Исповедь старого моряка

Н.Т. Андрюшенко. Зеленогорск. 1996Из архива Виктора Конецкого

Начнем с письма. Оно было получено Виктором Конецким в 1990 году, позднее приведено писателем в собрании сочинений — в книге «Соленый лед»:

Уважаемый Виктор Викторович!

Пишет Вам 85-летний старик, бывший моряк торгового флота. Я давно слышал о Вашей литературной деятельности, но как-то не попадались Ваши книги. Пару месяцев назад мне звонила дочь и сказала, что купила Ваш двухтомник. И вот в течение двух месяцев я его прочел.

Должен Вам сказать без всякой лести, мне очень понравились Ваши морские рассказы, так как я 40 лет отдал морям и океанам и побывал в тех же местах, что и Вы, и неоднократно. Побывал и на Вайгаче в бухте Варнека несколько раз, только не был на кладбище. В двух рассказах я обнаружил места, которые касались и меня. Ваш «дед» сбрехнул, или его неправильно информировали, что в 1929 году в Мурманске пьяные матросы подняли лошадь в общежитие на 3-й этаж. Я плавал с участником этой «хохмы», архангельским моряком Илюшей Махно. Подняли они лошадь только на 2-й этаж, потому что общежитие Севгосрыбтреста находилось в 2-этажном доме. Мне знакомо это здание.

Кроме того, в одном из рассказов я обнаружил, что мы с Вами были на одном судне, только в разное время. Я на 23 года раньше Вас. Это «Челюскинец», которого я ремонтировал в 1944 году. Тогда нас, вторую группу ленинградских моряков, направили в Ленинград для восстановления флота, а я прихватил молодую жену.

По прибытии во Владивосток из Америки, где мы стояли год в ремонте на т/х «Туапсе», я в 1944 году женился в первый раз. Мне было 34 года, а жене 20 лет. По приезде в Ленинград нас направили на «Челюскинец». Жена стала камбузницей, а я — машинистом. Дали 2-местную каюту.

За сорок лет работы на флоте многое пришлось испытать. Я по натуре «летун», поэтому пришлось побывать во всех пароходствах. Начал в 1927 году в ЧМП, а закончил на Чукотке, порт Певек. В 1967 году вернулся в Ленинград и женился вторично <...>.

Пришлось плавать и с двумя братьями Ворониными. С Александром Ивановичем на п/х «Кара», а с Владимиром Ивановичем, который утопил «Челюскин», на л/п «Седов».

Уважаемый Виктор Викторович, мне бы очень хотелось встретиться с Вами, посидеть за бутылочкой. Не откажите в любезности навестить меня или я к Вам? Я еще крепкий старик. Сам себя обслуживаю. Брякните мне по телефону.

С искренним уважением,
Андрюшенко Николай Тимофеевич

Встреча с писателем, о которой просил Николай Тимофеевич, состоялась, и началась дружба — настоящая и трогательная — до самой кончины Н. Т. Андрюшенко в октябре 2000 года. Конечно, они не могли не подружиться: Виктор Викторович уже не плавал и тосковал по морю, жил воспоминаниями, а Николай Тимофеевич был слишком стар, чтобы надеяться на звонки и визиты своих соплавателей, его поддерживали лишь дочь Таня и внук, которых он любил трепетно.

Через Виктора Викторовича, к которому привязался по-мужски крепко, старик отличал и меня. Сближению поспособствовала и идея Конецкого отправить меня однажды к Николаю Тимофеевичу на Пасху с поздравлениями. Старый моряк был несказанно растроган — не подарками, а возможностью поговорить в день Светлого Христова Воскресения. Все же он был очень одинок.

Николай Тимофеевич был глубоко верующим человеком. Достаточно сказать, что в возрасте под девяносто лет он отправился поклониться мощам Николая Чудотворца в город-порт Бари. 1990-е годы, безденежье, бандитский разгул... А он — в Италию, чартером, с «челноками»! Потом рассказывал, что весь перелет не только молился, но и убеждал словом Божиим своих попутчиков, что не хлебом единым жив человек. И многие пошли затем с ним в Бари к базилике святого Николая и в православную церковь Николая Чудотворца.

И внешне Николай Тимофеевич был похож на изображение святителя, имя которого носил, — такого, каким изображают святого Николая Мирликийского на православных иконах русской школы: умные глаза, излучающие неподдельную доброту, строгость и мудрость.

Николай Тимофеевич с детства был человеком церковным. В середине 1950-х годов, по воспоминаниям дочери Татьяны, он водил ее с братом Колей на Смоленское православное кладбище — там Николай Тимофеевич заботился о могилах погибших в 1920–30-е годы священников — укреплял покосившиеся кресты, цементировал ограждения, поправлял ограды. Такая смелость в те годы, пожалуй, удивительна, если не знать, что духовником родителей Николая Тимофеевича и их детей был отец Иона (1855–1924) — ныне причисленный к лику святых праведный Иона Одесский, чудотворец...

...Как-то много дней мы с Виктором Викторовичем провели в тревоге за Николая Тимофеевича: он возвращался из почтового отделения с пенсией, и его кто-то, как он сам считал, выследил. В подъезде дома старик был сбит с ног и оглушен ударами по голове. Пенсию украли. Милиционеры предположили, что это дело рук местных наркоманов, и расследовать случившееся не стали, а Николай Тимофеевич на том и не настаивал. Но с тех пор он больше к нам не приходил — не было сил, а вскоре старика подкосил инфаркт. Известие о кончине Н. Т. Андрюшенко пришло от его дочери Татьяны Николаевны...

Предлагаем познакомиться с поразительными воспоминаниями Н. Т. Андрюшенко, переданными им В. В. Конецкому (материал из «Морской библиотеки» официального сайта «Библиотека Виктора Конецкого»). Передавая их Виктору Викторовичу, Николай Тимофеевич ни на что не рассчитывал, говорил: «Я не писатель, а старый моряк на свалке истории». Но это не так.

В двенадцать лет одессит Коля сбежал из родительского дома — отец застал его за чтением приключенческого романа и строго наказал. Николай бродяжничал, подрабатывал — за кусок хлеба — в домах разных людей. А в семнадцать лет впервые вышел в море — кочегаром 2-го класса на пароходе «Труженик моря». В 1930-е перевозил на «Вятке» из Архангельска в Нарьян-Мар и Печору раскулаченных, а затем на пароходе «Джурма» — на Воркуту политзаключенных. Николай Тимофеевич рассказывал нам, что моряки не верили сказкам о тысячах «врагов народа» и, сочувствуя несчастным, старались незаметно передать им еду и курево. Он не пересказывал в деталях своего разговора с одним из заключенных — племянником А. С. Енукидзе, но в его памяти осталось, что сидел тот во Владивостоке в пересыльной тюрьме в одном бараке с Осипом Мандельштамом. Это Николай Тимофеевич запомнил крепко, потому что с детства не расставался с книгами.

В морской судьбе Н. Т. Андрюшенко было участие в спасении ледокольного парохода «Малыгин» в 1933 году, участие в сопровождении подводной лодки Щ-23 Северным морским путем из Полярного на Дальний Восток в 1940-м. Не раз за свою морскую жизнь он сталкивался с работой ледокола «Красин» и многими другими судами, давно ставшими легендами.

В начале Великой Отечественной войны Николай Тимофеевич служил на патрульном судне в районе легендарного полуострова Рыбачий, на Баренцевом море, затем — в морской пехоте, был тяжело контужен. С 1944 года жизнь Андрюшенко была тесно связана с торговым флотом. Специального морского образования у него не было, всему научило море, в водах которого он не раз тонул...

В 1998 году Виктор Конецкий рекомендовал воспоминания Николая Андрюшенко для публикации в альманах «Мурманский берег» (отрывок опубликован в № 5, 1999). «Если б каждый дед на Руси оставлял бы своим внукам такие жизнеописания, то насколько богаче душой были бы наши потомки», — писал Виктор Викторович Н. Т. Андрюшенко.

Николай Тимофеевич не раз говорил, что пишет для внука Василия: «Прочитает, когда стану на вечный прикол...»

Татьяна АКУЛОВА-КОНЕЦКАЯ
Фото из семейного архива Т. Н. Андрюшенко