С чувством соприкосновения с чем-то чудесным читаешь в Госархиве Хабаровского края небольшой очерк семидесятипятилетней давности в харбинском журнале «Рубеж», имеющий подзаголовок «Маленький храм в зелени окраин. Дыхание и история Харбинскаго старообрядческаго прихода». В нем Н. Рахманов рассказал о своих впечатлениях при посещении скромного старообрядческого храма Петра и Павла, что располагался в Новом Городе в Харбине. Прежде всего нужно окунуться в старинную таинственную атмосферу того небольшого харбинского храма, чтобы почувствовать это чудесное. Для этого последуем за автором очерка, оставив почти все как было. «На Ляоянской улице, почти на окраине Новаго Города, над спуском с горы к зеленеющему питомнику, – возносится строгiй купол небольшого старообрядческaго храма. При храме живeт и настоятель его, энергичный, живой, горячо любимый прихожанами прот. о. Iоанн Кудрин. С каким-то особым чувством вступаешь в этот храм. Ведь, так, как молятся здесь, – молилась древняя Русь, Русь великих князей-собирателей, Русь царей московских. Теперь, когда не осталось ни Россiи, ни прошлaго, – память об этом мучительно-дорога. Даже на неопытный взгляд сразу же видна разница в церковной живописи. С иконостаса глядят на вас строгiе лики Спасителя и святых, написанных в византiйской и старо-русской манере. В ликах строгость, четкость, аскетизм... И думаешь с замиранiем сердца: – Ведь, точно такiе лики смотрели со стягов войска Дмитрiя Донского в туманное утро Куликовой битвы, и подвижническiя черты их отражались в зарозовевших струях Непрядвы... Ни нежности в них, ни утешения. В них, в ликах этих, – призыв к мужеству, к подвигу, к борьбе за Русь Великую, за просторы ея и волю... Верно, такiя же лица были и у тех иноков-воинов, которых преп. Сергий послал к великому князю, чтобы послужили они кровью своею за веру и отечество: Вот какiя мысли приходят на ум, вот какiя чувства волнуют душу, когда вступаешь в этот маленький храм трехдревняго русскаго благочестiя. Среди икон есть несколько очень старинных, однако краски их свежи и ясны, как будто бы писали их всего лет пятдесят тому назад... – Тогда краски делали не на масле, – поясняет о. Iоанн, – а на яичном белке. Потому и не тускнеют оне... Храм построен в 1925 году. Старообрядцы же появились в Маньчжурии с самого заселенiя ея русскими». Автору очерка, на тот момент, по всей видимости, не были известны некоторые сведения, скорее, возможно, мифического характера, о более ранней истории существования старообрядческой церкви в Китае с конца XVII века. Попробуем восполнить этот пробел. Так, московский журнал «Церковь» за 1908 год пишет, что «среди приграничных старообрядцев издавно было убеждение, что в Китае есть страна «Беловодье», где вера не стеснена». Там есть указание, что в ташкентском музее хранилась рукопись за 1800 год, позже напечатанная в 1884 году в «Восточном Обозрении», № 38, в которой некий Антон Рожнов из Семипалатинска рассказывает о четырех случаях упоминания о старообрядческой церкви в XVIII веке в пределах Китая. Приведем некоторые из этих строк, сохраняя орфографию и пунктуацию источника. «С давних лет по многим достоверным слухам, от пребывающих азиатцов и русских известно, что против Кашгарии в китайской земле, есть довольно русских людей, кои смешано со азиатскими народами, а другие в своих особливых селениях, имея довольно церквей и монастырей на обрядах древняго благочестия и полного священства, о чем довольно наслышавшихся здешние сибирские христиане старались извещать». Одна такая история ведает о том, что примерно в 1765 году десять человек пошли в Китай и там их схватили, увезли в плен и разослали по разным провинциям. Одному из них, прозванием Щетину, достался порт Кантон, но он сумел сбежать на шведский торговый корабль и через Стокгольм добрался до Санкт-Петербурга. И вот он, живя в Китае 10 лет, о тех русских слышал. Другая история кратко упоминает о шестнадцати смельчаках, которые около иртышских вершин за хребтом ходили на небольшое расстояние в китайские земли и также довольно о тех русских слышали. Третья история подробно рассказывает о походе туда же первоначально тридцати человек. Но далее продолжили поход двенадцать, а из них только трое отважились «полагаясь на промысел Божий, имея пищи только на два дня, решились хотя и умереть, но итти далее: по многим известиям, в пути их случающим, полагали они себя не вдалеке от желаемого места, и действительно Бог им помогал чудесно, ибо они, оставшись одни почти без хлеба, но в тот же день убили двух козлов степных и, высуша мясо пошли: нечаянно из-за гор выехали и показались в виду идущему каравану из Кашгарии в Китай с мукою и баранами, а как им уже нельзя было от каравана скрыться, то они, что бы ни было, решились подойти к оному и были приняты с благосклонностью и на вопрос, куда идут, отвечали со всякой откровенностью, что идут Бога ради к своим одноверцам там умереть и по просьбе их указали им куда итти, сказав о разстоянии и о приметах урочищ, и наградили их с пуд муки; потом сии, едучи, случайно попали в китайскую многочисленную деревню, там их приняли также хорошо и по первому же их показанию не задержали и показали им путь и снабдили припасами, и они по наставлению пошли к немалой реке, на которой перевоз содержат самые те русские, к каким с великим тщанием пробирались: наперво их спросили, откуда и коем местом шли, и, задержав их, послали на вершины по тем местам справиться своих, правду ли они говорят, и на другой день вернулись посланные, нашли, что правду, и перевезли и проводили их до онаго селения... В том селении имеется гостинный двор и монастырь, в котором случилось им быть во время службы на Сретение праздник, и позволили им быть в церкви, но только смотреть и слушать, не молиться. По окончании службы игумен спрашивал их, как и для чего они зашли и при довольном разговоре на допрос, здешних ли мест, или откуда и давно ли они тут пребывают, игумен отвечал, скажи в коей стране, ежели есть люди, коли может, слыхали о разорении Соловецкаго монастыря, то первые ушли в то время, а вторые во время Никона перемены и бритобородства и здесь поселились; на дальние вопросы не отвечал, потому что-де мы заездом, а велели им пожити, между тем послали далее, оттуда через три недели пришло спросить, остаться ли они хотят или возвратиться; один из них пожелал остаться, а двое сказали, что они имеют жен и детей и не могут остаться, а однакож унимали их прозимовать и буде вышли в жары, то на той степи тогда никого не бывает, а под осень покрыта та людьми и скотом кочующих народов, но они не согласились и действительно на китайцев напали, и их наперво в небольшой городок привезенных довольно спрашивали и допытывались, где были и что видели, но они на одном утвердились, что промышленные, в городах заблудились и нигде не бывали и никого не видали, задержаны под стражею и по нескольки неделям отправленныя на границу в Кяхту, а оттуда в Тюмень, и верно рассказывали о своих: один же умер, а другой неизвестно куда скрылся». Четвертая же история гласит, что в преследовании за астраханскими калмыками один капитан потерялся и по возвращении на английском корабле в Петербург «сказывал, что был в плену у разных азиатцев, препровождаем был у тех русских и также утверждает, что довольно селениев и церквей и вера старообрятская, и кроме сих доказательств со многих сторон и от разных людей сие подтверждается». XIX век обозначил необходимость привлечения старообрядцев в связи с «мирным завоеванием» Маньчжурии и началом строительства Китайской Восточной железной дорогой (КВЖД), когда со всей неизбежностью встал перед правительстом вопрос о формировании русского населения, в качестве русских колонистов земель вдоль КВЖД и части Монголии. Тогда старообрядцы, по мнению еще статс-секретаря С.Ю. Витте, могли успешно конкурировать с местным китайским населением, т. к. отличались особенной стойкостью, энергией, трудолюбием и духом солидарности, без чего экономическая борьба с китайцами для них была бы трудна. Он считал, что переселение старообрядцев «в пределы Маньчжурии или Монголии, если бы таковое было признано возможным, несомненно оказало бы большую услугу русскому делу на Дальнем Востоке». Идеи уже министра финансов нашли поддержку в среде старообрядцев только у представителей Древлеправославной церкви Христовой (старообрядцев, приемлющих Белокриницкую иерархию). Вопрос переселения старообрядцев в Маньчжурию обсуждался на съездах старообрядцев в Нижнем Новгороде. И даже Совет Всероссийского старообрядческого попечительства стал рассылать запросы о таком переселении. И он действительно нашел отклик, но только за пределами России, на юге. В ответ на те запросы русские старообрядцы, австрийско-подданные, жалуясь на малоземелье и религиозные преследования, просили их переселить в Маньчжурию, если им будет предоставлена свобода веры. В.Ф. Лобанов считает, «таким образом вопрос о переселении старообрядцев в Маньчжурию приобрел определенную политическую значимость». Отвлекаясь от политических и экономических планов правительства императорской России, можно подытожить, что в Северной Маньчжурии старообрядчество появилось с самого начала постройки КВЖД и основания города Харбина в конце XIX века. Журнал «Рубеж» повествует начало истории старообрядцев в харбинском приходе так: «Но они были разрозненны и совершенно оторваны в своей духовной жизни от своих единоверцев. Только после 1905 года в Маньчжурiю иногда стали прiезжать из Приморья старообрядческiе священники и исполнять необходимыя требы. Во дни революцiи, в 1917 году старообрядцы Харбина начали организовываться в общину и, сорганизовавшись стали просить иркутско-амурского и всего Дальнего Востока старообрядческaго епископа Iосифа, проживающего в то время в гор. Алексеевске, Амурской обл., о священнике для Маньчжурии». Документально установлено, что впервый раз посетил сей край старообрядческий священник о. Дмитрий Смирнов в дни Русско-японской войны 1904–1905 годов для удовлетворения духовных треб военнослужащих, впервые в истории старообрядчества. После его отъезда белокриницкие старообрядцы не имели никакой организационной связи между собой. В 1917 году мысль объединиться в приход была подана К.А. Кондратьевым. Сообщество старообрядцев включало в себя служащих КВЖД, работников различных фирм и предприятий, мелких предпринимателей, военных. Их общее собрание постановило открыть в Харбине старообрядческую общину и избрало для руководства делами Совет. Председателем стал М.В. Иванов, уроженец Новозыбкова. Постановление послали на утверждение епархиальной власти, существовавшей на Дальнем Востоке с 1911 года. Епископ Иркутско-Амурский и всего Дальнего Востока Иосиф (Антипин) его утвердил и предписал о. Артемию Евстафиевичу Соловьеву исполнять духовные требы по всей Маньчжурии. Также Совет ходатайствовал перед администрацией КВЖД об отводе земельного участка для постройки храма и субсидии на строительство. Начавшиеся социалистические преобразования в октябре 1917 года в России внесли существенные перемены и в жизнь старообрядческой церкви на просторах Дальнего Востока. Так, журнал «Церковь на чужбине» писал, что в 1918–1919 годах русские люди – казаки приграничной полосы Забайкальской области Александровского и Нерчинско-Заводского уездов, видя зверскую расправу коммунистов-большевиков с русским населением, жестокое преследование за религию, уничтожение нажитого трудами капитала начали эмигрировать на монгольскую территорию и затем основали новые поселки по трем рекам: Хаулу, Дербулу и Гану. С этой волной беженцев переселились туда и старообрядцы-казаки из станиц Донинской, Быркинской, Калгинской и поселков Чупровского, Чащино-Ильдиканского и Воробьевского. Первоначально жили они разрозненно, не имея духовного руководителя. «Рубеж» продолжает: «В 1919 году еп. Iосиф самолично побывал в Харбине, а в 1920 году с волной беженства прибыл в Харбин вторично и обосновался в нем, открыв приход, где самолично и исполнял обязанности приходскaго священника». «Дальневосточный старообрядец» дополняет, что в 1919 году с архипасторским визитом владыка Иосиф посетил Харбин и служил в походном храме на частных квартирах, т.к. харбинцам тогда было не под силу иметь специальную квартиру для богослужений. В начале 1921 года он решает остаться в Харбине на более долгий срок и в своей квартире площадью в 41 кв. м ставит алтарь и начинает совершать богослужения, исполняя обязанности и приходского священника. «Храма в Харбине в то время еще не было, собирались молиться по частным квартирам, где ставился походный алтарь и служилась божественная литургия. Потом еп. Iосиф, на свои личныя средства и с помощью своих пасомых, арендовал в Корпусном городке маленький участок, на котором стояла малюсенькая же хата. К ней сделали пристройку для временнaго храма. И вот, в этой то хате и поселился еп. Iосиф, а во временном храме он совершал богослуженiе». В подробностях дело происходило так, что в 1922 году владыка Иосиф с помощью старообрядцев с юга Китая арендует на участке садовода И.С. Яшкина маленький домик, к которому сделали пристройку площадью 46 кв. м для помещения Петропавловского храма. Этот первый храм в Харбине располагался в Корпусном городке на 4-й улице, №10. В пределах же Северной Маньчжурии (Барга), в Трехречье старообрядцы открыли два прихода и имели двух священников: протоиерея И. Шадрина и священника И. Старосадчева из села Бордагон, Амурской области, которые и являются их духовными руководителями. «Церковь на чужбине» образование прихода в Трехречье связывает с именами протоиерея Иоанна Шадрина и станичного атамана станицы Донинской подхорунжего Василия Марковцева. В 1920 году они, предварительно условившись, совместно бегут в пределы Трехречья. Первоначально богослужение организованно совершалось в землянках и только по воскресным и праздничным дням. Вечером вечерня, а утром часы, т. к. из книг был только часовник. Они начали учить детей церковно-славянскому чтению и пению, открыв две школы: о. Иоанн в поселке Верх-Кули, а В.С. Марковцев – в поселке Ключевая. О. Иоанн Шадрин кратковременно возвращается в станицу Донинскую, но потом вновь из-за преследований, с подложным паспортом, перерядившись нищим, через Борзинский пограничный пост бежит за границу. В поселок Верх-Кули о. Иоанн Шадрин приехал 19 июля 1922 года. В праздник Св. Пророка Ильи он совершает моление в дощатом сарае, и эта дата считается началом богослужения в старообрядческом приходе в Трехречье, где о. Иоанн Шадрин стал настоятелем, а В.С. Морковцев – уставщиком-псаломщиком. Протоиерей о. Иоанн Шадрин в письме обращается к владыке Иосифу за разрешением и благословением открыть новый приход и построить храм. Осенью 1922 года в Верх-Кули собрание постановило построить новый храм. Церковным старостой избрали В.С. Морковцева. Вырыли яму в 18,2 м в длину и 13,7 м в ширину. Поверх срубили пять венцов с маленькими окошками под потолком. В церкви-землянке святую литургию не служили, т. к. не было св. Антиминса. В 1923 году из ст. Донинской прислали св. Антиминс, иконы и несколько книг, и тогда уже начали служить литургию. В этой церкви-землянке пришлось служить 12 лет, улучшая ее внешний и внутренний вид. Поставили крест на купол, но китайские власти его приказали снять. «В 1922 году осенью, после паденiя Приморья и Владивостока, в Харбин прибыл священник Iоанн Кудрин, котораго преосвященный Iосиф, вняв просьбам харбинских старообрядцев, утвердил в звании настоятеля харбинского старообрядческaго Свято-Петропавловскaго храма и прихода и возвел его в сан протоiерея. О. Кудрин в прошлом – священник пермско-тобольской староообрядческой епархiи. В 1919 году был избран на Освященном Соборе (старообрядческом) в Москве членом Совета при московском архiепископе; в 1917 году был председателем Епархиальнaго Совета пермско-тобольской епархiи, в противобольшевицком движенiи, с половины 1919 года был Старшим Старообрядческим священником Армiи и Флота. С каппелевской армiей он прошел весь поход и на берегах Тихаго океана закончил свое служение в армiи, откуда и прибыл в Харбин». Действительно, по его инициативе вновь возбуждается ходатайство по приобретению собственного земельного участка для постройки постоянного храма перед земельным отделом КВЖД, возглавляемым тогда Н.Л. Гондатти. Земельный совет затребовал документы о легализации прихода гражданскими властями. Тогда же разрабытывают устав, который утверждает владыка Иосиф. И в августе 1923 года гражданские власти регистрируют старообрядческий приход в установленном порядке. Получив требуемое, земотдел написал доклад в правление об-ва КВЖД о предоставлении земельного участка для постройки старообрядческого храма и причтовых квартир. Летом 1924 года совету Харбинского старообрядческого прихода предоставляется долгосрочная аренда участка размером 896,28 кв. м под постройку. Также старообрядческий причт получил субсидию в размере 2 300 золотых рублей из кредита по церковному совету КВЖД еще при старом досоветском порядке управления железной дорогой. Во время строительства храма Управление КВЖД отпускало со складов дороги строительные материалы в немалом количестве. Весной 1925 года для продолжения строительных работ владыка Иосиф при новой администрации КВЖД вынужден был отдать свои сбережения в сумме 2 500 иен, также часть средств внесли о. Иоанн Кудрин и прихожане по подписке. 22 июня (по старому стилю) храм во имя Св. Верховных Апостолов Петра и Павла освящен владыкой Иосифом в сослужении протоиерея И. Кудрина и священноиерея И. Старосадчева. Ликованию харбинских старообрядцев не было предела. Епархиальный собор располагался по улице Ляоянской, дом № 360 (затем № 10). «Рубеж» об этом периоде пишет так: «Став во главе харбинскаго старообрядческaго прихода, о. Кудрин под непосредственным руководством преосвященнаго Iосифа, энергично принялся за улучшенiе быта церковно-общественной жизни харбинских старообрядцев. Был выработан Приходскiй Устав, который и утвердила гражданская власть страны: – следовательно, старообрядчество в Харбине стало на легальную почву. Был исхлопотан земельный участок в 420 кв. саж., на котором с 1 сентября 1924 года заложен был кирпичный храм, а в июне 1925 года он уже был освящен. При храме выстрoены и квартиры для причта. Словом, старообрядцы Харбина, благодаря епископу Iосифу и его ближайшему помощнику, протоiерею I. Кудрину, обогатились и участком и храмом, уже не временным, а постоянным. Конечно, старообрядцы-мiряне и сами не мало принимали трудов к устроению своей церковно общественной жизни, но, все-таки, главным-то двигателем всего этого был еп. Iосиф». Осенью 1925 года владыка Иосиф отбыл с архипасторским визитом в Трехречье. Он пребывал в Трехречье четыре месяца, что имело большое значение для трехреченских старообрядцев. В поселке Верх-Кули увеличилось число прихожан и храм стал не вмещать всех молящихся. Автор очерка в «Рубеже» так характеризует владыка Иосифа: «Преосвященный Iосиф, происходившiй из крестьян Пермской губернии, переселившийся в Западную Сибирь, был священником в Томской епархiи и в 1911 году был возведен, по поставленiю Освященнаго Собора, в сан епископа Иркутско-Амурскаго и всего Д/Востока. Это была личность в высшей степени обаятельная, о чем может свидетельствовать всякiй харбинец, который в той или иной степени соприкасался со старообрядчеством». По освящении Петропавловского собора в новом собственном помещении немного пожил владыка Иосиф. Болезнь и труды оказали свое действие на организм старца. В праздник Рождества Христова 1926 года (по старому стилю) недомогающий владыка Иосиф торжественно совершил богослужение. На третий день праздника с ним сделался удар, кровоизлияние в мозг. В праздник Обрезания Господня, 1 января 1927 года (по старому стилю) в 8 часов вечера, его святая душа отошла к Богу. 4 января состоялись похороны святителя Христова. Отпевание совершали протоиерей И. Кудрин и священник И. Старосадчев. В очерке в журнале «Рубеж» об этом пишется очень кратко: «Епископ Iосиф умер 1(14) января 1924 года и похоронен возле алтаря им самим созданнaго храма. В настоящее время Харбинскiй старообрядческiй приход возглавляется о. I. Кудриным. Председателем церковно-приходского совета является А.С. Утенков...». Известно, что председателями Харбинского приходского совета были: 1917–1921 гг. – М.В. Иванов; 1921–1923 – Г.П. Фетисов; 1923–1924 – А.И. Дулисов; 1924–1930 – К.А. Семенов; 1930–1935 – А.С. Утенков. В 1928 году церковный староста – И.Г. Плотников, секретарь совета – Л.В. Ширяев. В 1929 году старообрядцы вместе со всеми жителями Трехречья пережили трагедию Русско-китайского конфликта, и только когда все успокоилось, старообрядцы Трехреченских поселков Верх-Кули, Усть-Кули, Покровка и других стали думать о постройке нового храма. В 1932 году храм из лиственного леса построили, размером 9,24 м длины и 7,11 м ширины. Алтарь получился 4,27 на 4,27 м, для него писали иконы в древлеправославном стиле и построили иконостас. 21 октября 1934 года по благословению владыки Иннокентия этот храм был освящен протоиереем Иоанном Шадриным и священноиереем Иоанном Старосадчевым в присутствии всех старообрядцев Трехречья в честь Успения Пресвятыя Богородицы. Св. Антиминс для него прислал ценным пакетом епископ Кишиневский Иннокентий. В 1940 году в церковное попечительство Успенского храма входили следующие члены: настоятель о. Иоанн Шадрин; председатель Е.Г. Овчинников; церковный староста С.В. Родионов; попечитель К.А. Швалов; члены резизионной комиссии И.С. Овчинников, В.Е. Мамонтов, И.В. Сараев; члены попечительства Л.И. Родионов, С.А. Овчинников, И.В. Родионов; секретарь И.В. Сараев; уставщик М.И. Тарабрин. Прихожан этого прихода насчитывалось до 100 семейств, около 600 душ обоего пола. В Харбине был второй старообрядческий приход, где имелся храм во имя Успения Пресвятые Богородицы. Этот приход с 1930 года состоял под непосредственным управлением епископа Кишиневского Иннокентия, приславшего для храма св. Антиминс. Вначале молились в наемном помещении, а потом в 1935 году построили свой, хотя и небольшой, но уютный храм, в котором молились и в 1940 году. Священники для исполнения духовных треб и говения приезжали временно из Трехречья, а с 1939 года в этом храме служил постоянный священник о. Константин Прохоров, приехавший из Персии. Почетный председатель церковного совета П.В. Барякаев, председатель Т.М. Сарсаский, церковный староста Т.Ф. Дулисова, секретарь Г.П. Бутковский. Еще один приход старообрядческой церкви в Маньчжу-Ди-Го располагался в Южном Чжалантуне в поселке Хорото. Сюда старообрядцы переселились по распоряжению правительства Маньчжу-Ди-Го в 1938 году совместно со своим священником о. Иоанном Старосадчевым в количестве 15 семейств. В 1940 году там храма не имелось, и поэтому они молились каждый праздник в частном доме, но уже тогда приступили к постройке нового храма во имя св. Николы Чудотворца, который надеялись окончить к концу года к храмовому празднику. К тому сроку иконы для храма были заказаны в Харбине и почти готовы. Церковный староста, он же председатель, Т.Д. Чучалин принимал деятельное участие в постройке храма. В 1939 году он ездил в Трехречье и там собирал пожертвования на новый храм, где и собрал порядочную сумму. «Дальневосточный старообрядец» акцентирует внимание еще и на том, что есть старообрядцы в других городах Китая и Ниппон, но это только русские беженцы и эмигранты. «В Шанхае, как слышно, старообрядцы объединились в приходы, может быть, Бог поможет им (по примеру Харбина) обзавестись и храмом и священником. В других городах, как-то Тяньцзинь и Циндао – старообрядцы живут единицами; также и в Ниппонских городах, там есть старообрядцы, но они живут единицами». Позже определенно писалось, что в Шанхае с 1935 года есть старообрядческая община, небольшой приход и храм во имя Благовещения Пресвятые Богородицы. Небольшая церковь находилась в наемном помещении; устроен иконостас и написаны св. иконы. Организовал старообрядцев в общину о. Иоанн Шадрин. Постоянного священника там не было. Для исполнения духовных треб и говения наезжали священники из Харбина и Трехречья. Празничными богослужениями руководил дьякон Иоанн Александрович Червяков, им же и иконы написаны. Теперь, когда ясна общая картина приходов Древлеправославной церкви Христовой (старообрядцев, приемлющих Белокриницкую иерархию) по Северной Маньчжурии и Китаю, можно вернуться и в сам город с его милионным населением, поликонфессиональный Харбин, для того чтобы вновь оказаться в Петропавловском храме. Итак, опять следуем за словом, теперь уже завершающим, автора очерка Н. Рахманова. «И вот в интернациональном по составу жителей, Харбине, в Харбине фокстротов и ресторанов, в Харбине суматошном, живущем шумно и безалаберно, – мы вдруг видим мужчин в длинных, старорусских молельных кафтанах, видим женщин в молельных сарафанах, повязанных платками так, что закрываются брови... Женщины не смешиваются в храме с мужчинами: мужчины направо, налево женщины. В руках молящихся «лестовки» – старообрядческiя четки, те самые, которыми (вспомним Мельникова-Печерского) благочестивая старица Манефа «началила» веселых юных ститниц, – Фленушку и дочерей Максима Потапыча... Не перенеслись ли мы чудесным образом опять в шестнадцатый или семнадцатый век, не на Иргизе-ли мы?.. Нет! Гудок автомобиля, проносящагося по Садовой улице, возвращает нас к действительности... Закочим же наш очерк такими словами: Источники и литература:
|
|||
|