Дракон, уснувший на берегу реки

Нанайское село Кондон в Солнечном районе Хабаровского края считается одним из самых древних в Приамурье. Не случайно на протяжении многих десятилетий к нему приковано внимание научного мира. Ведь именно здесь обнаружены такие уникальные находки, как базальтовая фигурка медведя, статуэтка женщины, названной впоследствии «Кондонской Венерой». Археологи отмечают, что в окрестностях Кондона в разные эпохи существовало более 50 поселений.

Кондон, протянутый вдоль извилистой реки Девятки, которая берет свое начало в озере Эворон, словно бы отгорожен большой сопкой «Кондо-хурэни». Место это священное, связанное с древней легендой о Драконе. Старые люди рассказывают, что когда-то давным-давно пролетал здесь крылатый гигант. Видно, путь его был неблизким, и решил он отдохнуть. Прилег на противоположном берегу Девятки и уснул. Лет сто, наверное, проспал, а когда очнулся и собрался взлететь, ничего у него не вышло — выросшие за это время на его теле деревья и кустарники прочно приковали к земле. Так и дремлет крылатое божество по сей день, но сон его чуток, а нрав суров. Его нельзя понапрасну тревожить, и если кто-то приходит сюда помолиться богам об удаче, ведет себя крайне осторожно. Ведь не зря старые люди наставляли: «Если пошел к „голове“ Кондо-сопки, ступай осторожной, не шуми, не трогай камни».

До сих пор в Кондоне вспоминают историю о том, как не на шутку разгневался крылатый Дракон и жестоко наказал тех, кто нарушил его вековой покой. История невероятная и достаточно страшная. Во второй половине прошлого века приехала в деревню бригада армян. Их наняли для строительства жилых домов. Чтобы сэкономить на материале, решили для фундамента использовать камень с Кондо-сопки (помните подобный случай с возведением дамбы у Сикачи-Аляна, когда разрушили дочерей священной «бабушки»?). Старики тогда возмутились и предупредили о грядущих бедах, но кто слушал эти «сказки», если существовал план, да и с жильем в Кондоне в то время было достаточно напряженно. К бригаде армян примкнули несколько местных мужиков, видимо, самых отчаянных. В общем, часть священной сопки порушили, дома возвели, и заезжие строители вернулись на родину.

Но когда спустя время в Армении случилось землетрясение, старики, боязливо показывая в сторону Кондо-сопки, качали головами: «Духи наказали...» Жителей Кондона, участвовавших в осквернении местной святыни, ждала не менее трагическая участь. Как-то их бригада ехала на машине, и на железнодорожном переезде они столкнулись с поездом. Погибли все. Словом, не стоит нарушать табу.

Наиболее сильной по магическому воздействию считается «голова» Дракона. Именно здесь в древности совершали жертвоприношения, да и сегодня оставляют угощение духам. В центре «туловища» стоит заброшенный домик, где лет двадцать—тридцать назад жил местный шаман. Хозяина уже давно нет в живых, и в распахнутые окна осиротевшего жилища иногда заглядывает лишь ветер. «Хвост» тоже имеет свое назначение: прежде, в случае тяжелых родов, сюда привозили женщин, и Дракон облегчал их страдания. Поговаривают, что у Кондо-сопки есть хозяева — старик и старушка. Одна местная жительница, у которой не было детей, увидела как-то сон. Будто приходит к ней старушка-хозяйка, берет за руку и ведет к сопке. А там — дверь. Входят они и оказываются вдруг в нанайской избе с теплыми завалинками-канами и вышитыми коврами. На топчане сидит дедушка-хозяин, трубочкой попыхивает. Стала расспрашивать старушка женщину о ее печалях, а потом успокоила: все будет хорошо, станешь матерью. С тем и проводила гостью. А через какое-то время в семье действительно родились дети.

В связи с этим хочется сделать небольшое отступление и вспомнить еще одну историю, которая никак не относится к сопке Дракон, но имеет отношение к детям и ярко показывает, как магический ритуал может повлиять на судьбу человека. Где-то в Солнечном районе, в одной из нанайских деревень, жила бездетная женщина. Она уже почти отчаялась и с последней надеждой обратилась к шаману. Тот пообщался с духами-помощниками и сказал, что ее детей, а точнее их души, ворует злой шаман (у приамурских народов они делятся на две категории). И посоветовал женщине сшить свадебный халат, поскольку у многих дальневосточных этносов это один из главных оберегов семьи и материнства, украсив его спинку особым вышитым сюжетом: на ветви большого и раскидистого Древа жизни «посадить» птичек — души еще не родившихся детей, рядом поместить маленькое засохшее дерево, которое принадлежит шаману, строящему козни, а возле него самого злодея. Затем сюжетная линия усложняется, поскольку на спинке халата появляется храбрый охотник (вышитый, разумеется) и поражает меткой стрелой злого шамана.

Следуя этим «инструкциям» и, конечно же, веря в силу ритуала, женщина довольно долго корпела над вышивкой и сделала все, как ей было сказано. Что же в итоге? Она как бы «проиграла» мистический сюжет на спинке свадебного халата, изменила расклад своей жизни и стала вскоре счастливой матерью троих ребятишек.

Но вернемся в Кондон, охраняемый спящим Драконом, поросший могучими березами с ветвями-орнаментами. В замысловатом ковре его летописи не только легенды и предания, но и реальные истории, которые за давностью лет приобретают сказочные черты, от чего становятся еще привлекательнее. Вот, например, как создавалась кондонская средняя школа, старейшая в Приамурье. В 1900 году собрались на большой совет представители близлежащих стойбищ — Ямихта, Сорголь, Кондон и Синдан. Наверное, не одну трубку выкурили, но решили: нужно ребятишек грамоте учить, а для этого перво-наперво школу построить. Всем мужчинам, кто платил подать в царскую казну, предписали заготавливать древесину и вообще принимать самое активное участие в строительстве. Так всем миром за пару лет школу осилили — небольшой домик, состоящий из одной комнаты. Но опять незадача: кто будет учить детей? В стойбищах-то грамотных людей нет.

Тогда самые отважные мужчины сели в лодки и отправились в далекое путешествие. По извилистой Девятке спустились к реке Горин, оттуда вышли к Амуру. Так и добрались до Нижней Тамбовки, бывшей в те времена центром Нижнетамбовской волости. Приехали и сказали местным властям все как есть: построили школу, нужен учитель. Удивительно, но нашелся человек, который рискнул и отправился на тех же лодках в неведомый Кондон, да еще с женой и восьмилетней племянницей. Никто уже не помнит, как звали отважного учителя, сохранилась только фамилия — Агеев. И еще чудом уцелевшая крошечная фотография симпатичного бородача, которую сегодня бережно хранят в школьном музее.

Борода Агеева произвела сильнейшее впечатление на местный люд и особенно на детвору. В том смысле, что они очень испугались. Завидев учителя, убегали с криками «Амба, амба!». Видимо, им казалось, что сам черт явился в образе бородатого мужчины. Но постепенно привыкли, и потекли будни кондонской церковноприходской школы. Учитель прожил в селе шесть лет. Он поселился со своей семьей в той самой единственной комнате, предназначенной для занятий, отгородив небольшой закуток ширмой. Русский человек Агеев, чья судьба так замысловато переплелась с Приамурьем и далеким нанайским стойбищем, стал определенной вехой для Кондона. Ведь его ученики — самые первые грамотные люди селения.

Позднее, уже в годы советской власти, пришло время «красных юрт». Ломались вековые устои, в сознание аборигенов внедрялась новая и непонятная для них идеология. И снова в Приамурье, в том числе и в Кондон, приехали люди, чтобы помочь «туземцам встать в ряды культурных народов». Среди них были А. Путинцева, Е. Пякхель, М. Каплан. К слову, среди их учеников — первый нанайский поэт Аким Самар. Надо сказать, что хозяйки «красных юрт» оставили о себе добрую память. Особенно запала в душу жителям аборигенных селений Александра Путинцева, которую попросту называли Шурой. Говорят, что после ее отъезда через всю страну летели письма из маленьких приамурских стойбищ с короткой пометкой на конверте: «Ленинград. Сура Путинча». Хотя, возможно, это просто легенда.

Что же касается новой идеологии, она, конечно, натворила немало бед, заставив дальневосточные этносы практически позабыть родной язык, утратить знание важных обрядов и многие навыки декоративно-прикладного искусства. Но самого главного, к счастью, не произошло. Коренные народы Приамурья так и остались людьми таежными, речными, оленными, не растеряв способность слышать голос живой земли.