В поисках тропы предков

Яркие всполохи костра тянулись к небу, расплавляя воздух, стирая грань между двумя мирами. Впрочем, она действительно становится призрачной, когда человек подходит к завершающей черте. На старом кладбище в ульчском села Булава зажгли ритуальное пламя, чтобы оно освещало путь тому, кто отправился на поиски тропы предков. Провожали Дмитрия Ивановича Ангина...

Путь земной

Его имя хорошо известно этнографам и хабаровским художникам среднего и старшего поколения. Ангин был одним из первых выпускников худграфа. Родился в маленьком ульчском стойбище, учиться поехал в большой город, да так и остался в Хабаровске, работал техническим дизайнером в научно-исследовательском институте. Но даже десятилетия не сделали из него городского жителя, не оборвали те нити, что связывали с природой. Однажды наступил момент, когда родная земля позвала настойчиво и властно. И Ангин вернулся в Булаву. Теперь он каждый день мог любоваться мысом Аури, где родился когда-то и вырос. Конечно, то маленькое стойбище давно уже стало частью ушедшей истории, ауринцы перебрались в Булаву, но утес, отмеченный особым расположением духов, как и прежде, величественен и прекрасен. Не случайно в 1970-е годы из Хабаровска потянулись в эти места с тяжелыми этюдниками братья-художники.

А Дмитрий Иванович работал в булавинской школе простым учителем рисования, черчения и труда, а попутно занимался созданием этнографического музея. Это была мечта двоих людей — директора школы Кириса Кангановича Киле, человека глубоко образованного, интеллигентного, и художника, всерьез размышлявшего о возрождении духовных традиций своих дедов и прадедов. И если верить в предначертанность, то сыну ауринской земли был уготован особый путь: создать стержень, на который последующие поколения будут нанизывать собственный опыт, мироощущение и философию. Именно Дмитрий Ангин стоял у истоков детской художественной школы в Булаве, которая сегодня предмет гордости не только Ульчского района, но и Хабаровского края. Под руководством Ангина и в соавторстве с П. Я. Гонтмахером, В. К. Дечули и В. П. Дечули в 1989 году была разработана и увидела свет первая в отечественной, да и мировой педагогике программа преподавания народного традиционного искусства (резьба по дереву, вышивка и т. д.) для художественных школ, где обучаются ульчские дети.

Говорят, что настоящий мужчина должен обязательно посадить дерево, построить дом и вырастить сына. Настойчивость Дмитрия Ивановича, его художественное чутье, этнографическая грамотность и тщательная проектная разработка сделали чудо: в Булаве появился уникальный этнографический музей под открытым небом, аналогов которому в нашем регионе до сих пор нет. Он вырастил «сыновей» — учеников, в которых вложил самое главное: любовь и уважение к искусству и традициям ульчского народа. Многие из них стали яркими личностями: художник, резчик по дереву Николай У, нынешний директор Булавинской школы искусств, мастер, владеющий технологией изготовления национальной лодки Юрий Куйсали, мастер, педагог, разработчик двух авторских программ по берестяной графике и резьбе по дереву Иван Росугбу, замечательный резчик Анатолий Дечули...

Открытие в Булаве музея под открытым небом должно было совпасть с медвежьим праздником — знаковым и очень важным обрядом для ульчей. Так хотел Дмитрий Ангин. Но для того, чтобы праздник не превратился в стилизованное представление, требовалась максимальная достоверность. И Дмитрий Иванович, не жалея сил и времени, работал над своим детищем. Он обращался к трудам таких известных ученых, как Л. И. Шренк, Л. Я. Штернберг, А. М. Золотарев. Словно из седых глубин истории в современную Булаву двадцатого века стала возвращаться утраченная духовность. Сразу за основным зданием комплекса, где на первом этаже находится художественная школа, а на втором — этнографический музей, расположились ульчский зимник — «харгу», амбар на сваях — «такту», сруб, где согласно ритуалу держали медведя — «коори», сруб для хранения костей медведя — «кэрэн», площадка для ритуального убийства медведя — «арачу».

Было в истории создания этнографического комплекса и немало мистического. Для практически готового проекта не хватало одной важной детали — ритуального столба, с особыми орнаментами и формой, к которому ульчи привязывали медведя во время праздника. Неугомонный Миваныч, так сельчане называли Ангина, перелопатил массу книжных источников, но нигде не нашел точного описания. Кто-то сказал, что на острове Халан, где в древности жил его народ, сохранились древние постройки от медвежьего праздника и среди них тот самый столб. Несмотря на предупреждения старых людей о том, что лучше не тревожить духов острова и не прикасаться к сакральным вещам, Миваныч трижды пытался добраться до Халана, и всякий раз возвращался с неудачей. То мотор лодочный ни с того ни с сего замирал посреди Амура, то вдруг налетал бешеный шторм и путешественники едва успевали повернуть к берегу. Словом, предупреждающих знаков более чем достаточно. Пришлось оставить затею.

Медвежий праздник в Булаве состоялся. Зима, 1992 год, все так, как задумывалось. Кроме одного. Дмитрия Ивановича Ангина сломала внезапная болезнь. Миваныч не смог разделить радости вместе с земляками, не смог принять участие в ритуале, который столетиями совершали его деды, прадеды, их предки. Вскоре он перебрался вместе с женой Светланой Васильевной Ангиной в Николаевск-на-Амуре и прожил последние двенадцать лет затворником. В 2003 году земной путь Ангина завершился. Незадолго до смерти, лишенный возможности говорить, Миваныч упорно указывал рукой в сторону Булавы и плакал. Родные поняли, что он хочет быть похороненным на родной земле. Так и сделали.

Путь последний

Погребальный обряд ульчей, как и других дальневосточных этносов, каноничен и строг. И хотя многие ритуалы растворились в потоке времени, этот остался практически незыблемым. Конечно, многое упростилось, в похоронный обряд аборигенов постепенно вплелись славянские традиции, и все же в национальных селениях, где все еще жив древний уклад, стараются соблюдать главные правила. По обычаю умершего человека поминают в течение всего года каждый месяц. Для этого приходят на могилу и, прежде всего, насыпают в небольшую емкость с водой сушеные стебли черемши. Считается, что дух покойного чувствует этот запах и приходит к сородичам. Теперь можно начать трапезу. Разливают водку и первую чарку выливают на могилу, а потом предлагают усопшему покурить. Именно для этого на холмике установлена специальная дощечка с круглым отверстием — «сугдуку», в которую вставляют сигарету и подносят огонь. Сигарета попыхивает дымом, сородичи радуются — значит, пришел, принял угощение.

Есть и еще один «канал связи» с ушедшим. Не знаю, как это называлось в далекие времена, но сегодня он обозначен вполне современным словом — «телефон». Он делается еще в процессе подготовки покойного к погребению, для чего к продетому к мочке уха кольцу (у женщин отверстие уже есть, мужчинам его делают специально) привязывают длинную нить, выводят ее поверх захоронения и привязывают к специальной палочке, воткнутой здесь же. «Телефон» исправно работает вплоть до годовых проводов (иногда их устраивают через полтора года, через два — по желанию родственников), и это очередной важный этап погребального обряда. Потому что теперь душа окончательно прощается со своими близкими и отправляется в долгий и очень непростой путь. Ей нужно обязательно отыскать тропу предков, и в этом помогают те, кто остался в мире живых. А главным проводником и защитником становится шаман. В тот год Дмитрия Ангина — Миваныча провожала бабушка Индяка...

Говорят, что когда-то давным-давно представители рода Ангиных были не ульчами, а нивхами, которые пришли с Сахалина и поселились на Амуре. Именно поэтому старая шаманка Индяка наказала сделать для проводов Миваныча ритуальную лодку из бересты. Ведь нивхи — люди морские. Лодку — «дяпси» — мастерила старейшая жительница села Нина Константиновна Ходжер, и это тоже было распоряжением шаманки.

С проводами души Дмитрия Ангина связано еще одно событие — важное для булавинцев и, я бы даже сказала, знаковое. Ученики Миваныча, готовясь к годовым проводам, долгие месяцы делали для своего учителя памятник. Вообще-то ульчи никогда не ставили на кладбищах каких-либо монументов. Они лишь строили «кэрэны» — небольшие домики, символизирующие вместилище души. Но в данном случае решили нарушить традицию и установили на могиле Дмитрия Ангина что-то вроде небольшого мемориального комплекса, авторами которого стали Юрий Куйсали и Иван Росугбу. Памятник учителю получился особым, символичным. Его основа — два деревянных орнаментированных столба — «тура». Прежде такие столбы всегда были центром традиционного ульчского жилища. Один столб символизирует женское начало, другой — мужское. В некотором смысле «тура» близок к Древу жизни. И еще одна важная деталь. Столбы для памятника учителю сделаны из лиственницы. Это дерево народы Амура почитают особо и называют посредником между земным и небесным. На старом кладбище в Булаве среди могучих молчаливых лиственниц — последний приют учителя.

Дмитрия Ивановича Ангина хоронили из музея в Булаве. Так решили все жители села: это его детище, его дом. Отсюда же печальная процессия булавинцев и тех, кто приехал из Богородского и Николаевска-на-Амуре, неспешным шагом направилась на кладбище. Там было все, как требуют законы предков. Кормление души, обязательная сигарета, вставленная в «сугдуку», тихие разговоры за поминальной трапезой. Всем распоряжались булавинские бабушки, которые хорошо помнят и знают, как провожать «паня» — душу — в царство «були». Погребальный костер принял в свои огненные объятия ритуальную лодку, наполненную всем необходимым — продуктами, табаком, забрал теплые вещи. В пути все пригодится. А когда день уступил место ночи, бабушка Индяка повела Дмитрия Ивановича по тропе предков. Его вдове Светлане Васильевне потом коротко сказала: дошел Митя до своих и теперь спокоен и счастлив...