Насчет названия этого стойбища — Эморон (Иморон) — наверняка будут возражать мои земляки, дескать, неправильно, ошибка, незнание истинного названия. Но все-таки я намерен отстаивать свою точку зрения в ходе описания этого населенного пункта и территории, расположенной неподалеку. Поселок Иморон, под названием Эморон, стоял на берегу одноименной протоки, у подножия невысокого гористого холма, который с верхней стороны ограничен скалистым утесом. В 1940–50-х и 1960-х годах, когда существовали рыболовецкие колхозы, поселок был на пике производственного развития. Через мощную рыббазу, стоявшую прямо на берегу поселка, давал стране десятки сотен тонн соленой и свежемороженой рыбы. А для добычи такого количества рыбы имелись здесь прекрасные водоемы, богатые рыбными запасами. В свежем рыбном сырье нуждался и Даергинский рыбоконсервный завод, который выпускал в год миллионы тысяч условных банок консервной продукции. В те годы можно было встретить деликатесные изделия завода в Москве, Ленинграде, союзных республиках Прибалтики и Средней Азии — баночки с надписью «Даергинский рыбоконсервный завод». Кстати говоря, в Иморонском заливе, в двух километрах от захода, где был небольшой населенный пункт всего в пять или шесть домов, находился рыболовецкий участок Найхинского колхоза «Новый путь». — Отсюда на весельных лодках рыбаки возили улов на Даергинскую рыббазу для переработки на консервы, — вспоминает об этом периоде старейший житель Иморона Иван Петрович Бельды, живущий ныне в селе Джари. Иморон всегда был очень рыбным местом. Об этом знают не только джаринские, найхинские, но и жители других сел Нанайского района. Как уже было сказано, само село располагалось на низменной части холмистой сопки, где почти до конца 1930-х годов прошлого века не жили русские люди. А домов насчитывалось более тридцати. — Спецпереселенцев привезли сюда в 1938–1940 годах, и в первые годы Великой Отечественной войны откуда-то с запада и говорили, из Мордовии тоже, — продолжает вспоминать Иван Петрович. — Среди них были Курдюшкины, Могутновы, Кривошеевы, Раздобреевы, Звягинцевы, Дьяковы и другие. К этому времени на Имороне количество домов увеличилось, их стало более сорока. Приезжие люди вступили в колхоз. А в нашем селе было отделение джаринского колхоза «Интернационал». Протока Иморон от входа до впадения в Амур имеет протяженность более пятидесяти километров. На всем своем протяжении имеет множество рукавчиков, заливов, озер и других водных артерий. В пределах одного километра от верхнего захода отделяется на правую сторону такая же, как сам Иморон, протока Аджор. А по-нанайски она звучала как Адер. Название это, на мой взгляд, произошло от слова адин — калуга. Когда в каком-то месте водится в значительном количестве калуга, старики обычно называют это место адио или адер боа. Сама по себе протока Аджор тоже очень рыбное место, и на всем протяжении тоже имеет множество отходящих от него больших и малых водоемов. С двумя этими протоками через прокопы соединяется и Кафа, заход которой расположен чуть ниже Троицкого на левом берегу Амура. Теперь о самом Имороне, из каких данных произошло это таинственное название и почему. Если мы скажем, что Эморон — это и есть истинное название, которое дали наши предки этому стойбищу, то в этом варианте есть слово эмиори (оно же обозначается и другим словом — омиовори). Смысл этих слов однозначен — собираться, кучковаться в толпу, сборище по какому-то случаю, поводу. Например, по поводу праздника, шаманского обряда. А в данном случае могло так получиться ввиду большого количества рыбы, имеющейся здесь в многочисленных водоемах. Ведь нанайцев всегда привлекало обилие рыбы. Однако слово омиори, первый звук которого произносится как русское э, в нанайской речи малоупотребляемо. Это слово не является литературным, считается разговорным вариантом от омиовори. Поэтому я допускаю возможность образования названия стойбища и в варианте Эморон. Как-то я встретил в селе Джари своего старшего доброго приятеля Ивана Петровича Бельды, коренного жителя Эморона. Он рассказал интересную для меня историю. Оказывается, в давние времена, когда стойбище с одноименным названием находилось на небольшом островке выше утеса, что расположен у входа в Эморонский залив, у местных жителей существовали своеобразные традиционные игрища. Они проводились ежегодно в апреле-мае. Игрища проводились на обширном острове. Он находится километрах в трех ниже утеса и называется Эмиори боацан. Для участия в этих игрищах собирались люди еще до вскрытия ото льда могучего Амура и многочисленных проток. Ехали сюда со всеми семьями из близлежащих стойбищ и поселений. Только в Эморонской протоке их насчитывалось около десяти. Кроме того, прибывали на остров люди из Цолачина (Иннокентьевка), Ли-Даги (Лидога), Гиона (Славянка), Долина (Троицкое), Дзари (Джари), Сояна, Киэна, Дондона (Дандон), Толгона (Таргон), Гордамо, Давароана (Даур), Най-Хани (Найхин), а также из других мест. Таким образом, здесь собиралось до трехсот и более человек. В протоках Амура уже в середине апреля лед становится слабым. До этого времени желающие поехать на игрища начинали подготавливать транспорт для поездки. Для этого к нижней стороне днища лодки прибивали во всю длину две жерди, остроганные в виде брусьев. А поверх этих полозьев крепились металлические полосы для легкого скольжения по льду. Собрав в лодку все необходимое для жизни на природе, тянули, толкали ее по льду. Добравшись до острова Эмиори, обустраивались для продолжительного пребывания: ставили палатки, готовили дрова, строили вешала, лабазы для хранения продовольствия и вещей. Вот теперь можно представить себе, каким выглядел остров в такие дни: сплошной палаточный городок, в котором виднелись хомараны — шалаши разных видов и размеров. Приезжающие преследовали не только одну цель — участие в игрищах, но имели и другие планы. Так, многие молодые люди привозили с собой богатый тори — выкуп за невест, если таковые найдутся. Иные прибывали, чтобы найти шамана, могущего совершить обряд каса — отправить души умерших людей в дальний потусторонний мир довой буни. На такие игрища приезжали как простые, обычные шаманы, так и шаманы каса. По своей силе и значимости вторые выше, чем первые. Игрища начинались в конце апреля — нюнгун биа с наступлением теплых дней. Соревновались и мужчины, и женщины отдельно. Если мужские были связаны с быстротой, ловкостью и силой, то женские — с такими более домашними делами, как начертание узоров, вырезание их с помощью специального ножичка, вышивание разными видами швов. У них это носило не столько соревновательный характер, сколько обучающий и преемственный, потому что наравне со взрослыми присутствовали здесь молодые девушки и девочки более старшего и младшего возраста. Однако не только этим занимались женщины. У них были и такие виды занятий, которые требовали некоторой силы, выносливости. Так, собравшись где-нибудь в удобном месте, ставили перед собой станок дэлин с выемками на верхней части, брали в правую руку вэксун (колотушку), а в левую — свернутый комок рыбьей кожи, помещали его в среднюю выемку и ударяли колотушкой. Причем после каждого удара положение комка рыбьей кожи меняли. Ноги же клали на выемки по краям дэлин, стоявшего на земле, чтобы от ударов колотушки станок не подпрыгивал. Делали сактаны — коврики под ноги из расщепленного камыша, сида — настилы из круглого камыша, на которых укладывают вареное рыбье мясо для сушки, слегка пропаренную полынь для зимних супов. Из молодых тальниковых стеблей и лозы плели разных размеров соро — большие корзины для переноски свежей рыбы, различные урэктэми — блюда в виде больших тарелок и коангса — корзиночки самых разнообразных видов и форм. Иными словами, для женщин это была настоящая школа по взаимообогащению умением и опытом, а для девочек — настоящим, зримым уроком. У мужчин тоже были игры обучающего характера, но в основном спортивного, рассчитанные на чисто мужскую силу. Это и перетягивание каната, и стрельба из лука, прыжки в длину с шестом и без, с опорой на руки с приходом вновь на руки — кувыркание. Одних беговых состязаний было несколько видов. Кроме обычного, простого бега существовали такие как томян — бег на одной ноге на определенное расстояние без смены ног, цормоко — бег, во время которого отталкивались и приземлялись враз обеими ногами, подобно кенгуру. Были прыжки в длину с разбега, прыжки с места, оттолкнувшись одной ногой с приземлением на нее же, прыжки с места, оттолкнувшись обеими ногами с приземлением на них. Очень смешной вид соревнований — бег с карабканьем на дерево до отмеченной высоты, с быстрым спуском и возвращением к стартовой линии. Все это развивало у мужчин силовые качества, быстроту и выносливость. Не менее занимательными были и водные виды состязаний на лодках и оморочках. Перетягивание каната на лодках проводили в имевшемся здесь заливе, где не было течения. Этим же занимались и оморочечники. На данных плавсредствах проводили несколько различных видов состязаний. Так, на оморочке: скоростная езда одним маховым веслом, одним веслом, как каноисты, двумя маленькими веслами-лопаточками; стоя в оморочке и толкаясь одним длинным шестом, двумя маленькими шестами, сидя в ней; метание остроги в цель, стоя в оморочке. Почти по всем этим видам проводили соревнования и на лодках. Красиво смотрелись шестовики на лодках с рулевым — четыре человека, по два шестовика на каждой стороне, толкали лодку вперед. Их движения должны быть синхронными. Как отдельные виды состязаний были нанайская борьба с поясом-кушаком, муэскэн — метание небольшого камешка на дальность. Для этого держали его между большим и указательным пальцем и указательным пальцем другой руки метали его — кто дальше. Кроме этого, соревновались на быстроту вязания или посадки сети, определив количество очков для вязания или для посадки на веревку. С наступлением сумерек начинались другие виды состязаний. Теперь мастера-сказители, знатоки легенд, былей и другого устного народного творчества начинали рассказывать то, что знали, слышали от своих предков и других мастеров слова. Их голоса слышались из разных палаток и шалашей. Этот праздник фольклора начинался с сумерками и продолжался далеко за полночь. Сказка заканчивается не одним днем, каждый раз с наступлением темноты она продолжается снова и снова. Хорошие знатоки одну и ту же сказку, ее продолжение могли рассказывать семь-десять вечеров и более. И чем дальше, тем более интересной и увлекательной она становилась. Со вскрытием протоки появлялись другие виды состязаний. Это количество и вес пойманной рыбы за один заезд траловой небольшой сеточкой хадорико — мешковидной снастью длиной чуть менее лодки. Ее тянули по дну речки, ведя лодку боком. Человеку, поймавшему большее количество рыбы, давали статус удачливого рыбака. Каждый забирал свой улов для дальнейшей обработки и приготовления из него таких видов рыбных блюд, как такса — ватообразная жирная еда, тэли — вяленая рыба со шкурой, чешуей, хлгитон — вареная рыба, из мяса которой сначала удаляли все кости, а затем просушивали ее на камышовых настилах до состояния сухаря (при приготовлении рыбного супа добавляли в котел две-три горсточки, суп получался необыкновенно вкусный). Нарезать быстро и красиво талу тоже считалось большим искусством, поэтому женщины состязались и в этом деле. Для охотников летнее время было периодом заготовки различных рыбных кушаний, в том числе рыбьего жира. Зимой же они уходили в тайгу на промысел пушнины, добычу мяса. Весенние эморонские игрища преследовали несколько целей и задач как для женщин, так и для мужчин. Однако важным моментом была встреча родных, близких, друзей, расширялся круг новых знакомых, люди сближались и роднились. Многие молодые люди, сосватав себе невест, увозили их сразу с собой или приезжали за ними позже. И, наконец, после окончания игрищ разъезжались домой в приподнятом добром настроении. Те, кому нужно было уезжать на лодках против течения, остановившись у утеса, просили у каменных глыб, похожих на человеческие фигуры, — эморонских дедушки и бабушки, чтобы они дали ветер очи (северо-восточный) добраться домой на парусах. Слышал от многих взрослых людей, что действительно поднимался средней силы ветер. Таким образом, Иван Петрович Бельды уверен, что происхождение слова Эморон — именно от слова эмиори, означающего «собираться, группироваться большому количеству людей по какому-то поводу, случаю где-то на одном месте». Версия интересная и правдоподобная. Однако я взялся за данное топонимическое исследование, чтобы дать читателю все возможные варианты в образовании названия того или иного стойбища, населенного пункта. Она в какой-то степени является историей жизни нашего древнего народа хэдзени нани. И я более чем уверен, что в каждом, пусть небольшом нанайском стойбище скрыты очень интересные, еще никем широко не изведанные тайны, такие как в описании стойбища Да и Эморона. Если мы скажем «Иморон», то в этом названии есть какая-то обнадеживающая истина к разгадке. В давние времена слово и, которое ныне устарело, обозначало конкретно заход в какой-то водоем. Если да означало заход и выход в одинаковой степени, то и — только вход. От этого произошло слово ивури — «заходить через какое-то отверстие куда-то, в дом, залив, реку и т. д.». Вторая же часть, морон, не что иное, как морио — очень кривое. Таковым является залив Иморон, который на все протяжении почти 80 км вьется, как змейка. Он имеет множество больших и малых проток, заливов и др. Вот в них-то жировало и размножалось в давние времена огромное количество рыбы. Впоследствии слово морио преобразовалось в морон, дав название стойбищу. Следовательно, по моему твердому убеждению, данное название произошло так: и — заход, очень кривой в кривой залив. Об этом знают все, кто хотя бы раз заезжал сюда. Сразу же за заходом русло резко поворачивается направо, затем налево и так петляет. Особой примечательностью залива Иморон, кроме рыбного богатства, было изобилие черемши, которая росла сразу за селом целыми плантациями, причем без посторонних трав. Можно сказать, ее хоть литовкой коси. Здесь же, за селом, водились медведи, кабаны, изюбри, лоси, а косули ходили большими стадами численностью до двадцати, а порой полусотни и более. Сейчас все это природное изобилие истреблено. Древние люди относились к природе как к равному, живому существу. Они преклонялись перед могуществом реки, таинствами тайги, гор, неба и солнца. В связи с этим люди разговаривали с природой, как с человеком: просили удачи, здоровья для себя и членов семьи. Порой одухотворяли какие-то интересные места, камни, деревья. И на Имороне, перед входом в залив, у подножья утеса, стояли рядом два больших камня. Они были очень похожи на человеческие фигуры по пояс. Древние люди, заметив это, вероятно, подумали, что камни — специальное сооружение природы и что в них она вселила сверхъестественную магическую силу. Поэтому более крупный камень назвали мапа — «старик», а меньший — мама, «старуха». С тех пор, заезжая в Иморонский залив на рыбалку, люди всегда останавливались возле этих камней, угощали духов местности имеющейся едой, наливали немного водки и просили, чтобы охота или рыбалка была успешной. Не забывали кланяться перед каменными духами до самой земли. После такой процедуры промысловики обычно возвращались с богатой добычей и, как бы для отдыха, обязательно останавливались снова на этом месте — на этот раз уже благодарили «старика» со «старухой» за полученную добычу. А иные, не сделавшие традиционного обряда угощения духов местности, возвращались порой с плохой, мизерной добычей. Сегодня верить или нет этому обряду — личное дело. Но, учитывая нынешнее состояние Амура и всей окружающей среды, угощай «старика» чем хочешь и сколько хочешь («старуха» от времени разрушилась и свалилась в воды протоки), каменный идол, если он действительно одушевлен, смотрит на мир с полным отчаянием, тоской и возмущением. В стойбище Иморон родилась, жила и обрела первые навыки по вышиванию орнаментированных красочных изделий Татьяна Константиновна Ходжер — член Союза художников СССР, мастер прикладного искусства. При написании данного материала использованы сведения, полученные от Ивана Петровича Бельды, Анатолия Сергеевича Киле, Юрия Урусковича Гейкера и других. Я очень благодарен им. Константин БЕЛЬДЫ |
|||
|