Открытия и находки в глубинах ульчского языка

Светлана АнгинаОно стоит почти на краешке страны — Николаевское-на-Амуре педагогическое училище коренных малочисленных народов Севера. Это учебное заведение отвечает своему истинному назначению — становится вторым домом для многих студентов, приехавших с северных окраин Хабаровского края. Лично для меня училище стало домом дважды: 36 лет назад я окончила его, и вот теперь вновь в родных стенах. Филологическое образование и знание языка позволило подойти к преподаванию родных — ульчского и нанайского — языков на лингвистическом уровне. Здесь все еще неизведанное поле деятельности.

Работая со студентами, я составила многолетнюю программу полевой научно-исследовательской работы. Ребята по дополнительной подготовке в области родного языка выполняют достаточно серьезные и глубокие исследования по курсовому проектированию.

Ульчский язык — южная маньчжурская ветвь тунгусо-маньчжурской группы языков, которая наряду с монгольским, бурятским, тюркским, китайским, японским, корейским представляет алтайскую семью. В исторических судьбах сложения и развития многих языков алтайской семьи немало общего. Эта общность в какой-то мере выражается и в наличии общего пласта лексики. Анализ лексико-семантических групп наводит на мысль, что ульчи — предки маньчжуров, и в лексике ульчей отголоски древнего чжурджэнского литературного письменного языка. Когда сегодня говорят о младописьменных или бесписьменных языках, я не вполне согласна с такой постановкой вопроса.

Всем известно: в лексике отражаются жизненные исторические реалии. Так, в ульчском языке существует целая группа слов, которая доказывает, что когда-то этот язык был письменным: таумбуву — читать, нюруву — писать, данса — книга, битхэ — письмо, бодову — считать.

Лексика ульчского языка представляет собой еще слабо изученную область науки, к тому же она еще не в полной мере отражена в существующих словарях. Вероятно, отсутствие монографий по лексикологии ульчского языка связано с тем, что это наиболее трудная и неподдающаяся пока упорядочению языковая сфера. Для описания отдельных фрагментов лексического состава любого конкретного языка обычно применяют классификацию по тематическим и лексико-семантическим группам слов. На сегодня самым глубоким исследованием по тунгусо-маньчжурской группе языков считается работа ученого-лингвиста Аворина «Грамматика нанайского языка». И даже он ограничивается в своей работе только лексико-грамматической стороной.

Вместе со студентами мы пытаемся применить в своих небольших исследованиях тематическую и лексико-семантическую классификацию слов. Из летних этнолингвистических экспедиций привозим материалы по топонимике, так как названия многих населенных пунктов и прилегающих к ним местностей исчезают, стираются из памяти людей, и семантика этих слов, наверное, уже никогда не будет раскрыта.

Очень много слов, отражающих названия наших ближайших соседей — японцев, айнов, корейцев, китайцев, якутов, предметов их обихода и быта. Что, к примеру, означает слово «Сахалин»? По фонологической и фонетической структуре оно совсем не славянское, не русское. Как называли ульчи этот остров? Нивхское это или айнское слово? Среди многих ульчских названий, написанных нами во время экспедиций, таких, как «земля морская», «морской берег», «морская сторона», вдруг совершенно неожиданно, как бы между прочим, прозвучало по-ульчски: «сахар ни бани», что в переводе — «земля черных или темных людей». А ведь верно. Название острову пришло с Амура. Нам думается, что когда на Амуре появились первые землепроходцы и исследователи, при быстром произнесении словосочетания «Сахар ни бани» невольно ассимилировался сонорный звук «р» на «л», а «ни» в «ин». А последнее слово просто опускалось. Такие фонетические явления, как ассимиляция, перестановка звуков — обычное явление в любом языке. Так «Сахар ни бани» стало Сахалином.

Почему земля «черных или темных людей»? Аборигенное население острова составляли нивхи и айны. Ф. И. Крузенштерн писал об айнах: «Они темного, почти черного цвета кожи». А вот как у А. П. Чехова: «Айны смуглы, как цыгане». Хотя были и другие противоречивые свидетельства, что цветом кожи они белы, как европейцы. Но все при этом дают общее описание, что айны волосаты, волосы и на голове, и на лице длинны и густы. Островные нивхи тоже очень смуглы.

Согласитесь, насколько удивительны и увлекательны такие находки.

Исследования в области ономастики тоже имеют место в нашей исследовательской работе, так как антропонимическая система любого языка, ее экстралингвистические свойства позволяют узнать этнические традиции народа, древние воззрения. В короткой статье невозможно передать характер и объем антропонимических исследований, да и не нужно. Скажу лишь, что специфика ульчской ононимизации в основном состояла в том, что праульчские антропонимы представляли собой не канонизированные личные имена, а описательные, метафоричные, меняющиеся с возрастом и общественным положением человека. Это могли быть и прозвища. Наблюдается связь с апеллятивной лексикой различной семантики (это существительные, прилагательные, числительные, глаголы).

Вот некоторые примеры, когда в антропонимической системе апеллятив превращается в личное имя. Кэси — счастье, счастливая. Делэбу — врунишка, хвастун. Манга (manga) — сильный. Гэлкэ — светлая, видимо, рожденная весной, в светлую пору или на светлой солнечной стороне.

Был и другой род ононимизации. Ульчи являлись язычниками и поклонялись различным духам, небесным светилам и небесным явлениям. Отсюда сложилась целая подгруппа личных имен с опорными компонентами — названиями неба, солнца, луны, звезд, снега, тумана, бури.

Тотемные верования нашли отражения в личных именах с опорными компонентами — названиями домашних и диких животных, птиц, рыб. «Звериные» имена указывали в древности на «принадлежность» к данному роду, восходящему к мифическому прародителю — зверю. Традиция эта долго сохранялась у ульчей, представления о ней живы до сих пор.

К сожалению, сегодня определить лексическое значение многих личных имен сложно. Из 200 собранных мною имен собственных только у двух их десятков описаны значения. Студентка 2003 года выпуска выполнила курсовую работу по материалам, собранным в летней полевой экспедиции в селе Солонцы Ульчского района. Ею сделана попытка раскрыть семантику имен собственных, в частности, ее дедов и прадедов.

Интересные наблюдения сделаны во время студенческих экспедиций, собирая материал по лексике, обозначающей цвет, масть животных. Любопытно, что лексика по теме «Домашние животные» в ульчском языке представлена широко. К примеру, есть слово «доить», а вот слово «молоко» отсутствует. Утеряно? Или же его вообще не существовало? А такое могло быть. Мы привыкли считать, как обычно и значится в этнографической литературе, что ульчи исторически исключительно являлись рыболовами и охотниками. Поскольку представители этого народа были когда-то маньчжурскими племенами, то они занимались и животноводством, считались хорошими военизированными всадниками. Вероятно, производством молочных продуктов для себя люди практически не занимались, и эти продукты были источником пропитания молодняка. Версия эта, конечно, не совсем убедительная, и я не настаиваю на ее исключительности. Это дело историков и этнографов.

Во время экспедиций мы собираем также духовную и обрядовую лексику. Мне не раз доводилось присутствовать на шаманских камланиях. Слушать их — большое искусство. Воспринимать на слух архаизмы, специфическую шаманскую терминологию довольно сложно. И тем не менее это удивительно интересно. Вот передо мной песнопения ульчской шаманки из села Савинское Ульчского района Вальдю Индека. Какой же это великолепный образец поэтической речи! Бытует мнение, что лексика северных народов бедна, опредмечена, отражает только конкретные обиходные реалии, не абстрагирована. В одном из поэтических сборников у поэта-нанайца читаю: «Соединились два белых серебряных крыла». Вот вам и белый стих.

В шаманском песнопении есть и плач-причитание, и обращение к силам природы, духам, хозяевам тайги и земли, огня и воды, и предупреждение-извинение.

Вот, послушайте. Кэнкэрэмби (поклоняюсь, бью челом) бай хупулэри, бай елчимэри дичипу (пришла я со своими помощниками-духами просто так, без злых намерений). Негде тэвэксэ! (Синие тучи!) Сэгде тэвэксэ! (Красные тучи!) Намчамдимум вэндитэ, пурэ эдени (умоляя, говорю, о, хозяин тайги (о, дух тайги) мутэнэйну — хонтанайну? (смогу ли или не смогу, или что буду делать? Улэн мимбэ этэвруксу (помогайте, уберегайте меня (обращается к своим духам-помощникам). Пудя-энегэ, мимбэ эди тиндара, би нэлэчии (о, дух огня, о, мать, не отпускай меня, мне страшно). Эй на эден манга (силен, страшен и могуч этой земли хозяин). Су-тэл... кэси гэлэву (счастья можно только у вас просить (опять обращение к силам природы).

Не напоминает ли вам эта песнь плачь Ярославны? Вот где богатый материал для семантической характеристики слов. Этой работой мы и занимаемся со студентами: составляем лексические словари синонимов, антонимов, омонимов, определяем оттенки значений лексических единиц. А ведь есть еще фразеологизмы. Данная лексическая группа вообще за семью печатями.

Совершенно естественным является применение этих наблюдений в практике составления текстов для начальных классов. Студенты, анализируя программы и учебники общеобразовательных школ по русскому языку, приходят к выводу, что при изучении родного языка лексикологию можно давать не только с 5-го класса, как это отражено в программах, но начинать знакомство с самых первых шагов школьной жизни на элементарном, понятийном уровне.

Как-то один знакомый сказал, что жизни не хватит, чтобы в полном объеме описать лексику ульчского языка. Что ж, если хоть малую часть этого огромного пласта получится описать, я буду счастлива.

Светлана АНГИНА,
преподаватель высшей категории Николаевского-на-Амуре
педагогического училища коренных малочисленных народов Севера