Одолень-трава. Поэма-монолог

Россия снегопадом осиянна,
И нету на Земле земли родней...
Вот я живу, простая россиянка,
И удивляюсь Родине моей.
Меня судьба теплом не баловала,
Насущного труда хватало в ней:
Ночные смены у станков стояла,
И хлеб пекла, и нянчила детей,
В бездомье бедовала, песни пела,
Когда была невыносима грусть...
У Родины всю жизнь учусь терпенью
И доброте, и мужеству учусь.

...Я кочевала по ее дорогам,
Вбирая в душу тихий свет и боль.
Я ночевала под высоким стогом,
И яблоня тянула мне ладонь.
Бродила по ее погостам грустным,
Делила радость праздничных утех,
Входила во дворцы ее искусства,
Вступала в тишину библиотек...

И в граде стольном, и в сельце безвестном,
Что огоньками озарило глушь,
В присловьях острых и в раздольных песнях —
Пронзительная чуткость русских душ!
Реальностью ржаной краюхи хлебной
Да русским словом искренним живу,
И в разливанном море трав целебных
Я отыскала Одолень-траву!

...Окольцевал нас век недоброй метой:
Тревоги и поспешности забот.
И каждого ждет финишная лента,
Что на лету дыханье оборвет.
Пусть равнодушный скажет: «Брось-ка бредни,
Живи — как все... Не надо громких слов!»
Но каждый день, как будто он последний,
Хочу наполнить жизнью до краев!

* * *

И любовь права,
И земля жива,
Пока есть на ней
Одолень-трава.
Чтоб ее найти,
Надо жизнь пройти,
Землю выходить,
Не свернуть с пути.
Будет зной палить,
Будет вьюга выть,
Будет плоть твоя
О тепле молить...
Как ее узнать —
Сердце ведает,
Сердце ведает,
Если верует,
Если трудишься
И надеешься,
И с чужой душой
Светом делишься.
Одолеешь мглу
И осилишь зло,
На сквозном ветру
Станешь вить гнездо,
И взойдет рассвет
Над землей живой —
Одолеешь смерть
С Одолень-травой!

* * *

Я — о земном,
Насущном и простом.
Всю жизнь о том же, ни о чем другом!..
Меня замкнула странно грань пространства
На протяженье вытянутых рук,
И голоса негромкого, и взгляда,
Каким объемлешь неизбывный круг,
Как будто нет иного — и не надо.

Вот хлеб.
Вот свет.
Вот мной обжитый дом,
С березой под окном.
И рощей дальней
За косогором.
Там живет печально
Израненная молнией ветла.
Она еще жива, еще тепла,
Обречена и все-таки прекрасна
В закатных красках,
В серебре дождя!
Она кладет доверчивую ветвь
Мне на плечо.
В прикосновенье этом
Как будто жалость к человечьим детям,
А сердцу отчего-то горячо
И радостно!
Какой просторный миг!
Как прост язык травы, цветов и света!
Даль соткана из теней,
тонких веток
и птичьих голосов...

Во мне возник
Чуть слышный звон струны
из тишины,
Подрастерявшей остальные звуки.
Чей это зов?
Чьи бережные руки
ей голос жизни возвратить должны?!
Но, Господи! — какая в этом власть,
Власть красоты и жизни, и печали!
Как будто прикоснулась к изначалью
Начал.
И снова связь оборвалась...

* * *

Я матери не знаю — так случилось...
Где тень и свет простерли два крыла,
Мне жизнь была даровано, как милость,
Из темноты, куда она ушла.

На грани первородного начала,
В рассвете, раскаленном добела,
Она еще прерывисто дышала,
А я уже беспомощно жила.

Как розовый песок в часах песочных,
Жизнь в жизнь перелилась и началась.
Родился мир на солнечных полотнах,
Я в нем росла и продолжала связь.

По искрам собирала, по крупицам
Ее приметы в облике своем.
Мне снится мама в платьице из ситца,
Бегущая в закатный окоем.

Как яблоко на яблоко похожа
Я на нее с годами все сильней.
Ее глаза и волосы, и кожа,
И певчая душа ее — во мне.

* * *

Сиротство?
Да!..
И все-таки родство,
Со всем, что было,
и со всем, что будет!
Высокая таинственность прелюдий
зари...

Закатных красок волшебство...
Естественность распахнутого дня.
Преемственность полуночи и ночи —
Чей это труд?
Какой великий зодчий
Ведет по вечной мастерской меня?

И счастье миру этому открыться,
Войти в него, пройти его насквозь,
Из каждого источника напиться
И поклониться каждой из берез.

Идти и знать: ты на земле — не лишний,
На работящей, щедрой и родной.
На ней — твой путь,
На ней — твое жилище,
Твой верный друг
И хлеб насущный твой!

Исполнись этой безоглядной верой
И ты услышишь, сердце, тишины,
Ты изумишься мощи сокровенной
Пшеничной закипающей волны.
Откроешь тропы, разгадаешь тайны
Бессмертного живого естества:
Гнездо в траве
И родничок хрустальный
Под шапкой прошлогоднего листа,
Напористость крутых ручьев весенних,
Мятежность ветра,
Сдержанность камней,
Стремительность подземных потрясений
И устремленность молодых корней...
Все сбудется в твоей дороге дальней,
Какой ни ждал бы трудный поворот —
Пусть чистый свет земной исповедальный
В тебе живет!

* * *

Грань юности —
И замкнутость, и робость —
Преодолела, как трава межу.
Живу и в мира каждую подробность
Вникаю так же просто, как дышу.
Вхожу в дожди и проникаю в поле,
Березовый ловлю в ладони лист...
Когда ж земле моей
темно и больно,
Душа моя
темнеет и болит...

* * *

Вот, наконец, родник.
Упасть, припасть, напиться!..
А он уходит вглубь.
Он канул в глушь корней!
От нетерпенья —
жить,
От горькой жажды —
длиться
Пересыхаю вся — от горла до ступней.
А подо мной Земля сгорает в лютой жажде,
Нам нет живой воды!
Нам нет живой Любви!
Мы ждем: вот-вот клеймо
недоброй воли
ляжет
На теплое плечо:
«Живи иль не живи!»
Всего-то нужно нам,
Чтоб властвовала правда,
Был усмирен огонь,
Любовь свое взяла!
Надеждою сильны,
Перед бездушьем слабы,
Как беззащитны мы —
Жизнь,
Женщина,
Земля!

* * *

Тысячелетия отгрохотали.
И кровь текла.
И зло творила власть.
И клоуны сквозь слезы хохотали,
И песня соловьиная лилась.
Взрастали небоскребы и погосты.
И ненависть людские судьбы жгла.
Свергались троны.
Истлевали кости.
И все же на Земле Любовь жила!

* * *

...Что творится вокруг?
Что случилось с людьми и Землей?..
Все куда-то спешат!
Мир — огромный продрогший вокзал...
Замыкается круг.
Где он — поезд неведомый мой?
Только ночь,
Только мрак,
И морозная пыль по глазам...

Все куда-то спешат.
И сшибаются в кровь за места...
Кто увяз в багаже,
Кто — в глухой, непроглядной тоске.
Кто — с билетом, кто — без
Рвутся в путь, не понятно, куда!
...В разоренной судьбе
Я нелепо стою налегке...
Я сминаю билет,
И незряче бреду в гололед.
Не прорваться на свет —
Двери — намертво! — лбом не пробить...
Город словно ослеп,
И никто никого в нем не ждет.
Разве будет рассвет?..
Нету сил до рассвета дожить...

В этой ночи слепой
Я ищу человечьи глаза,
Что во сне и без сна
Надо мной восходили не раз.
Я ищу их всю жизнь!..
Но смеется судьба надо мной.
Или нет на Земле
Этих горьких, единственных глаз?!

От чужих устаешь.
Они часто лукавят и лгут...
И опять пустота,
И опять эта мука и мгла.
И надежда моя
Смята вихрем годов и минут,
Как болят за спиной
Два разбитых в полете крыла!..

Я еще подожду.
Может, все же случится рассвет.
Может, все-таки сбудутся
Руки твои и глаза!..
Разгляди же меня!..
Отыщи мой потерянный след!..
...Как похож этот мир
На огромный продрогший вокзал!..

* * *

Постыло одиночество и сушит
Ознобно душу, Господи, прости!
Я ухожу, как издревле кликуши,
Босою по березовой Руси
Через болота, через перелески,
Чащоб дремучих гибельную жуть,
Через ее пронзительные песни,
Через ее частушечную грусть.
Я ухожу от большаков подальше,
Где сел пропавших гиблый неуют,
Где заросли сады, уснули пашни,
Куда и дети больше не придут.

Увел их город, корни надломились.
Но на забытом хуторке лесном
Выносит мне старуха — словно милость —
Надтреснутую кринку с молоком...
Мы сели рядом на резном крылечке,
Где хлебом пахло и телок мычал.
Тепло мне было от неспешной речи
У этого усталого плеча.
И охладил ступни в избе просторной
Расшитый домотканый половик.
Из красного угла мерцал упорно
Спасителя печально строгий лик.

Хлеба горячим исходили паром.
Цвела герань. Глядели со стены
Три сероглазых, три лобастых парня —
Сыны ее, что не пришли с войны.
Смахнувши слезы, бабушка Аксинья
Опять зашелестела в тишине
О младшеньком своем — ученом сыне,
О внуках,
О погоде, о войне...
И показалась вдруг сама Россия,
Как мать, неслышно подошла ко мне!..
И потянуло сердцем причаститься
К судьбе ее, коснуться добрых рук,
Погостам позабытым поклониться,
Святыням чудотворным помолиться
И продышаться у речных излук.

* * *

Была заря и лес, и травы — в пояс.
Меня неслышно кто-то окликал.
Неуловимый слухом властный голос —
Гул грозовой — мне в душу проникал.
Свел сердце страх, и я бежать хотела
От непонятного, но не могла.
Бесплотным, невесомым стало тело.
Мир замер и умолк. Душа — жила...
Тоска непонимания слепила,
Ждала я — наваждение пройдет.
Увы!
— Кто ты?! — тревожно я спросила.
— Та сила, что живущее ведет.
— Куда ведет?..
— Путем природы Млечным.
А я — душа ее и мысль, и взгляд.
— Есть имя у тебя?..
— Мне имя — Вечность.
— Но мир давно расколот и разъят!
— Нет, это только кажется заблудшим.
Мир воедин...
— Да, но при чем здесь я?!
— Твоей душе сейчас темно. И сущность
В смятении и муке, дочь моя.
— Да, это так! И жизнь моя на грани
Отчаянья! Я пустотой больна!..
— Поведай без сомнений все, что ранит,
Доверься мне, ты будешь спасена.
— Схожу с ума?! Или мой срок отсчитан,
И час пришел проститься и уйти?!
— Нет, все не так. Тебе нужна защита.
Душа твоя измаялась в пути.
— Тебе известно это?!
— Да, известно,
Поскольку я — ведущее тебя.
Суть человечьих душ — из тьмы и света.
Твоя — светла.
— Зато моя судьба темна и переполнена страданьем
По самый край! И мне невмоготу...
— Все это было только испытаньем.
Ты выдержала. Перешла черту.
— Мне страшно! Мне тревожно! Что за слово
Внедряется в меня?! Дозволь уйти!..
— Останься. Позади твоя Голгофа,
И к новому готова ты пути.
— Куда?.. Где этот путь?! Я не покорна!
Несовершенства жжет меня огонь!
— Нет. Ты владеешь словом чудотворным.
Твой разум чист. Целительна ладонь.
Тебе дар ясновидения ведом.
Иди путем, куда душа влечет,
Творя добро Земле под вечным небом
Любовью и трудом... Чего еще
Ты жаждешь?..
— Я хочу быть нужной людям!
— Да будет так теперь и навсегда.
Твой певчий дар во времени пребудет.
Спокойна будь — отступится беда.
Ты — Женщина. Суть женская прекрасна.
Родную душу обретет душа.
Теперь иди...

...Проснулись звуки, краски,
И теплый луч на лбу моем лежал...
Каких начал таинственных истоков
Коснулась я реальности вовне —
Мне до сих пор неведомо... Но только
Сбывается
Предсказанное мне!

* * *

Когда гнезда человечьи спят,
Лишь печаль свои молитвы творит,
Тихо буду целовать я опять
Оберегающие руки твои.

Они — как ветры: и возносят, и жгут.
Они — как ветви: и сильны, и теплы.
Они спасали меня и спасут —
Оберегающие руки твои...

Я верю в них в чересполосице встреч,
Они без слов мне говорят о любви.
О, как хочу я от потерь оберечь
Оберегающие руки твои!

* * *

Разъятые пространства наших душ
Совпали вдруг движением единым...
Мой свет! Моя надежда! Мой любимый!
Как непривычно это слово — муж!
Но в нем есть мускул,
мужество, оплот,
Которые так долго не являлись
На мой порог. И в слове том живет,
Не странно ли, и нежность!..
или жалость?..
Мне хорошо у нашего огня
Быть девочкой, женою и подружкой.
В миг радости
и в долгий час недужный
Люби меня! И защити меня...
Доверием и нежностью лечи —
И вылечи! Неужто невозможно?
Пусть самолюбий острые мечи
Сверкнут, и тотчас будут скрыты в ножны.
Прости, родной, все смутное мое!
Блажь ясновиденья — она томит и мает...
Печальна изначальность пониманья,
Но вот моя душа — возьми ее,
И теплую ладонь на бедный лоб,
Сведенный жесткой судорогой мысли,
Мне вознеси!.. Нам целый мир открылся,
И в этом мире мне с тобой светло!

* * *

В бескрайности и безначалье
Какая тревожная странность!
Жизнь наша всего лишь случайность
Во времени, в сути, в пространстве...

И я изумляюсь по-детски
Светло и по-женски пристрастно
Пронзительному совпаденью
Во времени, в сути, в пространстве.

Замедли, о, вечность! — минуты!
Не дай нам, о, небо! — расстаться!
Ведь мы же могли разминуться
Во времени, в сути, в пространстве!

* * *

Я — Женщина! Провидица и пряха!
Сплетаю судеб человечьих нить,
Жизнь возрождаю из земного праха
Незыблемым умением любить.
Нет в мире силы выше материнства.
Неколебимы у любви права.
С землей огромной хрупкое единство
В живые облекаю я слова.
Пусть их поймет мудрец, палач и пахарь,
Да будет так, как я того хочу!
...Роняю лоб на полночь, как на плаху,
Мне крест мой добровольный по плечу.

* * *

Полночь —
Странное время прозрений моих и печалей.
Над пустыней листа, с мирозданьем в бессонном окне,
Где ушедшие души встают за моими плечами
И таинственно завязи слов созревают во мне.

Соты памяти жизнь заполняет и медом, и ядом,
Опечатав до срока пласты сургучом золотым.
Но взойдет моя полночь, легко опрокинув преграды,
Между миром, безмерно огромным, и сердцем моим.

Из погасших веков до меня долетят позывные
Чьих-то судеб. И нервы, как струны,
откликнутся им.
И приблизят созвездья ко мне свои очи живые.
И заботы дневные на время растают как дым.

Я ночную гармонию буду, как музыку, слушать,
В ее ритмах и звуках, в глубинах ее растворясь.
Я открою в себе поколений бессмертную сущность
И со всем человечеством кровную, вечную связь.

Метроном мирозданья нам срок отмеряет не щедро,
Но в пространстве судьбы необъятное можно вместить.
Не приемлет душа безнадежья глухую ущербность —
Меж прошедшим и будущим я воздвигаю мосты.

Над рекою ночной полнолунье слагает хоралы.
Дышат травы прохладой. Спокойно любимые спят.
Час согласия праздную с этой землею усталой,
Но тревога опять настигает меня невпопад.

Чьей-то черной рукою отторгнуты нежность и радость
Петь о чуде любви и весны, и высокой зари...
Горечь сжала гортань. Стало дымным дыхание сада.
Нет!
Совсем о другом —
Я сегодня должна говорить!

* * *

Я в полночь просыпаюсь по тревоге,
Ознобно, чутко вслушиваюсь в тьму,
И грозовые грозные дороги
К порогу подступают моему...
Качается земля под небом дымным,
На ней хлеба высокие горят.
Мне сводит горло горечью полынной:
Кругом война — и нет пути назад.
Кричат вокзалы в тяготе разлуки,
Глаза людей ослеплены тоской,
И женские заломленные руки,
Как раненые птицы, — над толпой!

...Я слышу стон упавшего солдата.
Рвет перепонки мне сирены вой
И шепот девочки из медсанбата
С вихрастой беззащитной головой.
Я с ней ползу туда, где бой... мне страшно!..
За стебли трав хватается рука,
И алым наливается ромашка,
Сломавшись у пробитого виска...

Но что же это?!
Что со мною сталось?!
В чьи забрела я горестные сны?
Откуда на моих плечах усталость
Чужой судьбы,
Проклятой той войны?
Я не была там, я ее не знала,
Не падала под пулей на бегу.
Я не горела и не замерзала
В глубоком, с кровью смешанном снегу.
Не я, не я, прижав к груди ребенка, —
Еще живого! — падала во мглу!
Не обмирала я над похоронкой
В нетопленом бревенчатом углу...
Нет, не меня штыками гнали в гетто
К последнему погибельному дню,
Не я — всю жизнь ищу по белу свету
Своих детей, потерянных в войну!..

Сквозь ночь ко мне пришла чужая память,
Взорвала сон и опалила стих.
Я не умею от нее избавить
Сердца людей, безмерно мне родных.
У памяти земной свои законы,
Она неотвратима, как гроза.
У памяти — рублевский лик иконный
И скорбные российские глаза.
Пусть время милосердно раны лечит,
Но в полночь будет вздрагивать земля,
Пока простерты в судьбах человечьих
Воспоминаний минные поля.

* * *

Сапоги.
Сапоги...
Сапоги!..
Горький дым на дорогах земли.
Прикажи им: «Сожги!»
Сожгут.
Прикажи им: «Убей!»
Убьют.
В пепел рушится чей-то кров.
В землю теплую льется кровь.
От тоски кому-то ни зги...
Сапоги!..
Сапоги...
Сапоги.

* * *

Умоет ливень в полночь сонный сад...
Дитя во сне вдруг засмеется звонко...
И далеко —
на карте —
тот квадрат,
Где хлещет в лоб свинцовая поземка,
И женщина,
седея на глазах,
Уносит в ночь убитого ребенка...
И опаленный смертью детский рот
Полуоткрыт в мучительной гримасе,
Оглохли звуки.
И погасли краски.
...Пошатываясь
женщина
идет...
А тот, кто смерть посеял на земле,
Кто сделал этот смертоносный выстрел, —
Спокоен. И лениво цедит виски,
Как зверь ночной, от крови захмелев.
Кто — этот человек? Сверхчеловек?!
Чей это сын? Плечистый крепкий парень,
Забывший дом и потерявший память?!
Он стал убийцей...
Или он вовек
Не улыбался —
звездам,
птицам,
детям —
И теплых женских губ не целовал?..
Кто так его жестоко изувечил?
Кто его душу обесчеловечил?!
Кто ненависти руки развязал?

* * *

Остановитесь!..
Человеку — плохо...
Осточертели пошлость и вранье.
Где форточка? — 
проветрите эпоху,
Притормозите подлости ее!

Уже и совесть именуют блажью.
Растут — как миражи в кошмарном сне —
Военных баз жестокие пейзажи
На бедной замордованной земле.
Какого черта роботу — свобода?!
Не будешь думать — проживешь легко!..

...А детям не хватает кислорода.
У матерей пропало молоко...

Сжигает мозг погибельная скорость,
На виражах рвет нервы и сердца,
Но процветает всяческая сволочь,
Предавшая и брата,
И отца...
Подонки лезут со своим аршином,
Набивши тренированный замах.
Маневры,
Махинации,
Машины,
Продажные мадонны —
В кабаках...
И в этом заминированном мире
Попробуй-ка дышать, любить и сметь!..
Мы — как мишени
Во вселенском тире,
На каждого глядит прищурясь смерть.
И огненные множатся квадраты —
На карте мира раны их видны.

О, Господи!
Куда детишек прятать
От беспощадных щупальцев войны?!

* * *

Мой малый мир безоблачен пока:
Смеющийся ребенок в колыбели,
Скворешня — там вчера скворцы запели!
Любимого надежная рука.
И на столе — стопа бумаги белой...
Над нею — в ночь — горит моя свеча,
Над словом,
Что творю я неумело,
Пока душа жива и горяча...
Но в этот мир
Нацелено копье
Опасности, таящейся незримо.
Я — женщина!
Я — трижды уязвима!
Как хрупко окружение мое!..
Кому мешает теплый мой очаг?!
А тишина
Кому помехой стала?

...В газетных титрах — жесткий лязг металла,
И заголовки о войне кричат.
И выверен кощунственный расчет
Бездушной силы ядерного пекла:
Нужны — секунды, чтоб Земля ослепла!
Секунды! — чтоб живое стало пеплом!

...А у ребенка —
Первый зуб растет.
Он пахнет сном и теплым молоком...
Не счесть забот, простых и мирных,
В доме.
Земля —
она ведь только дом огромный!
Как уберечь наш человечий дом,
где драгоценна каждая судьба,
Где драгоценна жизнь цветка и птицы,
Где таинство рождения творится,
Где чудо можно сотворить любя?..

* * *

Я в ответе за все:
за еще неотлитую бомбу,
за все слезы,
пролитые матерями Земли,
за все молитвы,
не нашедшие своего бога,
за все невернувшиеся корабли.

...Это мой пепел
в земле твоей, Хиросима!
Это я — во вьетнамском пекле
нашла обугленный башмачок —
башмачок моего сына!..

В мире нет тишины.
Мои братья в застенках Сантьяго томятся.
Вновь тревожны границы.
На улицах Ольстера дым.
И убитых детишек уносят сирийские матери
в ночь отчаянья,
в поле, покрытое пеплом седым.

В мире нет тишины!
Зло всегда беспощадно и слепо...
Но немыслимо жить
со взведенным курком у виска!
Поколение наше оказаться может последним,
и трава не взойдет
на оплавленных черных песках...

Неужели не вдосталь
земля эта полита кровью?
Поколенье отцов крещено смертоносным огнем,
и для наших мальчишек
солдатская форма готова,
если трубы войны
протрубят беспощадно «Подъем!».

Нам — от горьких посевов
заслонить беззащитное поле,
от свинцовых посевов,
что всходят великой бедой!
Нам —
беречь нашу Землю живую от скорби и боли,
врачевать ее раны надеждой и тишиной!

Продышаться бы ей,
зерна хлебные в пашне лелея,
в перелесках росистых птенцов
на крыло поднимать...

Неужели мы — люди —
прожить на Земле не сумеем,
чтоб вовек не пришлось нам
на смерть сыновей посылать?!

* * *

Язык любви един для всех наречий,
Как плеск ручья и птичий переклик.
Понятен всем естественный и вечный
Младенчества щебечущий язык,
И чудо колыбельных песнопений,
И код беды — короткий грозный SOS.

Семь нотных знаков даровал нам гений,
Читают астрономы шифры звезд.
Предстало явью и высокой правдой —
Библейской датой в летопись вошло —
Бессмертное деянье астронавта,
Что поднял Землю в Космос на крыло!

Доступен нам живой язык природы
И тайна человечьего лица.
Не требует улыбка перевода,
Как власть смычка и кисти, и резца.
Понятен жест надежды и отчаянья,
Рукопожатья дружеский обряд...

А как бывает светел миг молчания,
Когда поэты с миром говорят,
И женщина — с любимым!
...Взмах ресниц,
Касание волос,
Очей сиянье,
И тишина, которая не ранит...
И кажется, что Жизни — нет границ.

* * *

Земля моя населена так густо
Такими же — как я!..
В ней навсегда
Пребудет сотворение искусства,
Его неугасимая звезда.

Вот музыкант звучащий мир слагает...
Стремится живописец воплотить
Неуловимое.
И плотный холст сминает,
И обреченно голову роняет...
Но миг прозренья
Осеняет кисть!

Вот камень, неподатливый и мертвый,
Волшебно оживает под резцом.
Сияют краски!
Буйствуют аккорды!
И мрамор вдруг становится лицом,
Очерченным страданьем и раздумьем...
Не чудо ли?!
Пусть незавершено —
На лист,
На холст,
В живую борозду ли —
Вновь упадает Вечности зерно,
Святая тайна человечьей сути,
Природы — в многоликости ее
Великой и бессмертной,
Что прессует
В пласт Времени — мгновение свое.

О, нетерпенье сердца!
Ты опасно
Необоримостью...
Тебя не излечить.
В тебе источник мук
И отблеск счастья,
И светлая погибельность свечи.

Гори свеча Творца...
Душа сгорает,
Свое предначертание верша.
Но творчества костер не прерываем,
Его огнем озарена душа.

Бесценна мира каждая подробность:
Ветвь яблони,
Родник
И детский взгляд...

Судьба Творца
Всегда на месте лобном.
Как часто суд неправедный творят
Те, что живут, разумно экономя
Себя — на благо спорное себе.
Но — безусловны линии ладони
В движенье созидающей судьбе!

* * *

И тень — и свет...
Закономерность
Всесильная, как бег веков.
Творец вершит свои творенья.
Убийца — проливает кровь.
Побеги будит в спящих зернах
Ночная теплая гроза.
Глядят тревожно и покорно
В нас — материнские глаза...

Переплетая зло и благо,
Владычит на Земле огонь,
И солнечные капли ягод
Пятнают детскую ладонь.

Небытие неотвратимо
Сметет с земли побег любой...
Любовь и слово — двуедины,
Бессмертны —
Слово и любовь!

* * *

Живое рождено, чтоб умирать,
Как эта мысль безжалостно проста...
Но бережно несет под солнце мать
Высокую округлость живота...

Мы суетно живем и невпопад,
Не отличив порой добра от зла.
...А старый человек сажает сад
На пепелище, выжженном дотла.

И сотворит ребенок первый шаг!
И воссияет юный сад весной!
И верует в бессмертие душа
С наивной родниковой простотой.

* * *

...Мать поднимает малыша над головой:
«Вот это — Небо! — мальчик мой,
А это — Солнце! — мальчик мой...»
Малыш,
Согретый бережным теплом,
Смеется и губами-лепестками
Так неумело лепит слово: «ма-ма»,
Входя в огромный человечий дом,
Где яблони цветут,
Вьют люди гнезда,
И пчелы носят в соты теплый мед...
В огромный мир —
Живой,
Просторный,
Звездный! — 
Детеныш человеческий идет!

А кто-то для него растит хлеба,
И строит дом,
И ткет весенний ситец.
Как мать, привычно трудится Россия,
Прядь русую откинувши со лба.
Она живет у мира на виду,
Ни дел своих, ни мыслей не скрывая.
Живая, хлебосольная, родная —
Вершит свою нелегкую судьбу,
Не отступаясь от чужой беды,
Не забывая о святых могилах,
В сознании своей глубинной силы
И гордой человечной правоты.
Она судьбу детей своих творит
По званью материнскому и правды
Над миром нынче факелом горит.

* * *

Мне слышен грозный гул колоколов —
То время високосное стучится
В судьбу мою!..
И все, что в ней случится,
Завещано из глубины веков
Моим российским корнем...
Изреченье
Его ищу над суетой сует.
И жизнь полна звучанья и значенья,
В котором неделимы — боль и свет.

Сверяя путь по компасу любви,
Я лабиринтов не страшусь житейских.
Живет надежда в самой сути женской —
И нет сильнее связи меж людьми!

Не угадать — далек ли час заката
В пути моем.
Но в сердце я несу
Моей земли нетленную красу,
Все, что на ней мне дорого и свято.
И чтобы сохранить ее живой,
Мне хочется однажды,
встав до свету,
Засеять всю усталую планету
Целебной русской Одолень-травой!