Словесница Искусств

Когда-то в Приамурье было много сильных шаманов. «Саман касаты», называют их нанайцы, «саман касат», говорят ульчи. Народная память сохранила имена тех, кто отмечен особым даром. В том же Ульчском районе до сих пор рассказывают о Кагу Мала, Михаиле Дуване, Александре Коткине. Они жили в двадцатом столетии с его революциями, войнами и антирелигиозной идеологией и, несмотря ни на что, состояли на службе у северных богов. Об их силе, прозорливости и мудрости слагали легенды.

Иван Павлович Росугбу, чье детство прошло на мысе Аури, помнит, как в начале 1960-х приезжал к ним в стойбище знаменитый Коткин. Его бубен так грохотал на всю округу, что детвора в страхе пряталась. Шаман был невелик ростом и одевался весьма странно — ульчский халат и европейская шляпа. Этакий франт с пронзительным взглядом. Говорили, что Коткин обладал даром ясновидения и мог исцелять от самых тяжелых недугов. Причем духи-помощники этого шамана протягивали руку помощи даже его близким родственникам. В конце 1970-х, Иван Павлович, уже студент Хабаровского института культуры, приехал на каникулы и узнал от матери, что Агашка, двоюродный брат отца, смертельно болен. Готовились к самому худшему, но через какое-то время, к удивлению врачей, он пошел на поправку и, к слову, здравствует по сию пору. Говорили, что помогли Агашке духи его матери — родной сестры Коткина.

Ни одно серьезное дело не обходилось в приамурских селениях без шамана. Он служил и богам, и людям. Просил удачи на промысле, изгонял злых духов, провожал души умерших в подземный мир. Причем на ритуальные проводы старались пригласить наиболее сильного шамана. Интересно, что ульчи предпочитали «проводников» из нанайского рода, потому что они считались особенно могущественными. Так рассказывал Иван Павлович Росугбу. Он пояснил, что ульчи в подобных случаях не используют выражения «камлать» или «шаманить». Говорят «петь такого-то человека», «работать». И это правда: проводы души — тяжелейший труд.

Ритуал совершался ночью. Родственники во главе с «саман касат» садились в круг, и начиналась песня. Шаг за шагом шаман пробирался по тропе предков. Он описывал все, что встречалось ему на пути: реки, озера, сопки, луга. И это было настоящей поэзией. По ходу проводник отмечал, хорошо ли подготовлен покойный к путешествию, все ли необходимое собрали ему родственники в дорогу. Иногда, чтобы продемонстрировать свою силу, шаман указывал на такие детали, о которых знали только самые близкие. К примеру, говорил, что за пазуху умершего положили кисет или копейку. И люди, подтверждая его правоту, выражали восхищение. Иногда шаман останавливал обряд и обращался к кому-то из присутствующих: «Послушай, а ведь ты ему (имелся в виду умерший) остался должен! Душа его беспокоится, а ему нужно идти к предкам с чистыми помыслами». Вопрос с долгами тут же решался, и шаман продолжал «работать». Нередко на его пути встречались злобные духи, и он защищал душу от их нападок. А потом, когда до «були» уже рукой подать, шамана и его подопечного встречали умершие прежде родственники. Но первыми, говорят очевидцы ночного ритуала, всегда бежали собаки — верные друзья человека во всех мирах. А покойный тем временем укладывал свое имущество в нарты и впрягался в них вместе с собаками. Так шаман рассказывал. Бывало, «саман касат» восклицал: «Родственники, зачем так нагрузили! Тяжело ему...»

Проводы могли длиться несколько ночей подряд, шаман трудился на совесть, но вот наступал момент, когда он произносил главное: «Дошел!» И все радовались за своего сородича, потому что теперь ему предстояло жить на прекрасной земле, где нет печалей и зла. А шаман возвращался. У повелителя сэвэнов и стихий еще много важных дел.

С появлением на берегах Амура переселенцев из российских губерний некоторые элементы аборигенной культуры как-то незаметно и естественно вошли в их жизнь. Они тоже старались задобрить духов воды для удачной рыбалки, соблюдали особые правила поведения на охоте, да и помощью шаманов не пренебрегали. Так, прежде чем отправиться на покос, русские мужики, обосновавшиеся в Ульчском районе, обязательно обращались к Михаилу Дувану: «Выдай-ка нам прогноз погоды на неделю вперед!» Тот совещался с духами, выспрашивал их, передавал информацию, и она оказывалась предельно точной.

За свою «работу» шаман всегда получал вознаграждение, и это было очень важным условием, а точнее — компенсацией за тот риск, которому он подвергался, проникая в неземные сферы. Как правило, ему приносили отрезы ткани и обязательно — металлические предметы, которые у приамурских народов ассоциировались с силой и мощью.

Вообще, нелегкая это доля. Светлана Николаевна Оненко из Сикачи-Аляна говорит, что шаман — это судьба. Наверное, более точных слов не подобрать. Никто из аборигенов не стремился специально стать шаманом. Это всегда вынужденный шаг, который человек делал под натиском высших сил. А дальше — постоянная трудовая и боевая «вахта». Начинается, например, кетовая путина, народ отправляется на промысел, а шаман без устали камлает, просит удачи для соплеменников. И длится это день, два, три, неделю. Та же ситуация происходит во время охоты, и в итоге закрома посредника между духами и людьми остаются пустыми. Амурские волшебники никогда не отличались богатством. Но при этом ответственность на них лежала огромная.

Аборигены верят, что в сферах, недоступных простому человеку, обитают духи добрые и злые. Последние насылают на род людской всевозможные несчастья, заставляют враждовать. И вот как раз сильный шаман, несмотря на серьезную опасность, старался разрешить эти проблемы. Впрочем, отвечал он не только за благополучие сородичей. Встречая весну, шаман всегда совершал обряд очищения земли — словно бы наводил порядок после долгого зимнего сна. Он ходил по домам своих соплеменников, и они угощали его специальным ритуальным кушаньем «лала» — кашей из пшенной крупы. Кроме того, на спинку его халата люди привязывали лоскутки — и чем больше, тем быстрее очищалась земля. В Сикачи-Аляне этот важный обряд существовал достаточно долго — вплоть до первой половины двадцатого века. Сегодня о нем можно прочитать лишь в специальных этнографических источниках. А вот народные предания о шаманских чудесах, несмотря на то, что сами кудесники давно покинули этот мир, до сих пор передаются из уст в уста.

Екатерина Дмитриевна Мурзина всегда знала, что есть шаманы добрые и злые. Или иначе — белые и черные. Но в любом случае они обладали уникальными способностями. Муж Екатерины Дмитриевны рассказывал, что видел однажды, как у шаманки изо рта, извиваясь, выходила змея. Сама же бабушка Катя, когда лет двадцать назад пропал ее брат, стала свидетелем прозорливости шаманки Тоё из деревни Синда. Они отправились к ней всей семьей, надели белые пояса и встали на колени, сомкнувшись в круг. Шаманка вела обряд по своим особым правилам, а потом сказала, что мужчины нет в живых, что искать его нужно не в воде, а на суше — недалеко от того места, где он работал, и что лежит он головой к закату. Еще мудрая Тоё добавила: «Сделал это человек». Вернулись домой, почти всей деревней стали прочесывать территорию между Сикачи-Аляном и Малышево, но ничего не обнаружили. Но спустя некоторое время брата нашли под кучей гравия, головой к закату...

Или такой случай из жизни бабушки Кати. На реке пропал ее двоюродный брат Шурик (Амур часто уносил жизни людей), и они поплыли на лодке в Синду, чтобы снова просить о помощи Тоё. Шаманка сказала, чтобы они быстрее отправлялись домой и на обратном пути внимательно смотрели на левый берег — это единственный шанс отыскать родственника. Добираться пришлось практически в темноте, и шансов что-то разглядеть не было, но вдруг поднялась волна, и утопленник всплыл. Надо сказать, что аборигены всегда старались получить сведения о пропавших сородичах, чтобы совершить погребальный обряд и со всеми почестями проводить усопшего. Помочь в этом мог только шаман.

Рассказывают, что повелители сэвэнов иногда любили и подшутить над соплеменниками. Отправились как-то алянские мужики на охоту. Вечером один из них вышел из зимовья покурить и видит в метрах двадцати спиленное дерево в форме рогатины, а в центре — зеленый огонек мерцает. Испугался охотник, выругался, схватил ружье и хотел уже пальнуть, но огонек исчез. А спустя короткое время заходит в зимовье дядька Элгиннэ — шаман, смеется раскатисто. Глядит на того мужика и укоряет: «Решил, было, вас проведать, как вы тут живы-здоровы, а ты в меня стрелять вздумал!»

Эти истории со временем, наверное, забудутся, а может, наполнятся новыми фантастическими чертами и станут сказками. Своим уходом приамурские шаманы разрывают очень важную связь между человеком и северными богами. Мне приходилось говорить с людьми, которые опечалены этим всерьез. «Да, вести свой собственный диалог с духами и просить их помощи в житейских делах мы умеем, но кто проводит наши души в загробный мир?» Тревожно...