Осенью 2006 года сотрудники Хабаровского краевого краеведческого музея им. Н. И. Гродекова Светлана Гончарова и Галина Титорева при финансовой поддержке отдела по делам коренных малочисленных народов Севера министерства природных ресурсов Хабаровского края совершили научную этнографическую экспедицию в Охотский район, в места локального проживания эвенов. В этом материале их впечатления о мире современных аборигенов, в котором седая древность переплелась со знаками сегодняшнего дня. Вертолет, поднявшись в небо, открыл фантастическую картину: рядом с иллюминатором проплывали вершины величественных гор, на глазах меняющих свою окраску: от нежно-желтого цвета ягеля, до сурово-фиолетового, обделенного солнечным светом. В бесконечно далеком горизонте только небо и горы. Но даже с такой высоты по ярко-зеленому растительному настилу видна петляющая транспортная колея. Оказалось, это древние нартовые дороги, по которым сотни лет ездили и сейчас ездят коренные жители этих мест — эвены. Удивительный народ, живущий с нами на одной земле, но в ином жизненном измерении. Все, что нам довелось увидеть, проехав по кочевьям оленеводов Приохотья, вызывало смешанные чувства изумления, восторга, горечи и сожаления. Сожаления о том, что мы не можем помочь им сохранить гармонию бытия, хоть помощь эта проста и не очень затратна. Им всего-то и надо конкретное дело, которое они любят и знают, которым тысячи лет занимались их предки и, вероятно, будут заниматься их дети. А дети и правда мечтают вернуться в бригады, пасти оленей, заботиться о них, просыпаться в чуме на оленьих шкурах, расстеленных на еловых ветках, источающих смолянистый запах, пить «живую» воду из горного ручья, звенящего хрустальными льдинками, и так же, как их родители, серьезно говорить: «Природа — наш Бог». В Охотском районе два центра — поселки Арка и Иня, вокруг которых располагаются оленеводческие базы Кетанда, Номанкур, Черпулай (на Арке) и Нядбаки и Усчан (на Ине) с прикрепленными к ним бригадами, кочующими со стадами оленей. Когда-то на базах работали магазин, фельдшерский пункт, начальная школа и даже церковь. Сегодня это заброшенные населенные пункты: несколько хозяйственных и жилых построек и кладбище. Вертолет, которым мы перемещаемся по оленеводческим фермам, забирает школьников из бригад, где они проводили лето у родителей, в интернаты Охотска и Арки на учебу. Но никакие блага цивилизации, ждущие их «на большой земле», не радуют детей, и они горько плачут все время пути. Для этнографов Охотский район — благодатнейшее место научных исследований. Здесь сохраняются в неизменном виде древние традиции хозяйственных промыслов, семейного быта и отношений, религиозных верований. Изолированность от внешнего мира делает внутренний мир эвенов наполненным смыслами, сотканными из мелочей, деталей, очень ценных для этноса, но не всегда понятных чужеродцу. «Сколько у вас детей, дедушка?» — спрашиваем у Ильи Кириковича Бабцева, старичка, бодро шагающего по ягодному полю к вертолету на базе Усчан. Совершенно серьезно он отвечает: «Не знаю точно. Человек тридцать». Он махнул рукой на людей, суетящихся у вертолета — взрослых и детей: «Вот это все мои». Оказывается, спрашивать об этом нельзя, это может повредить здоровью детей. Продолжая общение с жителями базы, располагаемся на ковре из голубичных кустов, срываем сладкие ягоды и заводим неторопливую беседу о сложностях кочевого образа жизни. Нам кажется, что он труден, но вот дед Илья так не считает. Нормальная обычная жизнь. Он с недоумением отвечает на наш вопрос, как они ориентируются на местности, передвигаясь пешком и на оленях на территории, равной по площади паре европейских государств. Просто он видит карту своей земли, как нарисованную на бумаге, со всеми перевалами, ручьями, приметными камнями и деревьями; он знает каждый кусочек этой территории, даже если и не ходил по ней. Расстояние в пути он измеряет количеством ночевок и никогда не задумывается, откуда и когда появилось это знание. Илья Кирикович показывает ловушку для рыбы около четырех метров длиной, которую он сплел из тальниковых прутьев года три назад. Такими же пользовались его прадеды и до сих пор ловят рыбу его сыновья. Рациональное и красивое сооружение. Как жаль, что привезти его в музей невозможно... Живя в природе, эвены выработали свои правила, законы сосуществования с ней. Чтобы обезопасить себя от мести убитого хищника, волка или, в особенности, медведя, охотник строит для его останков биркэн — постамент, на котором хоронит кости, голову животного, ориентируя их на восход солнца. При этом волку закрывают повязкой глаза и привязывают лапу к шее. Медведь для эвенов — животное священное, в обращении с ним предусмотрены многочисленные запреты, касающиеся чаще всего женщин, и свод обрядовых действий, направленных на получение прощения у животного за смерть и обеспечение в дальнейшем его доброжелательности к охотнику. Разделывая тушу, мужчины издают звуки, имитирующие крики ворон, приговаривая: «Не обижайся на нас, это не мы тебя убили, а вороны». Отверстия глаз на шкуре зашивают, вставив в шов полоски красной ткани, в зубах зажимают веточку, заостренную с обеих сторон, «чтобы не ругался и не ходил за тобой». Ведь душа убитого медведя перейдет другому, вновь рожденному, и он может преследовать человека, убившего его. Голову медведя отворачивают от стойбища, и от дороги, которой мужчины будут возвращаться домой. Женщины к обработке мяса и шкуры медведя не допускаются. Но если им все же пришлось это делать, то на запястье они обязательно привяжут колокольчик, «чтобы душа медведя подумала, что это не женщина, а олень». В этом прослеживается очевидная связь с древними тотемистическими представлениями, отраженными в мифологии эвенов, согласно которым они произошли от брака медведя и женщины. Одушевляя природные объекты, эвены, чья жизнь проходит в пути, на перевалах обязательно обращаются к духу горы с просьбой удачного путешествия и в знак уважения привязывают на лиственницу ленточки разноцветной ткани, оставляют угощение. До недавнего времени в культовой практике эвенов наряду с православием сохранялись три самые древние формы религиозных представлений — тотемизм, анимизм, фетишизм. Эвены — один из трех приамурских народов, принявших христианство и искренне совершавших православные обряды. Даже в небольших поселках на оленеводческих базах вплоть до 1940–50-х годов существовали православные церкви, из Охотска регулярно приезжал священник, а все пожилые люди и сейчас имеют иконы и кресты. Но это не мешает эвенам одновременно придерживаться шаманизма, почитать языческих духов и верить в чудодейственную силу фетиша, которым служат разные необычные предметы или их части. Таким амулетом удачи могла служить шкурка зверя необычной окраски, камень редкой формы, кость животного и т. п. Институт шаманизма существовал у эвенов Приохотья до середины Завесой тайны оказалась закрытой для нас тема семейных реликвий, сохраняющихся в семьях оленеводов. Это достояние хранится в укромном месте чума, никому не показывается, даже детям, до момента передачи следующему хранителю. Их возят с собой на специальном олене — он называется хэвэк — при любых обстоятельствах: уезжая ненадолго, в гости или перекочевывая на место новой стоянки. Традиционно в состав семейных реликвий входит небольшой деревянный стол без ножек для еды, серебряные украшения, трубка, иконы, кресты и другие предметы. Но ничего дороже оленя для эвенов не существует. Он основной продукт питания, он дает материал для одежды и строительства жилища, он главный герой всех произведений народного искусства. Одним словом, источник благосостояния семьи и личного счастья каждого человека. Вся жизнь эвена вращается вокруг оленя. Он знает о нем абсолютно все: анатомию, характер, жизненный цикл, возрастные особенности. И очень любит это безобидное, трогательное животное. Каждому новорожденному ребенку в семье дарят оленя. Чаще всего важенку, будущие телята которой тоже будут принадлежать ребенку. К моменту взросления у него накопится свое маленькое стадо, необходимое для начала самостоятельной жизни. Все эвены имеют так называемого «любимого оленя» — хэвэка, который лечит, если хозяин заболеет, забирает его тяжелые мысли и переживания, помогает в трудные моменты жизни. Этот олень освобождается от всех работ, и если хозяин умирает, то его отправляют в загробный мир вместе с умершим. Рога, копыта, колокольчик, иногда все кости хэвэка хоронят на биркэне, который устанавливают в стороне от могилы в день первой годовщины со дня смерти человека. Похоронные обряды эвенов сохраняют древние архаичные черты. Еще совсем недавно захоронения были воздушными, когда покойника, завернутого в бересту, кору лиственницы или ровдугу, подвешивали на дереве или укладывали на специальном помосте. Сейчас хоронят по христианским правилам, в которые вплетаются элементы древних традиций. Одевают умершего человека в костюм из ровдуги, не нагружая его бисерной вышивкой: «чтобы легко было идти» в потусторонний мир. На всех предметах одежды делают крестообразные разрезы в невидимых местах. В гроб кладут семь мешочков с продуктами (соль, сахар, крупы, чай и т. п.), а также чашку, чайник, посох. Все предметы маленького размера и обязательно дырявые, т. к. считается, что в мире мертвых все наоборот, и ломаные предметы станут целыми. Вещи, которыми пользовался человек при жизни, никто не брал, но и разбрасывать их нельзя: «будет на том свете искать». Недалеко от могилы устанавливают невысокий сруб, в который укладывают двух или трех оленей (в зависимости от пола умершего), один из которых, головной вьючный, будет служить человеку в ином мире так же, как и в земном. На могиле разводят поминальный костер, где сжигают принесенные угощения и одежду. Ими он будет пользоваться в следующей жизни. Поминают покойного три года, после этого срока считается, что «душа его ушла далеко, и не стоит ей мешать». Удивительно, где бы ни жили старики-эвены, они стараются вернуться на базу, чтобы быть похороненными на своей земле. Сегодня оленеводство в Охотском районе находится в сложном положении. Крупные благополучные колхозы-миллионеры в Основные проблемы в общине те же, что и в других бригадах: нет возможности вывезти мясо оленя для сбыта, нет ядохимикатов для борьбы с волками, которых нынче развелось огромное количество, нет лицензии на промышленный вылов рыбы, который бы позволил на некоторое время приостановить забой своих оленей и таким образом повысить их численность. Но пока оленеводы предоставлены сами себе. Они горько шутят: «Как жили в ХIХ веке, так и теперь живем. Вернулись на сто лет назад». Недавно Андрей Громов приезжал в Хабаровск, обошел кабинеты всех ведомств, от которых зависит судьба его общины. Везде обещали помочь. Очень хочется верить, что все наладится. Ведь речь идет не столько о возрождении одного из древних хозяйственных промыслов, сколько о будущем всего народа, о сохранении уникальной самобытной культуры. «Нет оленя — нет эвена», — говорят охотские аборигены, и в этом нет преувеличения. ...Вертолет, сделав прощальный круг над землей оленеводов-кочевников, последний раз открыл нам не только фантастическую картину вечной красоты природы, но и величие человека Севера, жизнеутверждающую силу традиций, соединяющих прошлое, настоящее и будущее.
Галина ТИТОРЕВА, Фото авторов |
|||
|