К солидному юбилею Комсомольск-на-Амуре, естественно, потерял общественный статус «Город юности», но для меня он остается городом моей юности. За свою жизнь мне довелось побывать в огромном количестве городов в СССР, России, в ближнем и дальнем зарубежье, в Европе и Азии. Однако в сердце и памяти Комсомольск-на Амуре занимает особое место. Он стал первым причалом моей жизни, где сложились все ее главные линии — профессиональная, общественно-политическая, социальная, личная. Здесь я стала вузовским преподавателем, кандидатом исторических наук и приобрела значительный опыт общественно-политической деятельности. В городе я встретила своего суженого — мужа и друга Анатолия Николаевича Дубинина, с которым мы прожили душа в душу пятьдесят лет; здесь родилась долгожданная дочка Мария. До сих пор горжусь и первой, самой ценной наградой — значком первостроителя Комсомольска-на-Амуре в честь 35-летия города. С теплом вспоминаю первостроителей Е. В. Дороднова — журналиста, преподавателя института, автора книг о городе, В. К. Ткачева — директора городского музея, М. А. Скляренко — журналиста, Е. Ф. Шевцова — партийного работника, многих хетагуровок, о которых написала первую свою книжку «Ты позови, Дальний Восток». Впервые я общалась с необыкновенными людьми, которые в тайге на берегу мощной реки Амур построили город и гордились им. Общение с ними было для меня очень ценным и во многом помогло выстроить достойный жизненный путь.
Как же я после окончания исторического факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова в конце августа 1955 г. оказалась в Комсомольске-на-Амуре? Меня направили по комсомольской путевке? Или я приехала на Дальний Восток ради длинного рубля? Нет и нет! На прощание научный руководитель моей дипломной работы сказал: «Нина, я бы взял тебя в аспирантуру, но ты же не член партии». Мне нравилась педагогическая работа, и я хотела ею заниматься. На распределительной комиссии назвали несколько городов, в том числе Владимир. Последним в списке был Комсомольск-на-Амуре, и я спонтанно выбрала его. Это было время мощного движения молодежи на восток, чтобы поднимать целину. Подсознательно хотелось быть вместе с ними. Трудно сказать, к счастью или несчастью, рядом не оказалось умудренного жизненным опытом человека, который бы направил мое внимание на другой, обыкновенный, более удобный и, вероятно, более перспективный выбор места работы. Я же, будучи романтической натурой, ощущала себя самостоятельным и уверенным в собственных силах человеком. Но когда сказала однокашникам о своем выборе, они назвали меня дурой. Потом уже я посмотрела, где на географической карте находится выбранный мною город, и внутри как-то похолодело... А в это время о «дуре» Качаловой узнали в комитете комсомола МГУ и делегировали на предстоящую в Москве Всесоюзную конференцию сторонников мира выступить от имени советского студенчества. Я отказалась от услуг работника горкома партии и вместе с подругой Галей Моисеенко написала небольшой текст выступления, который был одобрен. Конференция открылась 11 мая 1955 года в роскошном зале Дома Союза. Атмосфера царила праздничная и торжественная. С высокой трибуны я убежденно заявила всем империалистам-милитаристам, что студенчество СССР решительно выступает против войны за мир на земле. При этом я всех оповестила, что еду в Комсомольск-на-Амуре учить детей. Выступление удалось. Несколько человек подошли и поздравили меня с успехом. Уже лет пятнадцать спустя после выступления на дальневосточной научной конференции в Хабаровске ко мне подошла женщина, сказала, что она из Благовещенска, что слышала мое выступление в Колонном зале и сильно тогда сомневалась, что я действительно поеду на Дальний Восток. Мне приятно было услышать ее слова одобрения.
Восемь суток в общем вагоне, преимущественно у окна, я познавала свою страну. «А я еду, а я еду за туманом и за запахом тайги» — это и обо мне. Оказавшись на центральной улице Хабаровска, удивилась его цивилизованному виду. Здесь я встретила настоящее искушение. В крайисполкоме, куда пришла представиться, со мной по-отечески разговаривал начальник отдела и предложил аналогичное место работы, но в Хабаровске, доказывая преимущество краевого центра перед Комсомольском. Услышав в ответ отказ, он очень удивился и с каким-то сожалением посмотрел на меня. Не могла же я ему сказать, что чуть ли на весь белый свет заявила, что буду работать в Городе юности, и не могу отказаться от своих слов. 1 сентября 1955 года я впервые с большим волнением вошла в класс как преподаватель истории технического училища № 1 при судостроительном заводе (чаще его называли заводом Ленинского комсомола или заводом 199). Мои ученики — выпускники средних школ, которым предстояло за 8–10 месяцев овладеть профессиями токаря, слесаря, электромонтажника и пополнить ряды рабочих специалистов завода. В основном это были юноши и девушки всего на несколько лет моложе меня. Но учились здесь и люди постарше — сокращенные из армии офицеры. Преподавателями в основном являлись бывшие заводские мастера.
С интересом я познавала совершенно неизвестную заводскую среду. Мне оформили пропуск на закрытый, секретный завод, и я впервые оказалась в цехах, которые поразили огромными размерами, как и сама заводская территория, где в глаза сразу бросались цветочные клумбы. Случайно встретившийся парень из общежития показал мне внутренность строившейся подводной лодки, и особенно запомнился совершенно вертикальный трап. Каким-то ветром меня занесло в кабинет главного инженера завода. Люди из столицы тогда были редкостью. Сидящий за столом средних лет солидный мужчина встретил меня улыбкой. И сразу же поинтересовался впечатлением об увиденном. Он внимательно слушал мой восторженный лепет, что, наверное, подстегнуло меня задать вопрос: «Почему на современном передовом заводе рабочие пользуются нецензурной лексикой?» И при этом привела слова наших классиков о великом могучем русском языке, о культуре общения. В этот момент я обратила внимание на два здоровенных напряженных кулака на столе и почувствовала какое-то неудобство. Расстались мы вполне дружелюбно. Но когда вечером я рассказала об этой встрече заводским ребятам, они весело хохотали и сказали, что мой собеседник — «главный матерщинник завода». При проведении селекторных совещаний многие восхищались его отнюдь не художественными руладами. Первая моя зима в городе была многоснежной. Утром в 7.30, идя в училище по проторенному в снегу следу, я вливалась в многотысячную людскую реку, занимавшую всю проезжую часть дороги к заводу. Почему-то мне нравилось чувствовать себя каплей этого огромного мощного человеческого потока созидателей.
Однако повседневная, бытовая жизнь подавляла. В последний, пятый университетский год учебы моя повышенная стипендия составляла 550 рублей, а за труд в училище полагалось 660. Мой трудовой рубль оказался слишком коротким, я с трудом сводила концы с концами. О помощи родителям-пенсионерам не могло даже речи идти. Более того, мама что-то мне присылала из обуви. Разительно отличались и условия жизни. Наш курс являлся новоселом общежития МГУ на Ленинских горах. В распоряжении каждого студента была отдельная, рационально обставленная комната в блоке на двоих, с отдельными душем и туалетом. На общем пульте мы могли пользоваться телефоном. А теперь я жила в заводском общежитии для молодых специалистов на улице Кирова, 20а, в комнате на четверых со всеми удобствами в конце коридора. Девочки в комнате — школьные учителя, с которыми установились нормальные отношения.
Первый год в Комсомольске оказался для меня тяжелым испытанием. Распорядок дня был такой: ежедневно семь уроков, обед на фабрике-кухне (выручали пирожки с повидлом), а вечером в библиотеке подготовка к следующим урокам. Ужинали в комнате все вместе, продукты покупали в складчину. В то время полки гастронома на улице Орджоникидзе были уставлены банками крабов «Снатка», которыми мы частенько вместе с макаронами и трапезничали. На праздники покупали на рынке дорогую картошку, в магазине — красную соленую рыбу и устраивали «пир горой». К новому, 1956 году в городе появилось много мандаринов, и в общежитии стоял приятный цитрусовый аромат, а ребята щедро угощали нас фруктами и шампанским. Досуг состоял из танцев в красном уголке по воскресеньям и кино в кинотеатре «Комсомолец». Запомнился поход на лыжах через скованный льдом Амур в поселок Пивань. В местной столовой мы ели вкусные пельмени, которыми всех лыжников щедро угощал Анатолий Дубинин. Как-то на рынке я купила домашние тапочки, украшенные разноцветной аппликацией и отороченные рыжим мехом. Продавщица сказала, что сшиты они из рыбьей кожи, но я подумала, что она что-то напутала. Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что тапочки действительно из рыбьей кожи, и они оказались не только красивыми, но и легкими, прочными.
Хорошо помню улицу Кирова, по которой впервые шла в районный комитет комсомола (вскоре райкомы были упразднены), чтобы встать на учет. Зеленые насаждения вдоль тротуара, заросшие травой газоны, создавали впечатление запущенности. Бросилось в глаза бело-розовое здание, похожее на дворянский особняк. Оказалось — баня. За кирпичным строением с аркой виднелись два барака, в которых жили люди. Райком находился в деревянном двухэтажном доме, и такими домами были застроены многие городские улицы. Современные кирпичные здания образовывали центральную улицу Комсомольска, но нередко посреди деревянных строений вдруг вырастал кирпичный дом, и это выглядело как-то нелепо. Немало было и пустырей. Город казался совсем небольшим, но в его состав входили поселки завода «Амурсталь» и авиационного завода на Дзёмгах. Комсомольск производил впечатление недостроенного, но и два-три возводившихся здания не давали основания считать, что город строится. Хотя здесь был крупный строительный трест, который, очевидно, и вел производственное строительство. Прошло всего десять лет, как закончилась тяжелейшая война. Все средства направлялись на восстановление разрушенных в боях городов, а другие должны были подождать своего часа.
Рядом с райкомовскими кабинетами находился отдел загса, в расписании работы которого значилось: первая половина недели — выдача документов о покойниках, вторая — о бракосочетании. Свое возмущение таким порядком я высказала случайно встретившемуся человеку, который оказался корреспондентом краевого радио. В результате на весь край прозвучало мое выступление о том, что в Городе юности важнейшее событие в жизни — заключение брака — должно проходить в особом помещении, и не формально, а с поздравлением. Я тогда не знала о существовании дворцов бракосочетания, которые со временем, конечно же, появились и в Комсомольске-на-Амуре. Начало 1956 года принесло мне новые переживания. Скончался мой папа Иван Филиппович Качалов. С детства у нас была взаимная любовь, а я не смогла проводить его в последний путь, потому что родители жили в городе Александрове, что в 100 километрах от Москвы. Тогда я в полной мере почувствовала, что значит находиться на большом расстоянии от родных мест... Меня как историка не могли не волновать сообщения в газетах о происходивших в Коммунистической партии процессах в связи с критикой культа личности Сталина. Я нуждалась в мнении опытного, умного наставника, и для меня им стал И. Д. Соломенко — уважаемый в городе человек, строитель, коммунист, который помог избавиться от некоторых абстрактных, наивных мыслей и суждений, тверже стоять на земле.
Одной из серьезных проблем Комсомольска стало распространение в молодежной среде хулиганства и поножовщины. Милиции не всегда удавалось это пресечь. Город был потрясен, когда в конце апреля 1956 года выяснилось, что во время вечера, посвященного Первому мая, учащийся ремесленного училища, находившегося в одном здании с техническим училищем, ножом убил ремесленника и нашего студента. В памяти отпечаталась его фамилия — Гена Неверов и облик — высокий, серьезный парень, судя по одежде, откуда-то из глубинки. Создание народных дружин оказалось актуальным для города. Помню, как в большом зале горисполкома, до отказа заполненном в основном молодежью, проходил первый сбор народных дружинников. Горком комсомола внес свою лепту в это полезное движение. Постепенно волна хулиганства спала. Комсомол участвовал в решении и такой проблемы, как дефицит рабочей силы на предприятиях. Я подготовила рассказ об истории Комсомольска и выступала среди военнослужащих, агитируя их после окончания службы оставаться жить здесь. Горком организовал также выезд бригады в лагерь заключенных вблизи города. В большом помещении, заполненном молодыми мужчинами, в гробовой тишине я рассказывала об истории Города юности и в конце призвала их после освобождения связать свою жизнь с ним, подчеркивая, что горком комсомола готов оказать помощь новым жителям. Присутствовавший на встрече Владимир Бабич подтвердил это заявление. Небольшим концертом мы закончили запомнившуюся на всю жизнь встречу. Но она имела свое продолжение. Спустя какое-то время в горкоме появился парень и стал приглашать меня на танцы. Более того, он говорил, если я откажусь ходить с ним в парк, то он может опять оказаться в лагере, и ссылался на мои слова о помощи. Пришлось слукавить и сказать, что у меня уже есть парень, с которым я хожу на танцы.
Спасибо, Город юности, за счастливый причал. Спасибо за сохранение памяти о своих первостроителях и их последователях. Оставайся молодым, энергичным, успешным и щедрым на хороших людей. Нина ДУБИНИНА (КАЧАЛОВА) |
|||
|
|