разведчике, немецком коммунисте, Герое Советского Союза Рихарде Зорге. Оригиналы этих публикаций, по мере их попадания в мои руки, я отсылал Георгию Георгиевичу Пермякову на улицу Советскую. В той же папке хранятся ответные письма Пермякова, имеющие отношение к биографии Рихарда Зорге.

Письмо Г. Г. Пермякова В. П. Буре
от 14 января 1999 года
Дорогой Виктор!

Очень рад нашей встрече 11.1.99. <...>

Немного о своей работе. До Эры Свободы я писал, имея чугунный пресс над собой; нельзя было писать интересно и правдиво, глядя через прямую кишку партии на мир, и только после наступления Золотого Века я смог делать то, что хотел. <...>

Насчет Рихарда Зорге. В Харбине работало большое Генеральное консульство СССР, штаб советской разведки против Японии и белых. Я там работал с 1939 по X [октябрь] 1945 [года], затем приехал сюда [Хабаровск]. Зорге приезжал в Харбин много раз. Три или пять дней летом, водой и рельсами. Он ухаживал за красавицей Галей Х. (она училась со мной в «Ориенталке» — Восточном институте. И ухаживал за Марией С. [В тексте письма фамилия приведена полностью — В. Б.]: 83 кило, белая как снег, волосы черные как смоль, без краски. По великому совпадению она была моей секретарь-машинисткой в отделе переводов, которым я руководил. У меня есть ее воспоминания о Зорге по Харбину и Мукдену, что особенно ценно. Они были близки. Я также учился в одном классе с Тоней Н. Может быть, она жива еще; она была любовницей «бактерио» — генерала Исии Сиро⁴. Когда я называю японским журналистам Марию Вас[ильевну] С., показываю ее фото и цветной портрет маслом, они немедленно мчатся к ней. Я видел отрывок газетного сериала о ней в газете «Хоккайдо Симбун». О Тоне Н-ой не говорил [японским журналистам — В. Б.], этот драгоценный бриллиант у меня.

Я несколько раз видел Рихарда Зорге, говорил с ним, абсолютно не подозревая, кто он. Его хорошо знал и факт[ический] глава БРЭМа Маньчжурии [Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи. — В. Б.] Мих. Алекс. Матковский и мой учитель Н. М. Крюков. Они также не подозревали, кто он. Зорге на пляже Харбина видел Лев Троцкий (подлинная фамилия и имя); ныне он [живет] в городе Алма-Ата. У меня собрано о нем несколько ценных записей. Очень ценна запись у Гург[ена]. Христофоровича Наголена (Асриянца); нашего разведчика в Генштабе Маньчжурской Армии. Мы с ним переписывались уже здесь. Драгоценно его письмо с воспоминанием о встрече с Р. Зорге в Японии.⁵ Если у Вас будет желание, я подготовлю часть своих брильянтов и покажу Вам, угостив Вас наваристым компотом вместо вина. Покажу Вам сов[ершенно] секретные диаграммы в лист ватмана по японской разведке и эмигрантской активности в Маньчжурии.

Есть ли у Вас великолепная книга «Активность Белой эмиграции в Маньчжурии. 1920–45 годы»?⁶ Все диверсионные отряды, вся шпионская активность там как на ладони. Издавал [книгу] филиал РАН в Южно-Сахалинске. У меня есть ксеро[копия], могу Вам подарить.

В 1941 примерно году меня, зав[едующего] отделом перевода Генконсульства СССР в Харбине, пригласил к себе вице-консул Логинов [Андрей Николаевич Логинов (Бердников) — В. Б.]. Он ведал нашим отделом. Ничего не объясняя, он дал мне листок, там была написана по-русски, по-английски и по-немецки фамилия «Рихард Зорге, 1895 года [рождения]». «Если эта фамилия попадется тебе в печати, — сказал он, — немедленно переводи [публикацию], газету сохраняй!» Вот тогда я впервые слышал эту фамилию с советской стороны, раньше знал ее с харбинской стороны. Затем был перерыв до 1964 примерно года. И вдруг наша печать, с 1964 [года] примерно, стала захлебываться по-коммунистически о Зорге. Мы это умеем делать. То молчок, то водопады похвал. Я, по дурости, хвастанул, что этого немца знал по Харбину. И началось! Уж таскали меня по кинотеатрам, по организациям, чтобы я рассказывал о Зорге. Я стал купаться в лучах чужой славы.

Я привык все класть на бумагу: я печатаю на машинке пулеметом (бывший пианист), и записал Н. М. Крюкова, М. В. С <...>, М. А. Матковского, фактич[еского] главы БРЭМа Маньчжурии (мать — фрейлина при дворе императрицы, отец — генерал)⁷.

Увидел в книге Воениздата чудовищный портрет Зорге, где его волосы были рыжими (красными).⁸ Я — протест, мне письмо: «Опишите, каким Вы его помните». Потом мне прислали более-менее точный его портрет, соответствующий моему словесному описанию, и косвенное предложение поделиться с Воениздатом своими воспоминаниями. Я потребовал объем повести, но получил отказ.

Все же я набросал вчерне материал по Зорге, назвав его по-разному, [до сих пор] еще не выбрал: «Незримый Зорге», «Зорге — незримка», «Зорге — невидимка», «Любовь Зорге», «Алмаз Зорге», «Тайна Зорге», «Энигма Зорге» (энигма — тайна, секрет), «Витязь Зорге», «Тигр Зорге», «Молох Зорге», «Сатан Зорге», «Спай Зорге» (последние названия взяты из германской печати).⁹ Мне больше нравится «Алмаз Зорге». У него был подарок — прекрасный брильянт от нашей разведки, он это скрывал; узнали только после его гибели и после окончания войны. <...>

Да, забыл! У меня в Харбине учился сотрудник ГРУ Генштаба СССР, подполковник И. К. К. Он какое-то время был начальником Рихарда Зорге в Японии. Мы друзья с И. К. К. Он рассказал мне о нем много интересного, не позволив записывать. Но после его рассказов, я все записал по памяти. Так что у меня материала хватит на повесть в 6–8 листов о Зорге.

Фон — Харбин, Мукден (особо ценно, т. к. в Мукдене было военно-промыш[ленное] сердце оккупац[ионных войск] японской армии против СССР). Лучшие люди нашей страны работали там, в Мукдене; лучшие китайские разведчики работали в Мукдене, и многие поплатились жизнью. И, главное, у нас в плену на спецобъекте 45, ул. Саперная, 42 (ныне улица связиста Дикопольцева) был начальник Японской военной миссии Мукдена генерал-майор (ф. и. о. забыл). Мне было дано задание, и очень серьезное, — записать с его слов все о Мукдене: экономич[еская] мощь, виды секретного производства, разведка, контрразведка, жандармерия, цифры, разведчики в Мукдене от СССР, от США и др. Он дал драгоценные сведения; был тяжело болен лихорадкой Денге, знал, что жить недолго.

Вот на этом синтезе плюс еще кое-что, что сейчас не могу вспомнить, но вспомню во время работы, я могу уложить в повесть 6–8 листов, не более. 70% — факты, 30% — художеств[енное] дополнение: Харбин, японские обычаи, быт, этнография.

Повесть будет сюжетной. Мне нужны гарантии, что книга выйдет. Я не хочу раскрывать шкатулку с самоцветами, чтобы ею воспользовались другие. Уже много моего читаю и [раньше] читал в московских изданиях. Т. к. у меня большие и подробные заготовки, то повесть я могу сдать в июле-августе. Годовщина повешения Зорге — 6 ноября [поверх машинописной цифры 7 тушью от руки написано — 6. — В. Б.].

В повести о Зорге пройдут: атаман Семенов, генеральный фашист Родзаевский (мой друг¹⁰: две с ним беседы по часу-полтора; разные позиции: одна в июле 1941 года — на Старом кладбище, вторая — май 1945 — берег Сунгари за яхт-клубом); генералы из БРЭМа, М. А. Матковский, японские генералы. <...>

Напомню, что министр МВД СССР Круглов своим приказом перевел меня из Хабаровска в Москву. Дал мне комнату в Москве и прописку. Я стал работать в спецлагере 27. Там были собраны брильянты из пленных — германские послы, корейские миссионеры-шпионы от США, разведчики Японии против СССР; там некоторое время «отдыхал» фон Паулюс (но до меня). Я работал там с ноября 1947 до марта 1948, потом попросился обратно в Хабаровск. И тут опять была работа по линии Зорге. <...>

На этом заканчиваю. Если можно, черкните мне о получении письмо.

Ваш, с любовью — Г. Пермяков (подпись)

14.1.99. Хабаровск

P. S. Вынул письмо из машинки, заклеил и начал работать над «Алмазом Зорге».

Г. П.

Письмо Г. Г. Пермякова В. П. Буре
от 12 февраля 1999 года
Дорогой Виктор!

Прямой начальник Зорге — полковник К. И. К. — не раз советовал мне написать книгу о Зорге. То же — Вс. Н. Иванов, Ник. Рогаль, Р. Агишев, Петя Проскурин, Вас. Ефименко и мн. др. Но только Вы точно предложили — книга, договор и гонорар. В Вашем письме от 11.1.99. И я с 12 янв[аря] 99 начал эту работу как одержимый по 10–14 часов в сутки. Готовы 11 вариантов сюжета, фото и биографии главн[ых] героев, конспекты подл[инных] материалов, карты, схемы, таблица кадров и мн. др.

Еще дней 10, и первая стадия работы будет завершена. Тогда, с В[ашего] позволения, приглашу Вас познакомиться со сделанным.

Еще раз спасибо за мощный толчок.

Поклон Редакционному кораблю во главе с Капитаном.

Ваш, с любовью — Гёр Гёрг Пермяков

Письмо Г. Г. Пермякова В. П. Буре
от 23 февраля 1999 года
Дорогой Виктор!

С 12.01.99 работаю над Зорге по 6–8 — 12–14 часов в сутки.

Хочу показать Вам первую начальную стадию романа «Алмаз Зольге».

Если смею, то приглашаю Вас к себе на 3 часа дня в субботу 27 февраля [Адрес убран мною — В. Б.]. Покажу япон[ские]→, англ[ийские], к итайск[ие] и русские источники для романа. Многое в нашей стране соверш[енно] не известно.

В VIII [августе] роман будет завершен: были изрядные заготовки.

Поклон редакционному кораблю.

Ваш, с любовью — Гёр Гёрг Пермяков

P. S. С Днем Красной Армии! Г. Г.

Письмо Г. Г. Пермякова В. П. Буре
от 20 октября 2003 года
Дорогой Виктор!

Трижды рад вашему письму от 7.10, сброшенному на почту 14-го и полученному мной 18[-го]. Спасибо за поздравление, за то, что узнал о вас и за материалы о Зорге. <...>

Болею, принял 19 кило ядовитых лекарств в вены, помощи мало, но обещают вылечить. Трудно ходить пока; шатает, даже на улице, но пройдет до свадьбы.

Материалы о Зорге — старые палаты. Все это уже было в 1960-х, повтор, но интересно, что и кто, и где повторяет.

Ханако Исии была в Хабаровске, в конце 1960-х, я чуть ее не поймал.¹¹

Пишу в копии, так как лента блекла. Во Владивостоке вышел «Рубеж» № 4, сентябрь 2003, звали на презентацию. <...> Копию «Пуи, пять лет вместе», «Pубеж-4», я сниму и вышлю вам. Вы мне очень помогли с Пуи, сами того не зная.

Переписываюсь. Получил из Москвы от своего коллеги письмо Ф. Нансена Арсеньеву от 1916 [года]. Факсимиле письма и подписи Нансена.

Написал статью, как советская разведка искала 731 отряд. Сдал в «Тихоокеанскую звезду». Моя детективная повесть «Монстр-Исии» («Замок Cмерти») об [отряде] 731 выйдет в «Рубеже-5». Примерно в 2005 [году], если доживу. <...>

В. Ишаев дал мне пожизненный почетный грант в 1500 [руб.] за литературную и журналист[скую] работу в течение полувека. 1952–2003. Теперь у меня пансион 3 000 [руб.] в месяц. С 1 июля с. г.

Вы прислали мне интересные материалы, там видна тенденция: США хотят обкакать Зорге, а русские не дают. Много неточностей. Например, писака пишет, что Зорге сообщил: «Япония не нападет на СССР, и русские погнали дивизии с Дальнего Востока на Германию». Это шутка, не погнали, и Зорге не мог быть ведущим источником информации: это нарушает принципы разведки; он один из многих; сведения давали презид[ент] США Рузвельт и Черчилль.

Вчера, 18 октября, давал 3—4-часовое интервью собкору «Меридиана» Галине Ивановне Казачук по 731-му отряду. Будет скоро в газете.¹²

<...> Виктор, некто Усов написал книгу о Пуи; не видели ли вы ее, если увидите, могли бы мне ее купить? <...> Книга о Пуи мне очень важна, так как во Владивостоке выйдет и моя, хочу знать все, что написано об Айсингёро.¹³

Что еще написать? С трудом хожу, утомление, лечение, 1000 пилюль проглочены; все это губит мою кровь; выводится медленно, работать работаю по 10 часов, как и раньше, машинкой; но движение затруднено. Отсюда некоторая замкнутость. Москва еще раз хочет дать со мной интервью по Пуи; Арсеньев ей не нужен. Бедный путешественник. Даю уроки; китайскую группу разогнал.

Буду кончать. Итак, если можно — Усовский Пуи, очень прошу.

В заключение, я поражен, как вы успеваете все собирать, все знать и все иметь. Особенно хорош ваш Воркингский «731» отряд на английском, который вы мне подарили.¹⁴

Да, забыл! «Санди Таймз», 1,5 млн тираж, 40 страниц, мел[ованная бумага], краски, еженедельник, заказывает мне «Пуи и Англия». Есть интересные вещи. У них гонорар от 6 000. Не знаю, угожу ли?

Кончаю. Большой поклон Оле-сан, Насте-сан, Лене-сан и Вам.

Ваш, с любовью — Г. Пермяков

***

Повесть «Перстень Зорге» (один из вариантов названия повести) осталась незавершенной Георгием Георгиевичем Пермяковым. Рукописные варианты, а их более десяти, хранятся в фонде Гродековского музея, где собран уникальный архив человека с удивительной биографией. Тех, кто будет знакомиться с наследием переводчика, краеведа и, несомненно, — писателя Г. Г. Пермякова, ожидают увлекательные путешествия вглубь истории и прогулки по удивительным местам дальневосточной земли. Близится 100-летие Г. Г. Пермякова — он родился 24 ноября 1917 года. Это ли не повод краеведам-исследователям отправиться в «кладовую бриллиантов Пермякова»?

---

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Ланин Г. Синий тарантул: Приключенческая повесть. — Благовещенск: Амурск. кн. изд-во, 1957. — 152 с.
   О вероятной причине цензурного запрета: «...На экз. БАН: Приказ Амурского обллита от 10.03.1958. В карт. РНБ: Приказ Министерства культуры РСФСР № 6./236. Св. список-1961. Возвр.: ВП-1992. Вероятная причина запрета — „разглашение государственных секретов“. Автор повествует о деятельности „Главурана“, поисках урановых руд и добыче сырья для военных целей и атомной промышленности, разоблачении японских шпионов, методах работы сотрудников КГБ и т. п.».
   См.: Блюм А. В. Запрещенные книги русских писателей и литературоведов 1917–1991. Индекс советской цензуры с комментариями. СПб, 2003. http://www. opentextnn. ru/censorship/russia/sov/libraries/books/blium/ilp/?id=417.
2. В этом месте письма путаница с ценами. Гонорар за книгу «Синий тарантул» Г. Г. Пермякову начислялся в 1957 году, а приведенные им примеры стоимости продуктов действовали уже после денежной реформы 1961 года, то есть в новом масштабе цен — 10:1. Государственные цены в конце 1950-х годов были такими: хлеб черный — 1 руб. 60 коп.; хлеб белый — 2 руб. 80 коп.; мясо (кг) — 12 руб.; молоко (литр) — 3 рубля.
3. Георгий Георгиевич оказался прав: с 2012 по 2014 год увидели свет такие произведения Пермякова (псевдоним Г. Ланин);
   Ланин Г. Красная маска. М.: Миллиорк, 2012 г. Серия: Библиотека научной фантастики и приключений (Мягкая «Рамка»). Содержание: Г. Пилиев. Г. Ланин (1917–2005) (статья), Г. Ланин. Красная маска (повесть), Источниковая библиография;
   Ланин Г. Синий тарантул. М.: Престиж Бук, 2013 г. Серия: Ретро библиотека приключений и научной фантастики: Содержание: Предисловие — В. И. Ремизовский. Фантаст поневоле; Синий тарантул (повесть), Красная маска (повесть); Об иллюстраторе: В. Романова. Романов Василий Евтропович (1913–2009). Биография иллюстратора произведений Г. Ланина (Г. Г. Пермякова) ;
   Ланин Г. Остров алмазов. М.: Престиж Бук, 2013 г. Серия: Ретро библиотека приключений и научной фантастики. Содержание: Остров алмазов (повесть), Маска (повесть); Рассказы о Китае: Йога, Тибетский мальчик, Кобра, Слепой — нищий, Рикша, Акулы Нью-Йорка, Любовь Анбая;
   Ланин Г. Медуза. М.: Престиж Бук, 2014 г. Серия: Ретро библиотека приключений и научной фантастики. Содержание: Медуза (повесть), Багровая кукла (роман), Нонна (повесть).
4. Исии Сиро (1892–1959) — японский микробиолог, генерал-лейтенант Императорской армии Японии, начальник «Отряда 731» (до 1942 года). Военный преступник, проводивший опыты над корейскими, китайскими и советскими военнопленными.
5. Гурген Христофорович Асриянц (род. в 1907 г., с. Сусалых Нагорный Карабах — умер в 1972 г. Похоронен в Челябинске). В 1920-е годы семья Асриянц перебралась в Маньчжурию. Там Г. Х. Асриянц окончив классическую гимназию, уехал в Харбин и поступил на юридический факультет университета. Когда юридический факультет закрылся, Г. Х. Асриянц устроился учителем русского языка в китайской гимназии в г. Фугдин. Поскольку китайцам было трудно поизносить его армянскую фамилию, директор гимназии дал ему вторую фамилию, китайскую — Наголен («чужеземец»). Затем Г. Х. Асриянца пригласили преподавать русский язык в китайском университете в г. Харбине. Пока он перебирался на новое место жительства, выяснилось, что это учебное заведение уже закрылось, ему пришлось устроиться на работу в управление КВЖД переводчиком. В 1927 году Г. Х. Асриянца призывают на военную службу. В начале 1930-х годов Г. Х. Асриянц в чине капитана служит в армии Маньчжоу-го. После создания отряда «Асано», Г. Х. Асриянца перевели на станцию «Сунгари Вторая» и назначили заместителем командира части по хозяйственной части. В 1943 году его переводят на службу в штаб округа, который располагался в Харбине. С этого времени Г. Х. Асриянц установил контакт с советской разведкой. В августе 1945 года, после входа Советской армии в г. Харбин, Г. Х. Асриянц был арестован, а утром следующего дня харбинцы увидели его в советской военной форме.
   После вывода советских войск из Маньчжурии (май 1946 г.), Г. Х. Асриянц был оставлен, как гражданское лицо, в Харбине. Сначала работал в юридическом отделе КВЖД, затем занялся предпринимательством — открыл кинотеатр в г. Цзямусы, а позднее с группой компаньонов создал в Харбине предприятие по производству резиновой обуви. В июне 1950 года Г. Х. Асриянц арестован органами китайской госбезопасности и через Находку переправлен в Хабаровск. Г. Х. Асриянца приговорили к 10 годам заключения. На свободу он вышел в 1955 году и обосновался в Челябинске. Окончив специализированные курсы советской торговли, Г. Х. Асриянц до пенсии проработал директором Челябинского Дома обуви.
   Биографическая справка составлена по материалам, присланным автору сыном Г. Х. Асриянца Константином.
6. Полное название издания: Российская эмиграция в Маньчжурии: военно-политическая деятельность (1920–1945): Сб. документов / Сост. Е. Н. Чернолуцкая. — Южно-Сахалинск, 1994. — 152 с.
7. Михаил Алексеевич Матковский (1903–1968), начальник 3-го (регистрационного) отдела БРЭМ (Бюро по делам Российских эмигрантов в Маньчжурской империи). В 1945 году начал сотрудничать с советскими органами. В частности, передал информацию по Главной Японской военной миссии. В 1946 году выступал свидетелем на Токийском процессе. В том же году интернирован в СССР и осужден на 25 лет за антисоветскую деятельность. Срок заключения впоследствии пересмотрен до 12 лет, и в 1958 году М. А. Матковский освобожден и реабилитирован. Жил в Хабаровске, продолжал сотрудничество с советскими спецслужбами. Работал в Краевом управлении промышленных и продовольственных товаров. В 1964 году переехал в пос. Маго Хабаровского края, где работал в «Экспортлесе».
8. Вероятно, имеется в виду книга: Майснер Ханс-Отто. Кто вы, доктор Зорге? — Воениздат, Москва, 1964 г. — 51 с.
9. Интересно отметить, что вышедший на экраны в 2003 году фильм совместного производства Германии и Японии был назван Spy Sorge.
10. К слову «друг», употребленному Г. Г. Пермяковым в письме в отношении Родзаевского, надо относиться осторожно: у него и подполковник И. К. К. тоже друг. Мне кажется, точнее было назвать свои отношения с этими людьми: «хороший или близкий знакомый, приятель». Родзаевский старше Пермякова на 10 лет. Он одиозная фигура среди разношерстной харбинской молодежи. Тем не менее от 5 до 20 тысяч (последняя цифра явно преувеличена самим Родзаевским) юношей и девушек шли в его партию. Мне думается, знакомство этих двух молодых людей состоялось по линии культурно-просветительского отдела БРЭМ, в котором из зарегистрированных членов насчитывалось около 300 музыкантов, артистов, исполнителей и др.). В конце 1930-х годов Родзаевский в культурно-просветительском отделе руководил комитетом по организации конкурсов молодых талантов. Усилиями возглавляемого им комитета (при японцах!) в Харбине был открыт русский оперный театр, затем на сцену вышли оперетта и даже балет... Пермякову в ту пору было уже 20 лет, он спортивный молодой человек, чемпион Харбина, играет на скрипке, танцует чечетку, на свои средства устраивает молодежные вечера, где, в частности, разыгрываются сценки по сценариям его отца, читаются его стихи и юмористические рассказы... И это все для советской молодежи. И там (культотдел БРЭМа), и там (вечеринки с Пермяковым) главной целью была пропаганда русского искусства, ностальгия по Родине, которую молодежь, выросшая на чужбине, слабо или вообще не знала... И потом, упомянутый Пермяковым Матковский был идеологом партии Родзаевского (позже, правда, они разошлись во взглядах)... Возможно, именно Матковский их сблизил каким-то образом. Пермяков, получивший советский паспорт в 1933 году, не был зарегистрирован в БРЭМе. Надо помнить, что русские харбинцы жили «в одном котле». Пути-дорожки их неизбежно пересекались: гимназии и школы, высшие или специальные учебные заведения, пресса и театр, спортивные площадки и стадионы, праздничные мероприятия — светские и церковные и т. п.
11. Летом 1965 года Ханако Исии была приглашена в Москву, по дороге из Токио сделала остановку в Хабаровске. В своем интервью Г. Казачук («Амурский меридиан» от 26 февраля 2003 г.) Г. Г. Пермяков признавался: «...Ханако Исии была в Хабаровске в 60-х годах. К сожалению, увидеться с ней мне не удалось. С ней беседовал главный редактор „ТОЗа“ Федор Куликов. Эта беседа передавалась по радио. Когда я узнал об этом визите, Ханако уже уехала, я локти свои грыз».
12. См. прим. 11.
13. Виктор Николаевич Усов, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН. Речь шла о его книге: Последний император Китая Пу И (1906–1967). — Москва: Олма-пресс, 2003. — 415 c. Г. Г. Пермяков книгу получил, даже две — второй экземпляр подарила ему журналистка и телеведущая Евгения Иванченко.
14. Имеется в виду статья: By Russell Working. The trial of Unit 731. The Japan Times. June 5, 2001. (Special to The Japan Times).