Словесница Искусств

Похоронный обряд у многих народов мира всегда считался одним из самых важных. К нему готовились заранее, кропотливо собирая необходимые вещи и атрибуты, давая наставления младшим поколениям. Еще до недавнего времени в сундуках у приамурских старушек хранилась потрясающие по красоте халаты, ковры, расшитая обувь, рукавицы, украшения из серебра и камней. Все эти вещи, к великому сожалению сотрудников музеев, предназначались вовсе не для экспозиций, а для последнего облачения усопшего. Помню, как сокрушалась Клавдия Павловна Белобородова, известнейший в Хабаровском крае искусствовед, усилиями которой в Приамурье стали возрождаться традиционные ремесла аборигенов, когда при погребении вслед за покойным уходили прекрасные образцы народного творчества. Как-то в Хабаровск из нанайского села приехал мужчина. На этнографической выставке были работы его умершей жены. Он молча забрал ковры, вышитые ее руками, и поспешил домой: вот-вот должны были состояться похороны. Ничего не поделаешь — традиции сильнее искусствоведческих оценок.

Сегодня погребение в национальных одеждах стало редкостью, как и те бабушкины сундуки с добром для загробного мира. Незыблемым остается одно: хоронят аборигенов по-прежнему в зимней одежде, поскольку «там» очень холодно. И удивляются русским, которые надевают на своих покойников легкие костюмы и платья. Не забывают северные народы снабдить своих родственников и всем необходимым. Рыбаку кладут в гроб снасти, женщине — предметы рукоделия. Только все это обязательно ломают, чтобы в другой реальности вещи оказались целыми. Так же поступают и с котелком — в нем проделывают отверстия. Важно, чтобы предметов было семь или девять. К «походному списку» добавляют спички, мешочки с крупой и чаем, табак, бутылочку водки. Пойдет человек по дороге, устанет, разведет костерок, похлебку сварит, чаю глотнет, а когда увидится с предками, выпьет с ними за встречу.

Во многих приамурских селениях, опасаясь за свой род, стараются выполнять ритуал прерывания связи с умершим. Для этого длинную нить привязывают одним концом к руке покойного, другим — к руке ведущего траурную процессию. В момент погребения нить обрывают. Но это не значит, что обрывается духовная связь, потому что впереди — ежемесячные поминальные обряды и пламя последнего костра на годовых проводах.

В прежние времена, может, не такие и давние, главным проводником души являлся шаман. Причем наделенный особой силой, за что его называли «касаты». В арсенале проводника были слуги-сэвэны и магическая птица Кори, на крыльях которой он возвращался из царства мертвых, доставив туда душу. По представлениям нанайцев, это птица огромных размеров, с железными перьями, клювом, похожим на рыбацкую пешню, и хвостом-рогатиной. Но в таком обличье птицу Кори мог видеть только шаман, в действительности же его магические помощники выглядели вполне безобидно — небольшие деревянные фигурки. Тем не менее шаманская атрибутика всегда считалась неприкосновенной и опасной для простого человека. Может быть, поэтому слуги, лишившиеся своих хозяев (шаманы ведь тоже уходят в «буни»), продолжают жить по каким-то своим законам, а в окружающем их пространстве происходят странные и необъяснимые вещи.

В музее села Сикачи-Алян есть интересный экспонат — птица Кори, потемневшая от времени, с остатками выцветшей шелковой ткани на плоских крыльях. Несколько десятилетий назад ее нашли на крыше старого дома и принесли в школьный музей. Кто управлял этой магической птицей, никто уже не знает, но, судя по ее внушительным размерам, хозяином был «касаты». С точки зрения этнографов, экспонат уникальный, его не раз просили передать в краеведческий музей, но сикачи-алянцы не согласились. И это, наверное, правильно. Потому что и птица Кори, и железные шаманские рога, еще один предмет гордости сельского музея, — своего рода обереги для нанайской деревушки. Не исключено, что даже в отсутствие своих повелителей они помогают людям отыскать нужную тропу в сложном лабиринте миров.