Танец для прабабушки

К озеру я вышел уже в сумерках. Добирался от станции на попутке — невозможно заляпанном грязью «крузаке» с не закрывающим рот водилой, взахлеб рассказывающим о своих охотничьих подвигах на этом самом озере. Охотников — вот таких, которые ради удовольствия «бабахнуть» и для бахвальства перед себе подобными настреливают на пролете горы пернатой дичи — таких не люблю. Но тут было безвыходное положение, приходилось поддакивать. Тащиться сорок километров по такой грязище пешком совершенно не хотелось. Последние три километра от «трассы», как называл ее мой добровольный «извозчик», пришлось все-таки идти по разъезжающейся глинистой колее. Но это уже мелочи.

Озеро открылось блестящим зеркалом в черной оправе зубчатого леса с плавающими малиновыми послезакатными облачками. Дух перехватило! Пара чирков перечеркнула гладь своим глиссированием, мелкая рябь разбежалась по водной ртути... Но времени любоваться не было, надо было срочно устраиваться на ночлег. Отыскал более-менее сухую площадку, быстро поставил палатку, забросил в нее вещи, пожевал сушку с водой из фляжки и уже в темноте забрался в уютный спальник. Какое удовольствие!

Все-таки я устал. Засыпая, представлял, как завтра пойду искать те самые «писаницы», увидеть которые мечтал с прошлой осени, когда о них узнал. Нашли их недавно какие-то туристы, и никому не говорили, чтобы не затоптали те, кто водит группы за деньги — тем все равно, лишь бы народу побольше. Но слухи между «своими» просочились, и до меня таким же образом это известие добралось. Мне даже фотографии на телефоне показали — на валуне какие-то черточки, линии, бороздки, но вроде бы в некотором порядке, похоже, не природного, человеческого происхождения. Очень любопытные петроглифы. С трудом дождался, когда снег сойдет, хорошо, в этом году его почти и не было, ранняя весна... Эх, скорее бы утро!

Проснулся от грохота! Низкие звуки тяжелой музыки сотрясали перепонки: бум-бум — бум-бум — бум-бу-бум! Вот же уроды, даже сюда заехали!.. Ну как же обидно! Явно машина где-то неподалеку, водочку, наверно, попивают, на рассвете палить начнут. Попытался укутаться с головой, натянул шапочку на уши — куда там... такие звуки любые заглушки пробивают — бум-бум! Не уснуть теперь. Злые мысли полезли в голову, вроде того что взять бы гранатомет, да как... Нет, не уснуть.

Выбрался из палатки — темень, на небе ни звездочки, ветерок, зябко. Как бы дождь не пошел, а то и снег может. Ритмичные звуки ударника доносились из-за берегового изгиба, похоже, далеко, высоких тонов не слышно. А отблески света заметны. Большой костер, видать, распалили. Поплелся от нечего делать с фонариком вдоль уреза воды, где кустов поменьше, просто посмотреть, что за компания там развеселая, а может, и выматерить, чтобы если не людей, так хоть природу уважали. Хотя, что им эта природа...

Костер открылся неожиданно близко, в нескольких десятках шагов. Пламя в рост человека, это было понятно по фигуркам, движущимся вокруг костра. Они кривлялись, подпрыгивали, короче, дурачились подвыпившие переростки. Музыка оказалась не столь мощная, как казалось издалека, и по-прежнему долетали только удары барабана, или как там называется этот ударный инструмент в современных музыкальных группах. И не было звуков высоких. Я подсознательно ожидал самого худшего — дебильной скороговорки рэпа, но бил только барабан.

Я постоял и двинулся дальше. Не знаю зачем, может, из-за необычности ситуации. Фигурки все прыгали, потом разом побежали к берегу, зачерпнули воды, кажется, просто в ладони и с воплями плеснули в костер. Пар с шипением облачком взлетел от огня, но костер не затух, конечно. Такая процедура повторилась трижды. Я приближался, лишь иногда подсвечивая себе под ноги. Наверное, за тучами была луна, и, привыкнув, глаза уже неплохо различали предметы.

Неожиданно прямо передо мной возник человек в мохнатой шубе и с палкой. Я вздрогнул. Немного приподнял фонарик. Странное смуглое и чумазое лицо неизвестно какой национальности, волосы длинные, перевязаны шнурком. И запах, как... псиной. Не мылся, что ли...

— Туда не ходи, — необычный говор с незнакомым акцентом.

— Почему это? — возмутился я.

— Тут наш берег!

А-а, понятно, кавказцы скупили, базу отдыха ставить будут. Местечко хорошее. Меня подорвало, я вообще заводной, если несправедливость, бывает, контроль теряю

— Чего-о?! Да это мое озеро! Я на него больше прав имею, чем все вы вместе!

Он замер передо мной, выставив палку, и я вдруг увидел на конце каменный наконечник, неумелый такой здоровенный наконечник, кривой, сколы несимметричные. Да и палка неровная. Тю, как же я не догадался — ряженые. Это же «ролевые игры», играют недоросли «в индейцев», модно теперь.

Я почувствовал неуверенность в противнике и решил дожать.

— Чего вы тут пляски устроили? Еще и костер разожгли! Кто разрешил? Мне туда нужно пройти!

— Проходи. Я не знал, что озеро теперь твое. Только позволь нам тут еще немного побыть, это важно для нас.

— Ладно, я добрый, развлекайтесь. Только не шумите сильно, спать мешаете. А какой народ вы имитируете? Вы бы хоть посоветовались, литературу проштудировали, а то и одежда, какой даже у троглодитов не было, и копье у тебя несуразное. Посмотрел бы в интернете, какие наконечники. Я немного в этом смыслю — неправильно у вас все.

Он шел рядом, не возражал. Пусть, надо молодежи иногда мозги прочищать. А то фэнтези начитаются и бросаются играть в иные миры. При нашем приближении плясуны остановились, музыка смолкла. Стали слышны потрескивание дров в костре и шум мелких волн о песок. Мой сопровождающий что-то быстро сказал на своем языке — точно не кавказском, я служил в Закавказье, их наречия на слуху. Но говорил он не стоящим у костра, а в сторону берега. Только теперь я обратил внимание на маленькую фигурку, закутанную в меха. Она сидела на невысоком валуне под нависающими ивняками. Что-то ответила, коротко.

— Что ты им сказал? — спросил я.

— Я сказал Матери, что ты — Хозяин!

Он сказал «Хозяин» не так, как обозначают хозяина шести соток и даже хозяина завода. С такой интонацией говорят на Востоке, например, о хане или эмире, в значении «Властелин». А «Мать» он произнес как «Царица».

— Она просит твоего разрешения быть на этом месте до заката солнца.

— Да мне не жалко. А можно мне посмотреть на ваше представление? Я в этом разбираюсь немного, ну, в первобытке, в этнографии, может, подскажу чего дельное.

Провожатый снова обратился к женщине, теперь я разглядел, что на самом деле она была старухой. Ничего себе, бабуля тоже в ролевые игры включилась! Она ответила скороговоркой. Он перевел:

— Смотри, только мешать не надо. Это серьезное дело, не игра.

Я остановился в сторонке и принялся с усмешкой наблюдать за «серьезным» представлением. Снова забубнил барабан, и тут наконец я заметил в темноте барабанщика. Человек в такой же, как у всех, шубе бил короткой палкой в пустотелый обрубок бревна, подвешенный к ветке ивы. Это оказался весь «оркестр». Гулко: бум-бум! бум-бум! бум-бум-бум! Плясуны пришли в движение. Костюмы сделать они, похоже, поленились, «шкуры», наверное, синтетические, какие-то свалявшиеся, засаленные. Босиком — закалялись специально, поди. Ну вот, снова воду в огонь плескают! Любой, кто знаком с этнографией, скажет, что язычники сразу прибьют того, кто хоть каплю воды в огонь обронит: Огонь и Вода враги! Смешно...

Бабулечка по-прежнему сидела укутанная и будто не имела отношения к действу, даже не смотрела на танцоров. Только руки ее мерно двигались, и, присмотревшись, я понял, что она, похоже, растирает что-то продолговатой галькой в каменной ступке. «Ступа» — условное с натяжкой обозначение обыкновенного булыжника с небольшим углублением, лежащего на коленях старушки. Ее движения были настолько монотонно-отрешенными, что подумалось: вот заснет бабушка и уронит тяжелый «камушек» на ногу.

Но бабуля не уснула. Она взяла щепотку растертого порошка, потерла между пальцами, взяла на язык, пожевала губами и обратилась к моему провожатому. Тот дал сигнал, все прекратили пляску и подошли к бабушке. Оставил свой бубен и «человек-оркестр». Они столпились около бабушки, один держал над головами горящее полено. Мне стало любопытно, я подкрался и заглянул через плечи мужчин, благо они все были хоть и коренастые, но невысоки ростом. Они... резали себе руки! Вспарывали корявым каменным острием ладони и направляли струйки крови в углубление ступы. Во дают! Но этот невыносимый запах! Где они достали такие шкуры? Я невольно фыркнул. Тот, который со мной разговаривал, обернулся, заметил меня, но прежде закончил сцеживать кровь, а после выбрался ко мне. Подумалось: еще не хватало, чтобы тут кому-то голову отпилили в качестве жертвоприношения.

— Теперь тебе нужно нас оставить, — сказал переводчик. Сказал твердо. После того, что я видел, возражать не хотелось. Я повернулся и пошел. Он шел рядом.

— Мы скоро закончим, — сказал он. — Солнце почти над головой.

Я поднял голову в черноту неба, но ответить не нашелся. Вместо этого спросил:

— На каком языке вы разговариваете?

— На нашем.

— Ну, я хотел узнать вашу национальность, видно же, что не русские.

Он смотрел на меня и не отвечал, кажется, вопрос до него не дошел.

— То есть, я спрашиваю, какого вы роду-племени?

— Мы из рода Серой Цапли.

Вот напридумывали! Как только люди с ума не сходят!

— А чего это вы пляски затеяли в такую погоду? Холодно ведь.

— Солнце сегодня такое.

— Какое?

— День и ночь одинаковые. Скоро снег пойдет.

— Разве по прогнозу снег? Я смотрел — не ожидается.

— Зима без снега не бывает.

Что-то он непонятное городит. Март на дворе, и действительно, двадцать второе, где-то в этих числах равноденствие. Но ведь впереди лето!

— Цветы скоро расцветут, какой снег?

— Верно, у вас цветы, а у нас снег.

— Почему? — я спросил автоматически, так как совершенно не мог увязать в голове его ответы.

— Поймешь, когда умрешь.

Тут я испугался не на шутку. Так это секта какая-то? Разделают меня сейчас на шашлык... Но провожатый шел рядом спокойно и признаков душевного неравновесия не проявлял. Я собрался и все-таки спросил:

— Что я пойму, когда умру?

— Многое поймешь, чего сейчас не понимаешь. И многое узнаешь. Когда у тебя живого в лесу всходит трава, у мертвых опадает листва, когда у живых ночь, у мертвых день. Сегодня день и ночь одинаковы, мертвые могут прийти в мир живых. В это время мы приходим на место, где начался наш род. Тут наша Мать родила первых сыновей, отсюда мы произошли — род Серой Цапли.

— Так вы — м е р т в ы е?!

— Для тебя — да.

Он помолчал. Я тоже не знал, что думать и говорить...

— Ты не бойся. Ты с нами не ел, не пил, к нам не прикасался, нечего бояться. Умрешь, тоже будешь приходить в то место, где твоя Праматерь твой род зачала.

— Когда день равен ночи? — невпопад спросил я.

— Может быть. У нас так принято.

За спиной снова забубнило пустое бревно.

— Мне пора возвращаться, — сказал мой провожатый, повернулся и пошел.

— Эй, погоди, — крикнул я, — а откуда ты знаешь русский язык?

— Не знаю, само получается. Мы давно сюда приходим. Раньше другие жили, с ними тоже говорили. Так задумано.

И он ушел.

Я провалялся в палатке до рассвета, пока бубен не утих. Впервые за годы пожалел, что бросил курить! Голова распухла от вопросов! Ну почему я не спросил... ну, хотя бы попытался выяснить, из какого они тысячелетия. А вдруг они еще тут? Накинул куртку, сунул ноги в ботинки и побежал. Солнце еще не встало — у них не село, конечно, они должны быть на берегу.

Нет, людей в шубах не было. Не было и костра. Не было даже кострища. Прихваченная утренним морозцем хрустела песчаная корочка под ногами. Приснилось? Бред? Да с чего бы это?

Я осмотрелся: вот ветка, на которой висел «бубен», вон камень, на котором сидела бабушка-Мать, вот тут где-то был костер. Но нет, ровный песочек, даже слишком гладко. Я присел, погладил песок ладонью... и ощутил тепло! Разрыл, раскопал пальцами под песком черные угольки — они были теплыми! А вот и след босой ступни. Один, но — след! Значит, не сон. Значит, не бред!

Растер виски. В ногах обнаружилась слабость. Поискал глазами, куда сесть. Самое удобное — бабушкин «трон». Подошел и обмер: на том месте, где сидела Мать, были те самые значки и борозды, которые мне показывали на фотоснимке. И среди них ярко выделялась цепочка выбитых в камне следов крупной птицы. Выделялись они тем, что их углубления были заполнены красной краской — кровью рода Серой Цапли из незапамятной старины прошедших веков...

На том берегу я провел три дня в скитаниях и размышлениях. Попытки разумно объяснить случившееся не увенчались успехом, сами понимаете почему. Конечно, я фотографировал, но в Сети не выложил и ни с кем не поделился, вы тоже понимаете почему. По многим причинам. Теперь я уже редко вспоминаю то происшествие на озере. Со временем острота ощущений спала, мысли улеглись. И сплю я спокойно.

Тревожит меня лишь один вопрос: на каком берегу тот камень, который я буду навещать после смерти в дни весеннего равноденствия?

Виктор КВАШИН
Художник Юрий ДУНСКИЙ