Осколки «Русского Трехречья»

Владимир Леонидович Кляус«Во Времена белой России Петр Великий был царь. Он ездил на большой черной лошади в разные земли под господством России. Ездил как простой деревенский мужик и приехал в наш Эньхэ...» Сказка о русском царе и находчивом кузнеце записана несколько лет назад в Трехречье. Это особое место на правобережье пограничной между Россией и Китаем реки Аргунь, куда уже в XVII веке приходили русские и создавали поселения, строили храмы, возделывали землю.

Сказка записана от Ивана Васильевича Васильева, потомка трехреченцев, «китайского русского». Так называют метисов от смешанных браков, в чьей культуре частично сохраняется русская речь, календарные и семейные обряды. Проживая на территории Китая, где основные религии буддизм, даосизм, конфуцианство, они отмечают православную Пасху и Троицу, хоронят усопших по христианским обычаям, а некоторые все еще живут в избах, построенных по русскому образцу. В начале 1990-х правительство КНР официально признало этих людей национальным меньшинством с правом вписать в графу паспорта «национальность» слово «русский». Сегодня их осталось не больше 150 человек, и без лишних слов понятно, что «Русское Трехречье» на грани исчезновения.

Тем ценнее исследования, фиксирующие осколки уходящего мира. В их числе книга доктора филологических наук, известного российского фольклориста и визуального антрополога Владимира Кляуса «Русское Трехречье» Маньчжурии«, вышедшая в издательстве Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН. Это очерки фольклора и традиционной культуры современных китайских русских, созданные на основе почти десятилетних полевых исследований (2007–2015) на территории Трехречья.

Владимир Леонидович Кляус родился и вырос в Чите, окончил филологический факультет Дальневосточного государственного университета (Владивосток), затем аспирантуру в Институте славяноведения и балканистики АН СССР и докторантуру в Институте мировой литературы им. А. М. Горького РАН. В течение тридцати лет он работал как руководитель и участник в более пятидесяти фольклорно-этнографических экспедициях в Бурятии, Удмуртии, Карелии, Республике Коми, Республике Алтай, Калужской, Смоленской и Тульской областях, Забайкальском, Алтайском, Красноярском, Приморском, Хабаровском и Пермском краях, на Алтае, на Украине, в Белоруссии, Литве, Сербии, Китае, Австралии. Во время полевых исследований им записаны тысячи образцов фольклорных текстов самых различных жанров русской, белорусской, удмуртской, теленгитской, бурятской, татарской, бессермянской, карельской, коми-пермяцкой, ульчской, эвенкийской, китайской, австралийской аборигенской фольклорных традиций, сделаны видеофиксации обрядов и обычаев этих народов. Владимир Кляус — автор множества статей, рецензий, сборников текстов, ряда монографических исследований, среди которых «Указатель сюжетов и сюжетных ситуаций заговорных текстов восточных и южных славян» (М., Наследие, 1997. 464 с), «Сюжетика заговорно-заклинательных текстов славян и коренных народов Сибири (в сравнительном межславянском и славяно-сибирском освещении. К постановке проблемы (М., Наследие, 2000 191 с.), «Песенный фольклор русскоустьинцев Якутии и семейских Забайкалья: материалы к изучению бытования в иноэтническом окружении. Материалы к изучению бытования в иноэтническом окружении» (в соавторстве с С. В. Супряга. Курск, РОСИ, 2006. 183 с.). Им сняты интереснейшие, построенные на редкой фактуре документальные фильмы «Баба Евга — укырский поп» (1998), «Сказка бабушки Агафьи» (2003), «Трехречье... Русский мир Китая» (2016).

В своей новой книге, основанной также на полевых исследованиях, Владимир Кляус представляет результаты экспериментальных видеофиксаций фольклорных текстов, рассматривает отдельные аспекты устной истории Трехречья. Важен и визуальный ряд — карты региона, многочисленные фотографии, которые дают представление о том, каков внешний облик сегодняшних трехреченцев, показывают особенности их обрядов.

На китайском языке Трехречье звучит как Саньхэ цюй. В северной части автономной территории КНР Внутренней Монголии протекают реки Ган, Дербул и Хаул — правые притоки Аргуни, берущие начало в северо-западных отрогах Большого Хингана. Владимир Кляус пишет: "«Русское Трехречье» — понятие не столько географическое, сколько историко-культурное. Этот район никогда не принадлежал России, хотя в 1654 году казаки возвели здесь Аргунский острог, который после подписания в 1689 году между Цинской империей и Российским государством Нерчинского договора был перенесен на левый берег Аргуни, а четко обозначенная граница официально закрепила Трехречье за Китаем. Тем не менее до конца XIX века китайское Приаргунье оставалось малозаселенным, и россияне беспрепятственно заходили на эти земли. Владимир Кляус приводит записки жены декабриста С. Г. Волконского, последовавшей за мужем на каторгу в Забайкалье, на рудник Благодатский. В 1827 году М. Н. Волконская писала о том, что во время конных прогулок верхом «доставляла себе удовольствие въезжать в Китай, от границы которого мы находились по прямому пути только в 12 верстах».

Поля Трехречья. 2007Точная дата появления в Трехречье первых русских неизвестна, есть лишь гипотезы, основанные на предположениях, воспоминаниях местных русских и эвенкийских старожилов, а также литераторов. Так, Анатолий Макарович Кайгородов, автор ценных воспоминаний, опубликованных в разные годы в российских СМИ, приводит воспоминания русского поэта и революционного деятеля М. Л. Михайлова, отбывавшего в 60-х годах XIX века каторгу в местечке Кадай на территории нынешней Читинской области, о неоднократных побегах политкаторжан на маньчжурскую сторону реки Аргуни еще в первой половине столетия. Зафиксировал Михайлов и рассказы эвенков, которые заходили в верховья рек Хаул, Дербул и Ган и видели там избы русской постройки, лошадей и коров, а зимой — заготовленное сено. Кайгородов делает вывод, что заселение и освоение Трехречья практически началось с момента появления там первых охотничьих избушек и заимок забайкальских казаков, выросших со временем в поселки и деревни.

Известный дальневосточный этнолог, доктор исторических наук Юлия Викторовна Аргудяева в работе «Русское население в Трехречье» (Россия и АТР. 2006. № 4), опираясь на данные Кайгородова, составила хронику русских поселений от времени возникновения до того момента, когда жители были вынуждены их покинуть. У каждого из них, как и у человека, своя судьба, наполненная радостями и печалями. Деревня Щучья выросла из заимок, поставленных И. Пешковым и Д. А. Деревниным в 1880 году, и со временем стала зажиточной. В 1920-х через нее в глубь Маньчжурии отступали разгромленные отряды Семенова, Колчака, Каппеля, шли беженцы из числа зажиточных забайкальских казачьих семей. Постепенно в Щучьей осталось 25–30 домов, а в 1956 году русские и вовсе оставили деревню. В Покровке, основанной в 1925 году, жили по большей части старообрядцы. В 1950-е годы они не захотели возвращаться в СССР и эмигрировали в Парагвай и Уругвай, а затем на Аляску, основав там село Никольское.

Березовая роща по дороге из г. Эргуна в Эньхэ. На дереве прикреплена табличка, на которой по-китайски и по-английски написано «Лес – источник жизни». 2011Старообрядческой была и деревня Верх-Кули, самая богатая в Трехречье. Первые заимки Аксенова, Чегодаева, братьев Чипизубовых построены еще в конце XIX столетия. К 1912 году здесь уже возвели старообрядческую церковь, а позднее и православную, существовало довольно доходное маслодельное и сыроваренное производства. Хорошие сенокосные угодья, удобные для обработки поля, и близость рынка в городе Хайларе позволили этой деревне выйти в Трехречье на первое место по производству зерна и мяса. Отдельные хозяйства разводили овец и даже верблюдов. Верх-Кули, где также располагались две японские фирмы, китайские харчевни и лавки, была не только самой богатой, но и самой густонаселенной: к 1945 году здесь проживало 1 500 русских и всего 30 китайцев. В 1950-е годы советское правительство по согласованию с китайским предлагало всем русским, кого не коснулись репрессии, вернуться в СССР. Людей насильно выселяли из деревни, многие уехали в Австралию.

Другое крупное поселение — Драгоценка, появившаяся на карте в 1880-х и получившая такое название благодаря тому, что ее окружали сопки с залежам плавикового шпата. Казаки возвели собор Петра и Павла, а сама деревня стала центром всех казачьих поселений Трехречья. В Драгоценке находился торгово-промышленный филиал русской фирмы «И. Я. Чурин и К°», филиалы крупных японских фирм, а население было смешанным. В 1944 году из 3 тысяч жителей русских насчитывалось около 1,5 тысячи, китайцев около тысячи, японцев — 500 человек. О статусе деревни говорит и то, что здесь располагалась единственная в Трехречье восьмилетняя школа, китайская школа и больница с хирургическим отделением.

Храм Сретенья Господня в ДрагоценкеКогда в 1945 году в Китае установилась коммунистическая власть и образовалась Китайская Народная Республика, в жизни русских трехреченцев произошли серьезные изменения. Начиная с 1950-х ситуация стала невыносимой, и тогда начался массовый исход русского населения. Чаще всего линия жизни деревень и поселков обрывается в 1955–1956 годах, когда людям приходилось бросать налаженное хозяйство и уезжать. Отдельным семьям удавалось задержаться еще на несколько лет, например, в поселках Верх-Урга, Усть-Урга, в деревне Ключевой. И все равно это был лишь вопрос времени.

Постепенно стирались следы православной культуры, которая за столетие проросла в маньчжурской земле. Из 19 населенных пунктов в 10 имелись приходские храмы и приписные церкви, но в годы «культурной революции» они разрушались либо перестраивались. Величавый собор Петра и Павла в Драгоценке сделали клубом, складом, а потом разобрали на дрова. Печально складывались и судьбы трехреченцев. Так, все жители небольшой деревни Нармакчи, основанной казаками Первухиными из Аргунска, в 1956 году были депортированы в СССР. Впрочем, репрессии начались гораздо раньше. Ю. В. Аргудяева пишет, что с приходом в Маньчжурию в 1945 году Красной армии был арестован и интернирован каждый четвертый взрослый казак. Жители Трехречья, не попавшие в списки обвиняемых, получили советское гражданство, но далеко не все откликнулись на предложение ехать в Сибирь и Казахстан на освоение целинных и залежных земель. Многие хлопотали о визах, чтобы поселиться в Австралии и Южной Америке. Опустевшие поселения занимали китайцы, давая им уже свои названия.

ДрагоценкаИстория русского мира в Маньчжурии изучалась на протяжении многих десятилетий учеными разных стран. В 1930-е годы о «Русском Трехречье» много писал В. А. Кормазов, его статьи и очерки выходили в Харбине и Праге. В 1930–1940-е японские этнографы изучали хозяйственный быт русского населения Маньчжоу-го, публикуя результаты в научных изданиях Токио. В числе значимых исследований и вышедшая в 1975 году в Окленде (США, Калифорния) брошюра В. Н. Жернакова, в которой автор помимо истории заселения дал описание древних памятников, климатических и природных условий этой территории. Китайских ученых также привлекал феномен Трехречья, и среди первых его исследователей академик Лю Куйли. Для российских ученых эта тема долгое время оставалась закрытой, и ситуация начала меняться только в начале 1990-х. Один из очерков в книге В. Л. Кляуса посвящен историографическому обзору, при этом автор подчеркивает, что «полная история „Русского Трехречья“ пока не написана, она еще продолжается».

Интересен путь самого Владимира Леонидовича Кляуса к этой теме, ставшей в итоге одной из центральных в его творчестве. Будучи аспирантом он впервые прочитал о Трехречье в харбинском журнале «Хлеб небесный», тогда же родилась идея совершить экспедицию в бывшие русские поселения. Но это был 1988 год, и переговоры в посольстве КНР завершились вежливым отказом китайской стороны. «О том, что в китайском Приаргунье действительно можно встретить людей, говорящих по-русски, мне стало известно после моей первой экспедиции на Аргунь в 1992 году по бывшим казачьим станицам, — пишет ученый. — Я услышал тогда рассказ о том, как еще в 1930-е русскую девочку похитили китайцы. Якобы она со старшей сестрой гуляла по берегу реки, к нему причалила лодка, и двое китайцев схватили ее. Старшая смогла убежать. Встретились сестры только в начале 1990-х, уже будучи очень пожилыми, когда оказавшаяся в Китае младшая сестра приехала погостить на свою родину. Насколько этот рассказ достоверен в деталях, но для меня тогда главным в нем было подтверждение того, что за Аргунью когда-то жили, а может, и живут еще русские. В 1994 году на одну из конференций в Читинском государственном педагогическом институте им. Н. Г. Чернышевского приехал из Пекина академик Лю Куйли, который не только рассказал о русских традициях, сохраняющихся в Трехречье, но и показал небольшой видеофильм, посвященный празднованию Пасхи в одном из бывших русских поселений. Стало окончательно понятно, что ехать туда обязательно нужно, но впервые в Трехречье удалось побывать только в 2007 году вместе с коллегами-фольклористами, диалектологами и этнографами из Улан-Удэ». Исследователи посетили несколько бывших русских поселков, которые уже давно существуют под китайскими названиями — Сучин (Щучье), Цзяньшетунь (Попирай), Саньян (Ершиное), Эньхэ (Караванная), Саньхэ (Драгоценка) и другие. Следующие поездки состоялись в 2009–2015 годах, к этому списку прибавились другие поселения Трехречья, и практически везде китайские русские встречали россиян с огромной радостью, делились всем, что знают и помнят.

Старый русский дом в п. Сучин (Щучье). 2007Абсолютное большинство потомков трехреченцев сегодня не пишет и не читает по-русски, но за годы полевой работы Владимиру Кляусу удалось обнаружить удивительную сохранность устной словесности и обрядовых традиций, записать множество сказок, христианских легенд, быличек, преданий. Продолжает бытовать здесь заговорно-заклинательный фольклор, и даже есть несколько знахарок, с которыми автор книги встречался во время экспедиций и делал видеозаписи обрядов. Интересны сюжеты устных рассказов о жизни Трехречья в 1920–1970-е годы, зафиксированные и от китайских русских, и от бывших русских жителей, уехавших оттуда. В них говорится о бегстве из Советской России и начале жизни в русском уголке Маньчжурии, о японцах, советских разведчиках и приходе в 1945 году Красной армии, о преследовании метисов и уничтожении всего русского в годы культурной революции. Часто трехреченцы делились не личными впечатлениями, а пересказывали то, что слышали от бабушек и дедушек, родителей, старших братьев и сестер, поэтому тексты приобрели фольклорную окраску.

Включая в книгу аутентичные тексты, исследователь в целом придерживался орфографических правил современного русского языка, но при этом сумел передать живое звучание речи сегодняшних потомков трехреченцев. Вот, к примеру, как начинается уже упоминавшаяся в этом материале анекдотическая сказка «Петр Великий и Кузнец», в которой царь выступает настоящим богатырем, записанная в 2007 году от Ивана Васильевича Васильева.

«Но, я тебе как сказать, ага. Етот Петр Великий. Значит, я как царь, я поехал погулять. С собой с охраны никакой не, я не имел. Мне, мне не надо! Я просто как деревенский мужик!

И от, поехал, заехал в етат, в поселок. Конь потерял подкову. Теперь чё жа? Спрашиват:

— Есь кузнец?

— Есь! Вот тута-ка кузнец».

Икона св. Николая Чудотворца и катайский божок в доме китайских русских, с. Саньян (Драгоценка). 2007Специфика фольклора Трехречья, по мнению ученого, напрямую связана с историческими и социальными условиями жизни людей, а также особенностями существования русского языка в их среде. Но есть и еще важный момент, на который В. Кляус делает особый акцент: несмотря на все перипетии жизни трехреченцев, они остались приверженцами христианства, и это оказалось для них одним из важнейших элементов самоидентификации и представлении о себе как об особой этнической группе. В очерке «Православие в жизни китайских русских Трехречья» речь идет о существовавших прежде храмах, в том числе старообрядческих, о монастырях. «А в этот, в Девяту Пятницу всегда в Ургу, в этот монастырь ходили. Пешкам. Далёко. Далёко ходили. Трудились». (Из воспоминаний метиски Т. И. Бакшеевой 1945 года рождения).

Согласно записанной Владимиром Кляусом информации, дольше всех продержалась церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Попирае (Цзяньшетунь). Удивительно, но сохранилась могила ее последнего настоятеля, отца Александра (Молокова), умершего в 1962 году. Нынешние китайские русские вспоминали, что в годы культурной революции, когда массово уничтожались христианские ценности, трехреченцы свозили к нему иконы и церковную утварь из других храмов. Люди надеялись, что сумеют спасти их, но вскоре китайцы сожгли и этот храм. Отец Александр предвидел такой печальный финал и потому заранее отдал метисам некоторые вещи, чтобы спасти хоть что-то. Они и сегодня бережно хранятся в некоторых семьях китайских русских. Например, у Петра Васильевича Ерохина из Сучин (Щучье), чей рассказ приводится в книге: «А распятье это ранешно, это из церквы. Я раньше вот с этим священником Александром Павловичем-то очень был в хороших отношениях, какие у него, может, какие дела, я помогал тоже. И вот он-то, это, иконы, вот это распятье всё из церквы мне дал».

Пасхальные куличи для каждого члена семьи Ивана Васильевича Васильева, с. Эньхэ (Караванная). 2011Автор книги приводит множество живых свидетельств о том, какой напряженной была атмосфера вокруг маленького русского мира на маньчжурской земле, но даже в таких условиях люди не отрекались от веры. Небольшой фрагмент интервью с Федорой Гладковой позволяет это почувствовать: «У нас всегда не было церквы. У нас была часовня. Мы туды ходили молиться. <А когда ее сломали?> ой, дак вот в эту в революцию-то! Китаецы! Всё они жгли. Таки. Оне жа не верили всёй-то, но и ломали. Иконы всё у нас заставили убрать. Мы всё убирали, иконы дажа убирали, прятали. В дому где-нибудь, куды-нибудь спрячем! Подальше положим! В рушнике уберем, завернем. Потом время пришло, мы вынесли. А с часовни всё сожгли. Они всё в улице, вот тут жгли. Все равно им было несчастье! Дети горели на огне! Всё это побыло! Всё-от было тако несчастье! Мы, мы-то все говорим: Бог наказал».

Все стало меняться с 1980-х годов, когда правительство КНР изменило политику в отношении религии. В Харбине в 1986 году официально разрешили вести богослужения в Покровской церкви, в 1999 году на территории Трехречья в Эргуна построили церковь, освященную, правда, лишь через десять лет в честь святителя Иннокентия Иркутского. В 2010 году В. Кляус побывал в ней и увидел несколько старых икон. По словам алтарника Павла Суня, который в середине 2000-х учился в Духовной академии Троице-Сергиевой лавры и уже несколько лет совершает здесь службы мирским чином, когда-то они находились в соборе в Драгоценке, потом хранились в семьях метисов и сейчас переданы в новый главный православный храм Трехречья.

Храм в честь святителя Иннокентия Иркутского в г. Эргуна (Лабдарин). 2010«Так православие возвращается в Трехречье, — пишет Владимир Кляус. — Кое-что из разрушенного в годы культурной революции уже восстановлено. И происходит это прежде всего потому, что здесь живут православные метисы, которые сохранили русские традиции. На отдельных крестовых горах возле бывших русских поселков можно увидеть кресты. Некоторые метисы восстановили обетные кресты, когда-то поставленные их родителями. В домах православных метисов появились божницы. Старых икон, правда, почти нет, в основном новые, привезенные или присланные из России, Австралии и даже из Америки. Православные кладбища отличаются от китайских и монгольских тем, что над могилами стоят кресты, на которых по старой русской традиции прикреплены маленькие иконки. Появились даже часовенки — в п. Шивэй (Олочи) была уже в 2006 г., на кладбище в Эньхэ (Караванная) часовню начали строить в 2010 г.».

Как и для всех православных, для китайских русских главный праздник Пасха. За неделю до ее наступления они ходят за вербой, втыкают веточки в ворота, украшают ими божницы. Кое-кто сохранил традицию класть старую вербу и крашенные на прошлогоднюю Пасху яйца под крышу дома. Это для того, чтобы ее не снесло при сильном ветре. Любопытен и факт появления у современных жителей Трехречья особой «вербы». Китайские русские срезают ветки с любых кустов или срубают небольшие деревца, а затем украшают их бумажными цветами и цветными ленточками. Стремление метисов вспомнить все, что было в русские времена, привело к возникновению совершенно нового типа «верб», нехарактерных для православной традиции, отмечает Кляус. Интересно, что сегодня это стало своего рода маркером для туристов. Дом, возле которого установлено разноцветное деревце, однозначно «русский», здесь находится домашняя гостиница и кафе с традиционной кухней.

Музей в п. Эньхэ (Караванная). 2009«Прошло уже больше 60 лет, как русские покинули основанные ими поселения Трехречья. Но, посещая их, я постепенно ловил себя на том, что искал приметы жизни первых насельников, — читаем у автора. — Конечно, первое, что бросается в глаза, — большое количество рубленых бревенчатых домов в поселках. Но значительная часть из них — поздние постройки, поставленные, когда русские уже покинули Трехречье. Их архитектурные особенности, а именно внутренняя планировка пространства, число и расположение оконных проемов, их размеры, использование китайского кана вместо печи и др. — все это отличает современные дома от старых русских строений. Общее у них одно — использование бревен как основного строительного материала. Строить из них, по замечаниям моих собеседников-метисов, китайцы научились именно у русских».

И все же дома из далекого, почти уже стершегося трехреченского прошлого еще можно встретить — два-три в каждом поселении. Они очень ветхие, доживают свой век, но каким-то неведомым образом все еще хранят кольца, на которые крепились зыбки, полки для икон в красном углу, резные наличники на окнах, элементы орнамента на фасадах...

« Пасхальная верба» возле ворот одного из домов в с. Эньхэ (Караванная). 2010В книге «Русское Трехречье» Маньчжурии" подчеркивается, что нет точной статистики о том, для какого числа китайских русских Трехречья русский язык является родным. В. Кляус, исходя из общей их численности (российские исследователи, приводя данные официальной переписи 1990 года о количестве русских в Хулунбуирском аймаке, куда территориально включено Трехречье, называют разные цифры — 4 219 и 3 089 человек), делает попытку высчитать примерные данные. Автор считает, что в эти цифры входят не менее четырех поколений. Первое поколение метисов, матери которых были русскими, а отцы китайцами, родилось в 1920–1940-е, а их дети, соответственно, — в 1950–1960-е. Семьи трехреченцев часто были многодетными, но в каждом последующем поколении ситуация менялась в сторону уменьшения. Таким образом, предполагает автор, русский язык лишь для 10–15 процентов китайских русских (400–500 человек) является действительно родным. «Уже для второго поколения использование русского языка даже в быту было затруднено из-за культурной революции в Китае, — пишет Владимир Кляус. — Они могут понимать по-русски, но изъясняются на нем с большим трудом. Для них единственный язык общения — китайский».

В реальности ситуация оказалась сложней и порой не укладывалась в общую картину. Так, исследователю приходилось сталкиваться с переселенными в 1950-е годы в Трехречье хуэйцами (одно из 56 официально признанных национальных меньшинств в КНР), выучившими русский язык благодаря русским соседям. Встречал он метисов второго поколения трехреченцев, которые говорят по-русски, но во время переписи населения не перешли в статус национального меньшинства и предпочли остаться китайцами. Среди представителей третьего и четвертого поколений есть те, кто свободно говорит на русском, и мотивировано это развивающимися деловыми связями с Россией.

Моление на Вознесенской сопке в праздник Вознесения, с. Эньхэ (Караванная). 2013Сегодня в Трехречье живут две «чисто русские» женщины Т. Н. Петухова и А. И. Распопова, их воспоминания наполняют книгу ценной информацией. Таисья Николаевна Петухова родилась в 1931 году в деревне Щучья, вышла замуж за метиса, и в целом ее жизнь была благополучной. Сегодня она главный авторитет по вопросам православия и русской культуры. В ее доме, еще задолго до того, как правительство КНР проявило терпимость к христианству, накануне Пасхи собирались на молитву женщины. Когда в 2000-е годы в Китай хлынула волна туристов и стали появляться рестораны с русской кухней, Таисья Николаевна проводила мастер-классы по изготовлению хлеба. К сожалению, многих из трехреченцев, с кем В. Кляус встречался еще в первых своих экспедициях, уже нет в живых. Здесь это называют необычным словом — «укочевали». Среди них Анна Антоновна Михалёва, Мария Ивановна Лончукова, Петр Иванович Смолянский, Александра Александровна Первухина, Мария Васильевна Савина... Хорошо, что линии их жизни, фрагменты бесхитростных рассказов осталась на страницах книги о «Русском Трехречье».

Русским языком в настоящее время хорошо владеют и около 100–150 метисов, со многими из них Владимиру Кляусу посчастливилось познакомиться во время полевой работы. Особо он пишет об Иване Васильевиче Васильеве, том самом человеке, который размышляет о святости русской земли. Он родился в 1921 году в России, в Забайкальском крае, потом семья перебралась в Трехречье. Иван Васильевич окончил русскую школу в Драгоценке, и сегодня он один из немногих, кто читает и пишет по-русски. Его очень интересует судьба России, он следит за всем, что там происходит и, как это часто бывает, многое идеализирует: «Я счас так думаю... Наша планета, русская земля. Она, значит, святая земля... Дак, чоловек, значит, в России — святой, значит, русские все богомольцы, веруют в Богу, Иисусу Христу...». Но это, конечно, от большой любви к далекой родине, к своей маме Анисье Александровне, которая была русской женщиной. По ложному обвинению в шпионаже в пользу СССР она оказалась в застенках японской военной миссии в Драгоценке, но чудом осталась живой. После этих страшных событий Анисья Александровна установила недалеко от Драгоценки обетный крест, который простоял почти сорок лет. «Я вот думаю: мама умерла, овещанье она сделала, креста уж нету-ка. Я в прошлом году сделал крест и написал по-русски „Пресвятая богородица Мать сохранила маму“». (Из воспоминаний И. В. Васильева, 2007 год).

Икона Параскевы Пятницы, найденная Петром Ивановичем Смолянским на сопке Девятая Пятница, с. Эньхэ (Караванная). 2009«Русский мир формально перестал существовать в Трехречье давно, но в сознании метисов наших дней, особенно старшего и среднего поколения — он реальность, до сих пор определяющая их образ жизни и веру», — пишет Владимир Кляус. Для него за годы полевых исследований в Северной Маньчжурии этот мир стал родным, близким, понятным. Открыв для себя одновременно далекую и близкую планету Русское Трехречье, Владимир Леонидович Кляус запечатлел ее отсветы. Они угасают, вспыхивают, иногда кардинально меняются, но с удивительной стойкостью сохраняют главные нити русской культуры.

Елена ГЛЕБОВА
В материале использованы фотографии из книги В. Кляуса «Русское Трехречье» Маньчжурии"