Теплоход мягко ткнулся в песчаный берег. Сбросили трап, и некогда пустынное пространство ожило, пришло в движение. Улицы и переулки, дороги и тропинки заполнились людьми с тележками, рюкзаками, корзинами. Начинался дачный сезон, который продлится полгода — с мая по ноябрь. Хутор Телегино, хутор Сорокино, Верхнее Заречье — названия этих мест знакомы каждому хабаровчанину. Сейчас здесь дачные поселки и места отдыха горожан. А еще сто лет назад на хуторе Телегино, по свидетельству старожилов, были керосиновые склады купца Чурина. Давно живут здесь люди. Мой сосед, копаясь в огороде, нашел увесистую монету. На одной стороне двуглавый орел, на другой в центре цифра 5, а по кругу «Российская медная монета 1881 год». Меня всегда интересовала топонимика. Название Верхнее Заречье понятно, а вот откуда Телегино и Сорокино? Много интересного рассказали старожилы. В На хуторе находились начальная школа, клуб, дом отдыха, магазин, пионерский лагерь. Летом здесь пасли крупный рогатый скот, который привозили из города. В то время многие горожане, что жили в частном секторе, держали коров и на лето отправляли их на вольные травы. В середине прошлого века, а точнее в 1956 году, в связи с укрупнением колхоз прекратил свое существование, а рыболовецкие бригады были переданы другому колхозному хозяйству, который находился на Втором Воронеже. Но никто из старожилов не мог сказать, откуда произошло название хутора Телегино. Удивительно, но ответ пришел из Америки. В начале Делялсь своими впечатлениями о городе, в котором прожил свои первые двадцать лет, Иннокентий упомянул, что побывал на хуторе Телегино, туда, где были керосиновые склады его хозяина, и узнал, что название хутора произошло от фамилии человека, который постоянно жил в том месте и охранял эти склады. Мне эти места знакомы с детства. Помню, как на теплоходе «Смелый» по воскресеньям с родителями ездили на левый берег купаться. Студентом на летних каникулах подрабатывал там же в качестве спасателя на водах. Ну а став совсем взрослым, построил там дом, в котором вместе с детьми проводил летние отпуска. Недалеко от города, регулярное водное сообщение, пляжи, рыбалка — что еще нужно горожанину, уставшему от рева машин и толчеи улиц? В общем, с хутором Телегино меня связывают долгие годы. Он и навеял эти истории — невыдуманные, написанные, что называется, с натуры. Отцвели уж давно...Певица исполняла романс ни к кому не обращаясь, в какой-то задумчиво-отрешенной манере. Но каждый слушатель был настроен на его волну и каждому казалось, что артистка поет только для него. Стелла, по паспорту Евдокия, была в том возрасте, когда молодость уже прошла, а зрелость не наступила. Белокурая, белокожая, в блестящем платье со смелым декольте, она притягивала внимание посетителей ресторана не только голосом и манерой исполнения, но и обольстительной внешностью. Это был первый заезд — так музыканты называли первое отделение своего выступления. Вначале прозвучал вальс «Амурские волны» — традиционное начало, оправданное тем, что оркестр играл в ресторане «Амур». От первого столика, что у стены, к музыкантам направился некий гражданин лет семидесяти. Невысокий, седой, речь с непонятным акцентом. Протянул доллары и попросил Стеллу исполнить романс «Отцвели уж давно...». Если бы это были рубли, то пожалуйста, но американская валюта! На дворе стоял 1971 год, любой человек, если у него находили иностранные деньги, подвергался преследованию по закону. Что делать? Музыканты знали, что за каждым иностранцем ведется негласное наблюдение, и легко можно загреметь по статье «За связь с иностранцами». К тому же вечер в ресторане только начался, народ еще трезвый: разговор негромкий, нож в правой руке, вилка в левой... Солистка запела «по желанию». Музыкантам ничего не оставалось как поддержать ее. У старика, который заказал музыку, по щекам потекли слезы. Вначале он пытался их смахивать, но потом перестал. Было видно что он не в силах справиться с волнением. Потом он пригласил Стеллу за свой столик, наговорил ей комплиментов и сбивчиво, со слезами, рассказал свою историю. Иннокентий, так звали нашего нового знакомого, оказался ровесником XX века. На момент окончания Гражданской войны на Дальнем Востоке ему исполнился 21 год. Четыре года он служил у купца Чурина. Сначала продавал всякую всячину в торговой лавке, где проявил себя с самой лучшей стороны, а последнее время служил приказчиком. Купец доверял ему. Время было лихое, неспокойное, в городе то белые, то красные, то интервенты. Смекнул Иннокентий, что торговать в такое время очень опасно, и, прихватив выручку купца, вместе с убегающими американцами уехал в Америку. Ах, Америка, Америка! Страна, где сбываются и разбиваются мечты, страна неограниченных возможностей быстро разбогатеть и так же быстро стать банкротом. Иннокентий знал цену деньгам и поэтому не спешил пускать их в оборот. Пусть пока полежат в банке. Незнание языка, обычаев, чужая среда очень затрудняли жизнь. Ему хотелось заниматься торговым делом, но мешал языковой барьер. А пока работал в порту, был матросом на пароходе, нанимался на сезонные работы к фермеру. Через год-полтора он уже сносно владел английским. Имея капитал и хорошие организаторские способности, открыл свое дело и быстро встал на ноги. Не забывал клубы, рестораны, дансинги, где слушал чужую музыку. Под нее хорошо танцевать, веселиться. А вот романсы в Америке не в моде. Там, где делают деньги, не до романсов. Вспоминая популярную музыку родины, народные песни, вальсы, Иннокентий ощущал себя русским, понимал, что такого проникновения в душу нет ни у какой другой культуры. Со своей американской женой разучил старинный русский романс «Ночь светла», который они негромко пели дома, сидя на открытой веранде. В такие моменты Иннокентию казалось, что не бассейн внизу плещется, а величавый Амур. Свой особняк, машина, яхта. Есть дети, внуки... Казалось бы, жизнь удалась. Но в последнее время чуть ли не каждую ночь он видит во сне Россию, которую оставил полвека назад. В конце Удивлению и восторгу не было конца. Ноги сами привели его к месту, где протекала прежде речка Плюснинка, где жила его любимая. Нет речки, на этом месте раскинулся широкий бульвар с красивым названием «Уссурийский». В конце его, по словам местных жителей, планируется каскад из трех прудов. А там, где находился дом с садом его Любаши, асфальтированные улицы, стоят многоквартирные дома. Вспомнилось, как во время распутицы увязал здесь в грязи, спеша на свидание к любимой. Съездил Иннокентий и за Амур, на хутор Телегино. Нет там теперь ни складов, ни даже берега, где они стояли. Своенравный Амур смыл те места, смыл и сам хутор. Вместо него в глубине острова многочисленные дачи хабаровчан. Вернулся Иннокентий в гостиницу, долго сидел, перебирая в памяти увиденное, сравнивая с тем, что было пятьдесят лет назад. А может быть, напрасно было то «бегство в Египет», то бишь в Америку? Вечером спустился в ресторан поужинать, а там оркестр играет вальс его молодости. И вот сидит он за столом и рассказывает незнакомой женщине о своих впечатлениях, об увиденном, о своей обиде. Ведь он приехал на родину прожить здесь остаток дней и умереть на родной земле. А власти отказывают ему в этом, и ничего нельзя поделать. По щекам старика текут слезы радости от свидания с Россией и обиды за такой прием. А может быть, и слезы раскаяния за бегство в Америку. Опустел наш сад, вас давно уж нет. Вспомнились слова романса, который когда-то напевала его любимая. Где ты, Любаша, моя молодость, где ты, моя родина? И снова осень, октябрь, цветут хризантемы... Несостоявшееся свиданиеНаконец-то заканчивается эта долгая зима. На небе февральская лазурь, солнышко пригревает, день стал заметно длиннее. Уставшие от долгой зимы люди группами и в одиночку направляются на природу — кто покататься на лыжах по хехцирскому лесу, где снег еще не растаял, кто на дачные участки, оставленные с осени. Вот и Нина Романовна, интеллигентная женщина раннего пенсионного возраста, в прошлом артистка, прихватив с собой подружку, направилась на левый берег Амура. Там у нее садовый участок: дом, хозяйственные постройки, сад. Последний раз хозяйка была на даче в конце октября. Потом ледостав, морозы, зима. Пять месяцев не видела свою мечту, так она называет дачу. Суббота, яркий солнечный день. Вышли из дома часов в одиннадцать. По наезженному пути перешли Амур, прошли через дачный поселок и вскоре увидели участок Нины Романовны, который уютно расположился на краю поселка у самого леса. Но что это? Из печной трубы над крышей поднимается дымок. Значит, в доме кто-то есть. Но кто? — Это может быть кто угодно, — сказала подруге Нина Романовна. — Бомжи, беглый преступник или еще какой-нибудь злодей. Ведь порядочный человек не взломает замок и не заберется в чужой дом. — Что же делать? — захныкала подруга. — Подождем еще немного, может, какой-нибудь сосед будет проходить, вот с ним мы и войдем в дом. Подождали, походили по окрестностям — нет никого. — Ну что же мы два часа зря шли? Да и отдохнуть хочется, пообедать. Одна бы я не пошла, но нас двое, — воодушевляет хозяйка свою напарницу. Женщины подошли к дому. А дом у Нины Романовны сама стерильность. В прихожей тапочки для гостей, кругом занавески, салфетки и прочее. Такой же порядок во дворе: клумбы, ухоженные тропинки, аккуратный забор. Так было летом, осенью, а сейчас женщины увидели сломанный забор, оторванные доски, мусор, кругом разбросаны дрова, инструменты. Сердце от увиденного у хозяйки зашлось. — Может, пойдем домой? — стала канючить подруга. Но Нина Романовна решительно отворила калитку, поднялась на крыльцо и вошла в прихожую. От порядка и чистоты там и следа не осталось, дверь в комнату заперта. — Сейчас же откройте! — произнесла она громким контральто. — За нами следом идут наши мужья, они вас крепко накажут, но если вы откроете, мы не будем вас задерживать. Никто не отозвался и дверь не открыл, в доме тишина, слышно лишь потрескивание дров в печи. Ну что оставалось женщинам делать? Еще полчаса постращав запертую дверь, они пошли домой, пообещав завтра вернуться с подкреплением. На следующий день в это же время они снова были на даче. Из трубы уже не шел дым. Во дворе кое-как прибрано, в доме тоже. Печка чуть теплая, видно, что незваный постоялец утром покинул жилище. В глаза бросилась сковорода, некогда блестящая, а сейчас закопченная. Под сковородой записка: «Здравствуйте, многоуважаемая хозяйка. Не знаю вашего имени. Не подумайте что я какой-то бродяга или бич. Я отстал от поезда, ночевал на вокзале, пока ваш сторож не сказал, что можно пожить на даче. Я поживу здесь, пока мне не придут деньги. Мужчин у вас нет, а я свободный человек. Вы мне очень понравились. Я видел вас из окна. Хочу с вами познакомиться, встретиться. Приходите через неделю, 12 марта, одна, без подруги. Не бойтесь, ничего плохого вам не сделаю. Меня зовут Шурик». Такого поворота событий никак не ожидала Нина Романовна. — Вот вам и жених нашелся, — с саркастической улыбкой пошутила она. — Однако нам надо срочно отсюда убираться, он может быть где-то недалеко. И женщины, даже не отдохнув после трудной дороги, спешно ретировались. Только покинув дачные места и выйдя на дорогу через Амур, они приободрились и стали шутить. — Вот как надо завлекать мужиков: построить дом, поставить там печку, в лютый мороз кто-нибудь обязательно забредет на огонек. А с началом навигации хозяйка снова была на своем дачном участке. Увидела, что забор отремонтирован, в доме относительно чисто, инструменты на месте, посуда перемыта и аккуратно сложена. Лишь одна сковорода не начищена, и одиноко лежит на столе. Под ней записка, написанная той же рукой: «Эх, хозяйка, хозяйка. Я ждал вас почти месяц, надеялся. А сегодня по последнему льду ухожу в город. Прощай, хозяйка. Твой Шурик». Юрий ЕФИМЕНКОВ |
|||
|