Магия рождения

Фентисов Е. М. «Семья». ДВХМ (Хабаровск)Отдельные аспекты традиционных родильных верований и ритуалов коренных народов Амура и Сахалина рассматривали в своих трудах И. А. Лопатин, Е. А. Гаер, В. В. Подмаскин, Т. Ю. Сем, С. Н. Скоринов, А. В. Смоляк, А. Ф. Старцев, Ч. М. Таксами и др.

Комплекс родильной обрядности можно подразделить на три основных этапа. 1. Предродовые запреты и ритуалы. 2. Родильные ритуалы. 3. Послеродовые ритуалы.

Как и у многих народов мира, процессы деторождения были важными для традиционного амурского общества, которое беспокоилось о своем воспроизводстве. Поэтому в первую очередь такая забота касалась беременной женщины и выражалась в двух ракурсах: рациональном и магическом. В своей основе они были схожи у всех нижнеамурских этносов, отдельные ритуалы имеют универсальный характер, так как распространены практически у всех народов мира. Однако в некоторых моментах можно было отметить как особенности, так и взаимовлияния, связанные с этнокультурными контактами.

Нивхская ритуальная посуда для кормления близнецов. Рисунок Б.А. Куфтина (Куфтин № 41. Л. 68).  Копия С.В. БерезницкогоБеременную женщину старались освободить от тяжелой работы по хозяйству, запрещали ей волноваться, переохлаждаться, совершать резкие движения. Не менее важное значение имели магические приемы защиты роженицы и ребенка от воздействия злых духов: запрещалось заранее шить одежду для ожидаемого ребенка, так как об этом могли узнать злые духи и погубить его. Лишь после рождения младенца мать могла сшить заранее приготовленные заготовки детской одежды. Изображение родового дерева с птичками — душами будущих детей на свадебных халатах, считалось благожелательным знаком для матери. Каждая свадьба в традиционном обществе народов региона предполагала богатое потомство, особенно мужского пола. Беременной женщине запрещалось шить в последние месяцы и резать материю — это могло привести к выкидышу; нельзя было покупать детскую одежду, игрушки, нужно было не говорить о грядущем событии.

В обществе беременную старались оградить от возможного воздействия духов, даже добрых, и души умершего человека. Ногликские нивхи запрещали беременной женщине подходить к могиле утопленника (Архив ИИАЭНДВ. Д. 416). По верованиям поронайских нивхов, беременной нельзя было принимать участие в ритуалах, и особенно в похоронном ритуале, даже если умирали родители. Беременной запрещалось смотреть в сторону площадки для устройства медвежьего праздника, так как это плохо скажется не только на родах, но и на промысловой удаче охотников всего рода. Следили за тем, чтобы беременная не переходила дорогу тому, кто идет угощать духов, иначе они накажут ее тяжелыми родами. В целом указанные запреты для роженицы общаться с духами умерших, приближаться к кладбищу и т. п. основаны на древних мировоззренческих категориях, имеющих важную функцию в культурах народов мира.

В традиционной культуре эвенков беременной было запрещено употреблять в пищу медвежье мясо. Запрет основывался на веровании о том, что ребенок родится таким же вредным, как медведь. Это особое отношение эвенков к медведю, по сравнению с верованиями других народов Амура, для которых медведь — священное животное, а для эвенков — вредный хищник, пожирающий оленей.

Ультинский амулет адау для благополучия близнецов. Длина 23 см. СОКМ.  Рисунок С.В. БерезницкогоС одной амгуньской эвенкийкой, нарушившей в период беременности магический запрет, произошел такой случай. Она засмеялась, глядя, как ее кот играется с заячьей шкуркой и дерет когтями ушки. Когда у нее родился младенец, то одного уха у него не было совсем, другое было искалеченным (Архив ИИАЭНДВ, Д. 585). Таким образом мать своим смехом совершила грех, и духи, по словам эвенков, наказали ее.

Различные запреты распространялась не только на роженицу, но и на ее семью, и особенно мужа. Валовские эвенки и ульта считали, что если при разделке туши животного муж порежет себе палец, то ребенок родится без пальца, если сломает кость животного, то могут поломаться кости и у ребенка, ребенок может родиться калекой или психически неполноценным, которых в традиционной культуре убивали. В традиционном обществе мужу беременной запрещалось на последних неделях беременности забивать гвозди и точить ножи, чтобы роженица не изошла кровью. С одной из эвенкиек произошел при родах в 1950-х гг. казусный случай. Ее муж — директор местной школы — беспокоился за здоровье жены и будущего ребенка, стал развязывать веревки и открывать замки. Роды шли тяжело. Тогда он открыл замок на школе. Ребенок благополучно родился, и счастье родителей омрачил лишь факт того, что открытую школу обворовали (Архив ИИАЭНДВ. Д. 585).

Следует отметить отличия охранительных приемов разных нижнеамурских этносов. Так, в обществе нанайцев, нивхов и ульчей перед родами было запрещено использовать ловушки давящего типа, закрывать замки, привязывать сети и вообще делать что-либо основанное на завязывании узлов. Нарушение этого запрета плохо скажется на предстоящих родах (Гаер, 1991). Хунгарийские орочи применяли противоположные приемы — ловили зверей ловушками, а стрелять из ружья запрещали, чтобы громкий звук выстрела не напугал роженицу.

Ультинский амулет кальдями  для хорошего сна ребенка. Длина 18 см. СОКМ. Рисунок С.В. Березницкого.С рациональными и магическими причинами заботы об удачном исходе охотничьего промысла был связан обычай рожать в отдельном помещении. По широко распространенному в охотничьих обществах запрету женщинам запрещалось приближаться к орудиям промысла, чтобы не отпугнуть удачу. У коренных народов региона этот запрет особенно соблюдался для беременной женщины, так как запах околоплодных вод мог отпугнуть зверя, и охотник остался бы без добычи. В культуре удэгейцев при рождении ребенка его пуповину перерезали обожженной на огне стрелой на выдру или соболя и перевязывали конопляными нитками. После ритуала стрелу настораживали в самостреле, и она всегда попадала в зверя (Архив ПЦРГО-ОИАК. Д. 27). Таким образом, рождение ребенка становилось особым случаем, позволяющим нарушить древний промысловый запрет. В основном же в традиционном обществе народов региона роженицу на время отселяли из общего жилища в отдельное помещение. У удэгейцев муж строил отдельный балаган, заготавливал дрова и оставлял роженицу одну. При родах ей помогали мать или бабушка, которые изготавливали и колыбель для ребенка. В случае тяжелых родов, если ребенок долго не появлялся на свет, удэгейцы считали, что роженица имела половое общение с мужчиной запрещенного класса. Тогда из гнилого дерева делали его фигуру, и старая женщина плевала ей в лицо жеваной икрой, называя при этом имя и род виновного мужчины, фигуру рубили топором и выбрасывали. При особо тяжелых родах удэгейцы звали на помощь шамана, который для облегчения родов перевязывал роженице живот ремнем (Архив ПЦРГО-ОИАК. Д. 27). Когда роженица умирала с неродившимся плодом внутри, удэгейцы разрезали ей живот, плод вынимали и хоронили в земле. Это делалось для того, чтобы душа ребенка не вернулась к божеству, хозяйке детских душ Тагу Мама и не внедрилась в следующую женщину, погубив и ее. Информация о Тагу Мама освещает древние верования удэгейцев, связанные с ее мужем, демиургом и мифическим хозяином растений Чинихэ, душой которого была вечнозеленая ветка омелы (Архив ПЦРГО-ОИАК. Д. 27). Возможно, что именно вечнозеленость этого растения, способность приживаться на других деревьях послужили причиной для такого верования. Таким образом, этот аспект верований удэгейцев имеет древний характер, сходный с воззрениями других этносов в области верований и ритуалов жизненного цикла.

Если у женщины часто умирали новорожденные, то нанайцы совершали охранительный магический ритуал и очередного мертвого младенца разрезали на части и разбрасывали на развилке тропинок. Тем самым люди нарушали целостность тела с тем, чтобы оно уже никогда не возродилось, так как считалось, что тело является причиной смерти души (Липский, 1966).

В традиционном обществе родители с нежностью относились к младенцам, мыли новорожденного теплой водой и укладывали в зыбку с мехом кабарги. Когда ребенка впервые вносили в общее помещение из родильного шалаша, то его обязательно «очищали» над огнем очага (Архив ПЦРГО-ОИАК. Д. 11; Д. 27). Подобный ритуал совершали и амурские эвенки.

У удэгеШаманское вместилище духов близнечного комплекса. Шаман М.А. Онинка.  Гур, 1963 г. (Смоляк, 1991. С. 71)йцев и орочей зафиксирована противоречивая информация об отношении к незаконнорожденным детям. В одних случаях зачатого вне брака или от кровосмесительного брака ребенка заворачивали в тряпки и уносили в лес, так как его рождение считалось великим грехом. Угроза для социума состояла в неизвестности, с какими женщинами такому человеку разрешаются половые связи, кто должен за него мстить во время кровной мести, кто должен его хоронить, и в целом ребенок оказывался без защиты родовых духов. Детоубийство в раннем возрасте не считалось грехом и преступлением, так как душа еще не окончательно вселилась в тело ребенка (Архив ПЦРГО-ОИАК. Д. 11; Д. 6). Поэтому старухи относили в лес только тело, душа же могла вернуться обратно в соответствующую часть Вселенной и повторить детородный процесс. В других материалах
В. К. Арсеньев категорически утверждает, что случаев убийства новорожденных не бывает (Архив ПЦРГО-ОИАК.
Д. 27). В традиционном обществе амурских этносов можно отметить общее представление по отношению к роженице, которая некоторое время после родов считалась «нечистой»; ей запрещалось употреблять в пищу дичь и совокупляться с мужем (ПФА РАН. Д. 85). Послед обычно закапывали в тайге, чтобы не нашли собаки, иначе ребенок мог сильно заболеть. Также общим для всех народов региона было верование о том, что родившийся в «рубашке» ребенок считается счастливым не только для себя, но и для всего общества. Сахалинские эвенки и ульта хранили «рубашку» в укромном месте; орочи и нивхи считали, что родившийся в «рубашке» ребенок «непростой» — он обязательно станет хорошим охотником, и, возможно, даже шаманом.

Эвенкийки послед вешали на дерево или закапывали в восточную сторону бугра, чтобы место хорошо освещалось солнцем и не нашли собаки, иначе ребенок будет болеть. Рождение в «рубашке» считалось хорошим знаком для всего общества.

Самыми неполными в родильном комплексе народов региона, являются материалы, связанные с культом близнецов. Скорее всего, это связано с древностью этих верований и ритуалов. Типичными сюжетами о близнецах наполнен фольклор практически всех народов мира (Фетисова, 1998). В качестве общих методологических принципов в отношении культа близнецов можно выделить несколько основных аспектов. Рождение близнецов считается сверхнормальным явлением в жизни всего социума и связывается со сверхъестественными существами, чаще всего духами животных-предков. Эти духи могут относиться к категориям и добрых, и вредоносных, чем впоследствии и определяется статус близнецов и их влияние на сородичей.

У орочей, удэгейцев и ульчей рождение близнецов считалось хорошим событием для всего коллектива. Уже сам факт того, что добрые духи вступили в половой контакт с женщиной рода, был хорошим предзнаменованием. Сородичи приходили в ее дом и приносили подарки для нее и рожденных близнецов (Березницкий 1999). Считалось, что близнецы будут помогать сородичам во всех хороших делах и прежде всего в промыслах. По мнению кольчёмских ульчей, самих близнецов ждала несчастливая жизнь, потому что они всегда были на виду у сородичей, были не как все, им приходилось соответствовать мнению коллектива — никогда не нарушать обычаев, вести праведную жизнь. Нивхи и ульта наиболее известных близнецов почитали после смерти и угощали из ритуальной посуды (Архив МАЭ РАН, Д. 41).

По мнению иманских удэгейцев, близнецы рождались от доброго духа, но мать близнецов после их рождения долго не жила — раз она избранница духов, то она либо умрет от болезни, либо повесится. Однако это считалось уходом в особый мир по приглашению возлюбившего ее духа, от которого она и зачала близнецов (Архив ИИАЭДВ. Д. 434).

 Нанайский лечебный амулет из морской ракушки для лечения горла. Амулет  со сквозным отверстием для шнурка. СОКМ.  Рисунок С.В. Березницкого Эвенки считали рождение близнецов нехорошим событием: нередко при рождении разнополых близнецов девочка признавалась нагулянной. Чаще всего ее отдавали соседям. Эти верования и ритуалы амурских эвенков отличаются от воззрений основного этнического массива коренных народов Нижнего Амура и Сахалина, по которым рождение близнецов было хорошим признаком для всего социума.

Некоторые территориальные групп нанайцев и нивхов считали рождение близнецов хорошим событием, а некоторые плохим. Некрасовские нивхи расценивали рождение близнецов как хорошее событие для всего социума. Считалось, что чаще всего женщина зачинает близнецов от медведя (реже от тигра), пока ее муж на промысле. Инициатором выступает дух, который «влюбляется» в женщину и склоняет ее к совокуплению. При этом женщина впадает в особое состояние, напоминающее сон. В традиционной культуре ногликские нивхи раньше считали священными не только детей близнецов, но и рожденного после девочек-близняшек мальчика. Если рождались близнецы — мальчик и девочка, то тогда нивхи считали, что мальчик «привел» с собой свою будущую жену, и когда они подрастали, то обязательно должны были пожениться — инцестом этот брак не считался. То есть налицо один из древнейших механизмов социальных отношений, позволяющий вступать в брак даже кровным родственникам. Особое отношение к матери близнецов иногда достигало такой степени, что ей прощались многие грехи, даже умерщвление своих детей.

По мнению некоторых поронайских нивхов, близнецы назывались милкигян — то есть «чертовы дети», которые будут приносить вред сородичам. Однако, несмотря на это, в дом их матери нужно приходить с подарками и почитать близнецов до их смерти. По верованиям нивхов, считалось, что если обычный человек обидит близнеца, то в лучшем случае у него сломается палец.

Опасность близнецов могла проявляться тогда, когда ритуальную скульптуру мог найти нежелательный человек. Подобный случай освещается в нивхском предании.

«Когда матери исполнилось сорок лет, она сама сделала из лиственницы небольшую куколку — свое воплощение близнеца. Сделала тайком и закопала тайком в землю возле озера Щучка недалеко от Некрасовки. Спрятала, чтобы никто не видел. И каждый год в начале лета она ходила тайком к этому месту и угощала куколку, то есть свое воплощение. Угощала она куколку тем блюдом, которого ей вдруг сильно захотелось попробовать. Угостит куколку и снова закопает ее в землю. Самое главное, чтобы никто не нашел эту куколку. Если кто-то найдет эту куколку, то сможет сделать все, что угодно, с тем человеком, который закопал куколку. Тот человек может даже умереть. Ведь в куколке воплощена душа человека. Человек живет себе в деревне со своей главной душой, а эта душа живет в куколке. Я об этом сама узнала только перед смертью матери. Однажды она сильно заболела и сказала мне, что скоро умрет — кто-то нашел ее куколку, ее душу. А в том месте как раз дорогу стали делать, и, наверное, кто-то нашел куколку. Мать сразу почувствовала. И потом скоро умерла» (О. Б. Кован. Некрасовка, 1998 г.).

Данная история содержит представление о душе, которое практически идентично верованиям орочей о внешней душе, которая может находиться вне тела человека, и из-за нее также может погибнуть хозяин. Этот пример еще раз подтверждает универсальность воззрений близнечного культа.

Ультинский амулет кироу от помешательства. Ногами стоит на фигурках медвежат. Длина 11,5 см. СОКМ. Рисунок С.В. БерезницкогоКак правило, амурские шаманы не принимали участия в близнечных ритуалах как специалисты. Однако иногда образы близнецов использовались в шаманских песнопениях и среди атрибутов (Смоляк, 1991). Некоторые сооружения близнечного культа нивхов и ульчей сходны по внешнему виду и способу расположения ритуальных стружек (Архив МАЭ РАН. Д. 41). Таким образом, в большинстве случаев рождение близнецов в традиционной культуре коренных народов региона считалось хорошим признаком и связывалось с деятельностью добрых духов.

Общими в своей основе у амурских этносов были ритуалы защиты ребенка от злых духов при помощи различных амулетов. Это были части тела животных и птиц: зубы и когти, кончики носа выдры, рыси, медведя, соболя и других животных, которые подвешивали над колыбелью; нанайцы, отличающиеся ярко выраженной рыболовецкой отраслью своего комплексного хозяйства, подвешивали над колыбелью фигурку хозяина рыб калгаму (Иванов, 1977). Очевидно, использование амулетов из когтей и т. п. было связано с тем, что душа животного находится в кончике носа, шерсти, когтях, и в качестве доброго духа встает на пути злых духов. Скорее всего, это уже более позднее верование, так как функции охранительных амулетов со временем менялись: сначала при помощи амулетов защищались от животного именного того вида, из частей тела которого он и был изготовлен, затем амулет защищал от всех хищников, и, наконец, защита осуществлялась не от животных, а от злых духов (Зеленин, 1936). Удэгейцы и орочи верили, что в костях животных находится их душа. Наиболее древним является представление о том, что амулет может передать часть качеств животного ребенку. Над колыбелью мальчика подвешивали талисманы из костей, так как считалось, что когда он вырастет, то сможет добывать зверей, кости которых висели над его колыбелью. Кроме того, кости рыси делают его цепким, кости соболя — проворным, кости выдры — ловким рыбаком, кости барсука научат находить себе пропитание. Удэгейцы считали, что после рождения ребенка Тагу Мама посылает его отцу этих животных на промысле для изготовления талисманов. Когти рыси нашивали и на одежду детей, чтобы они стали хорошими мастерами: девочки — вышивальщицами, мальчики — резчиками. Рысь считалась благородным животным, когтей и клыков которого боялись злые духи (Архив ПЦРГО-ОИАК. Д. 10; Д. 27). Ульчи для защиты ребенка от злых духов подвешивали к верхней части колыбели фигурку вороны из бересты, зубы и когти медведя и собаки, деревянную фигурку великана. Изображения животных использовали для жертвоприношений различным духам-хозяевам и божествам, с которыми связывали удачный результат родов. Якуты после рождения ребенка устраивали обряд благодарения богине деторождения Айсыт и сжигали ей в жертву берестяные фигурки лося, лошади и собаки (Иванов, 1971). Женщины смазывали себе лицо, волосы и руки маслом и громким хохотом старались привлечь внимание богини, чтобы она способствовала обильному деторождению (Окладников 1955; Алексеев 1975).

По мнению нивхов, выбирать имя для ребенка родителям помогали добрые духи, которые являются матери ребенка во сне и предлагают варианты. Для обеспечения хороших родов и здорового потомства нивхинки носили на шее талисман из собачьего зуба. На третий день после родов нивхи прокалывали мочки ушей новорожденной девочке и вдевали в отверстие ниточку из крапивы для того, чтобы дырочка не зарастала. Нужно было опередить злого духа и не дать ему возможности отметить девочку для себя. Для защиты ребенка от злых духов нивхи вешали над детской колыбелью амулет из древесных стружек, сушеную голову и хвост зайца, засовывали под подушку кроильный нож или ножницы.

Нивхский ритуальный амбар для хранения атрибутов близнечного культа. Рисунок Б.А. Куфтина (Куфтин № 41. Л. 68). Копия С.В. БерезницкогоОрочи использовали для защиты деревянные фигурки в виде птицы гаруа (Архив МАЭ РАН. Д. 124). Ряд однокоренных и сходных терминов (гарудаи, гарэ, гара, гару) народов Дальнего Востока, Северо-Восточного Китая и Индии показывает, что это слово означает филина, лебедя, мифическую птицу феникс (Сравнительный словарь, 1975). Тем самым родители хотели передать ребенку лучшие качества этой птицы, так как сущность гаруа сходна с образом птицы феникс, являющейся символом обновления и вечной жизни. Орочская традиция защиты детей школьного возраста при помощи деревянных амулетов была зафиксирована В. В. Подмаскиным в 1970-х гг. (Архив ИИАЭ ДВО РАН. Д. 107).

Для того чтобы защитить ребенка от злых духов, орочи и ульчи называли его в разные периоды развития разными терминами, по названию животных или птиц, давали смешные, обидные и даже непристойные имена (Смоляк, 1962). Сходные ритуалы раньше совершали нанайцы, негидальцы и нивхи. Сахалинские нанайцы изготавливали лечебные амулеты из морских ракушек, ульта изготавливали поликомпозиционную скульптуру для излечения помешательства ребенка в виде антропоморфной фигурки на двух медвежатах.

Нередко люди надеялись на амулеты больше, чем на помощь квалифицированных врачей. Валовские ульта вспоминают, как их в детстве лечила бабушка магическими приемами с помощью амулетов из дерева, веток или замши. Наиболее сильным считался амулет, изготовленный из горла лебедя. Нередко для лечения детей применяли оленят, чтобы магическим способом перенести на них заболевание ребенка.

«Моя бабушка Татьяна Даниловна Осипова 1873 года рождения была очень опытной врачевательницей. Однажды бабушка и меня вылечила. Я однажды упала с высоты и сильно ударилась. Меня парализовало так сильно, что даже ходить не могла. Просто сидела на подушках. Меня лечил фельдшер, но ничего не помогало. И тогда за меня взялась бабушка. Она повесила мне на шею замшевые сэвэки, а рядом привязала маленького олененка сондо. Постепенно моя болезнь перешла на олененка. Олененок заболел, а я выздоровела. А потом и олененок тоже выздоровел» (Валовская уйльта И. Я. Федяева, 1998 г.).

Лишь под влиянием русской культуры коренные народы стали устраивать небольшой семейный праздник по поводу рождения ребенка. Для праздничного стола стараются приготовить этнические блюда.

Таким образом, можно отметить сходные для всех коренных народов Нижнего Амура и Сахалина верования, обычаи и ритуалы, направленные на сохранение жизни роженице и новорожденному. Несмотря на некоторые особенности у отдельных народов, в целом представления и ритуалы являются единым комплексом. Более того, его можно отнести к специфическому нижнеамурскому комплексу.

Сергей БЕРЕЗНИЦКИЙ,
доктор исторических наук,  заместитель директора по науке Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН.
Владивосток


Архивные материалы и литература:

  1. Арсеньев, В. К. Путевой дневник 2. 1907 г. / В. К. Арсеньев // Арх. ПЦРГО-ОИАК. Ф. В. К. Арсеньева, оп. 1, д. 6.
  2. Арсеньев, В. К. Путевой дневник 1. 1908–1909 гг. / В. К. Арсеньев // Арх. ПЦРГО-ОИАК. Ф.
  3. В. К. Арсеньева, оп. 1, д. 10.
  4. Арсеньев, В. К. Путевой дневник 2. Юбилейная экспедиция 1908–1909 гг. в память присоединения Приамурского края к России в 1860 г. / В. К. Арсеньев // Арх. ПЦРГО-ОИАК. Ф. В. К. Арсеньева, оп. 1, д. 11.
  5. Арсеньев, В. К. Путевой дневник 1. 1914–1925 гг. / В. К. Арсеньев // Арх. ПЦРГО-ОИАК. Ф. В. К. Арсеньева, оп. 1, д. 27.
  6. Березницкий, С. В. Этнографические исследования 1998–2005 гг. / С. В. Березницкий // Арх. ИИАЭНДВ. Ф. 1, оп. 2, д. 416. — 711 л.; д. 434. — 116 л.; д. 585. — 847 л.
  7. Васильев, Б. А. 5 дней среди орочей: очерк, 1928–1929 гг. / Б. А. Васильев // Арх. МАЭ РАН. Ф. 12, оп. 1, д. 124. — 15 л.
  8. Куфтин, Б. А. О материальной культуре, шаманизме гиляков. Побережье Охотского моря, Татарского пролива, о. Сахалин / Б. А. Куфтин // Арх. МАЭ РАН. 1927–1928 г. Ф. 12, оп. 1, д. 41. — 85 л.
  9. Подмаскин, В. В. Материалы по духовной культуре удэгейцев и орочей. 1977 г.
  10. / В. В. Подмаскин // Арх. ИИАЭ ДВО РАН. Ф. 6, оп. 1, д. 107. — 176 л.
  11. Штернберг, Л. Я. Материалы по этнографии орочей / Л. Я. Штернберг // ПФА РАН. Ф. 282, оп.1, д. 85. — 385 л.
  12. Алексеев, Н. А. Традиционные религиозные верования якутов в XIX — начале XX в. / Н. А. Алексеев. — Новосибирск: Наука, 1975. — 200 с.
  13. Березницкий, С. В. Мифология и верования орочей / С. В. Березницкий. — СПб. : Петерб. востоковедение, 1999. — 208 с.
  14. Гаер, Е. А. Традиционная бытовая обрядность нанайцев в конце XIX — начале
  15. Иванов, С. В. Старинный якутский обряд, связанный с рождением ребенка / С. В. Иванов
  16. // Религиозные представления и обряды народов Сибири в XIX — начале XX века: XX в. / Е. А. Гаер. — М. : Мысль, 1991. — 128 с.
  17. Зеленин, Д. К. Культ онгонов в Сибири. Пережитки тотемизма в идеологии сибирских народов / Д. К. Зеленин. — М. ; Л. : АН СССР, 1936. — 436 с. сборник / МАЭ РАН; отв. ред. Л. П. Потапов. — Л., 1971. — Т. 27. — С. 142–150.
  18. Иванов, С. В. О детских амулетах нанайцев / С. В. Иванов // Памятники культуры народов Сибири и Севера (вторая половина XIX — начало XX в.) : сборник / МАЭ РАН. — Л, 1977. — Т. 33. — С. 80–89.
  19. Липский, А. Н. К вопросу об использовании этнографии для интерпретации археологических материалов / А. Н. Липский // Совет. этнография. — 1966. — № 1. — С. 105–118.
  20. Лопатин, И. А. Гольды амурские, уссурийские и сунгарийские: опыт этногр. исслед. / И. А. Лопатин // Записки ... / ОИАК ВОПО РГО. — Владивосток: ОИАК ВОПО РГО, 1922. — Т. 17. — 370 с.
  21. Окладников, А. П. История Якутской АССР. Якутия до присоединения к русскому государству / А. П. Окладников. — М. ; Л. : АН СССР, 1955. — 428 с.
  22. Подмаскин, В. В. Духовная культура удэгейцев XIX–XX вв. : ист-этногр. очерки / В. В. Подмаскин. — Владивосток: Изд. Дальневост. ун-та, 1991. — 160 с.
  23. Сем, Т. Ю. Семантика образов первоисточника жизни у тунгусоязычных народов юга Дальнего Востока конца XIX — начала XX века и их средневековые параллели / Т. Ю. Сем // Реконструкция древних верований: источники, метод, цель: тез. докл. науч. конф., 2–6 апр. 1990 г. / ЛО ИА АН СССР и ГМИР. — Л., 1990. — С. 114–117.
  24. Сем, Т. Ю. Семантика образов первоисточника жизни у тунгусоязычных народов юга Дальнего Востока конца XIX — начала XX века и их средневековые параллели / Т. Ю. Сем // Реконструкция древних верований: источники, метод, цель: сб. науч. тр. / отв. ред. В. А. Хршановский. — Л., 1991. — С. 179–192.
  25. Скоринов, С. Н. Мифология и обрядовая культура нивхов: ист.-культурол. очерки / С. Н. Скоринов. — Хабаровск: Дальневост. гос. науч. б-ка, 2004. — 416 с.
  26. Смоляк, А. В. Магические обряды сохранения жизни детей у народов Нижнего Амура / А. В. Смоляк // Сибирский этнографический сборник: очерки по истории, хоз-ву и быту народов Севера. — М., 1962. — Вып. 4. — С. 267–275.
  27. Смоляк, А. В. Шаман: личность, функции, мировоззрение (Народы Нижнего Амура) / А. В. Смоляк. — М. : Наука, 1991. — 279 с.
  28. Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков: материалы к этимологическому словарю / отв. ред. В. И. Цинциус. — Л. : Наука, 1975. — Т. I. — 672 с.
  29. Старцев, А. Ф. Создание семьи и воспитание детей у удэгейцев (по материалам В. К. Арсеньева) / А. Ф. Старцев // Семья и семейный быт в восточных регионах России: сб. науч. тр. / отв. ред. Ю. В. Аргудяева. — Владивосток, 1997. — С. 108–124.
  30. Таксами, Ч. М. Представления о природе и человеке у нивхов // Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера (вторая половина XIX — начало XX в.) / Ч. М. Таксами; отв. ред. И. С. Вдовин. — Л., 1976. — С. 203–217.
  31. Фетисова, Л. Е. Разновидности близнечного мифа у народов Дальнего Востока России / Л. Е. Фетисова // Историко-культурные связи между коренным населением Тихоокеанского побережья северо-западной Америки и северо-восточной Азии: к 100-летию Джезуповской Северо-Тихоокеанской экспедиции: материалы междунар. науч. конф., Владивосток, 1–5 апр. 1998 г. / ИИАЭ ДВО РАН; под ред. А. Р. Артемьева. — Владивосток, 1998. — С. 278–284.

Список сокращений:

  1. ВОПО РГО — Владивостокское отделение Приамурского отдела Русского географического общества.
  2. ГМИР — Государственный музей истории религий.
  3. ИИАЭНДВ — Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока.
  4. ПФА РАН — Петербургский филиал Архива РАН.
  5. ПЦРГО-ОИАК — Приморский центр Русского географического общества — общество изучения Амурского края.
  6. СОКМ — Сахалинский областной краеведческий музей.