Словесница Искусств

П. Н. Врангель и Р. Ф. Унгерн в русской истории
и эмигрантской литературе

Известно, что в российской истории Гражданской войны было два черных барона: П. Н. Врангель (1878–1928) и Р. Ф. Унгерн фон Штернберг (1885–1921). Оба выдающиеся русские военачальники, видные деятели Белого движения, ставшие прототипами героев стихов русских эмигрантов, поэтов разных ветвей русского литературного зарубежья, западной и восточной.

Поэт и художник Василий Александрович Сумбатов (1893–1977), живший в Италии, пожалуй, единственный, кто создал художественный образ русского генерала Врангеля, — посвятил Петру Николаевичу сонет-эпитафию «На смерть барона Врангеля». Творчество Сумбатова, несомненно, представляет литературоведческий интерес и требует научного осмысления, но с Дальним Востоком и восточной ветвью зарубежья связан Арсений Иванович Несмелов (Митропольский) (1892–1945), поэт, издавший при жизни девять сборников стихов и два сборника рассказов. Он был участником Сибирского Ледяного похода (как и Вс. Н. Иванов, Л. Е. Ещин, М. Ц. Спургот, А. А. Ачаир), сотрудничал с владивостокскими газетами. В Китай Несмелов смог эмигрировать благодаря В. К. Арсеньеву, который дал ему карты Приморья с обозначением местонахождения лагерей белых, японцев и партизан.

На Дальнем Востоке произведения Несмелова издаются с 1960-х годов, на протяжении десятилетий изучается его творческое наследие. В Государственном архиве Хабаровского края, в базе данных БРЭМ, есть документы А. И. Митропольского. Представлены они и в фондовом собрании Гродековского музея вместе с другими материалами поэта. Кроме того, в Хабаровске можно познакомиться с книгами о П. Н. Врангеле, о Р. Ф. Унгерне и прочими изданиями о русской эмиграции.

Самые первые упоминания о роде Врангелей относятся к 1219 году: об этом свидетельствует семейное древо в приложении к книге под редакцией А. А. Фон-Лампе «Главнокомандующий русской армией генерал барон П. Н. Врангель» (Берлин, 1938 г., ГАХК, № 6881). Находясь на русской службе, Врангели были участниками почти всех войн, которые вела Россия в XVIII–XIX столетиях, и занимали высокие посты на государственной службе. П. Н. Врангель участвовал в Русско-японской и Первой мировой, был одним из главных руководителей Белого движения в годы Гражданской войны, в 1920 году выступал в роли Главнокомандующего Русской армией в Крыму и Польше. Врангель стал первым русским офицером, награжденным в 1914 году «за выдающуюся личную храбрость» орденом Святого Георгия.

«Последний рыцарь Российской империи», П. Н. Врангель, по предположению его семьи, был отравлен в Брюсселе агентом ГПУ. Философ И. А. Ильин в статье «Светлой памяти П. Н. Врангеля» писал: «Все, кто над ним (П. Н. Врангелем — Н. Г.) начальствовал, знали его стихию — требовательного служения, вдохновенного предвидения, ответственного и мудрого властвования. А соратники его знали еще его пренебрежение к опасности и смерти, его бурную прямоту, его отвращение ко всякой интриге».

В Советском Союзе к образу Врангеля впервые обратились в 1920 году авторы песни «Красная армия всех сильней» композитор С. Я. Покрасс (1897–1939) и поэт П. Г. Горинштейн (1895–1961): «Белая армия, черный барон/ Снова готовят нам царский трон,/ Но от тайги до британских морей/ Красная Армия всех сильней». Правда, имени «черного барона», П. Н. Врангеля, не называлось.

Принято было считать, что Врангель получил такое прозвище за то, что с сентября 1918 года его повседневной одеждой стала черная казачья черкеска с газырями (ружейными зарядами). Но дело было в том, что русский офицер восходил к роду Абрама Петровича Ганнибала. «Дед Барона Петра Николаевича, Барон Егор Врангель (1803–1868) (...) был штабс-капитаном (...) Супруга его, Доротея, урожденная фон Траубенберг, имела в числе своих предков генерал-аншефа Абрама Петровича Ганнибала, знаменитого „Арапа Петра Великого“. (Главнокомандующий русской армией генерал барон П. Н. Врангель. К десятилетию его кончины 12/25 апреля 1938 г.». Сборник статей под редакцией А. А. Фон-Лампе./ К-во «Медный всадник», Берлин, 1938). П. Н. Врангель, как и А. С. Пушкин, сохранил в своем облике некоторые африканские черты.

П. Б. Струве, начальник Управления иностранных дел Правительства генерала П. Н. Врангеля, вспоминал: «Врангель должен жить в нашей соборной, исторической памяти, как могучий призыв к труду и подвигу. <...> Это был ум строгий и в общем скептический. Но, кроме ума, в нем был дух. И этот дух внушал всей его личности решимость поднять подвиг, как бы труден и безнадежен он ни был с точки зрения человеческих расчетов. Дух Правды и Подвига генерал Врангель завещал нам».

Русский генерал Роман Федорович Унгерн фон Штернберг в 1918–1921 годах командовал Азиатской конной дивизией, безуспешно пытаясь противопоставить советской модели монархический проект евразийского государства. Он был незаурядной личностью, и многие современники оставили о нем воспоминания. Чаще его характеризуют как исключительно бесстрашного и жестокого человека. Дисциплина в Азиатской дивизии была такой, что «все чины дивизии боялись Унгерна больше, чем самой смерти». Он требовал беспрекословного подчинения: «Мне нужны слепые исполнители моей воли, которые выполнят без рассуждений любое мое приказание, к примеру — не дрогнув, убьют даже родного отца». Ради справедливости следует сказать, что по вине Р. Ф. Унгерна погибло гораздо меньше людей, чем от рук революционеров и китайских оккупантов, с которыми он боролся. Соратники барона в воспоминаниях (многие из них вели дневники) отмечали не только его жестокость, но и цепкий ум, гордость, бесстрашие, способность на великодушные поступки.

Русский генерал, видный деятель Белого движения в Сибири и на Дальнем Востоке В. М. Молчанов вспоминал об Унгерне: «Возможно, он был жестоким по отношению к своим людям, к своим бойцам, но, насколько мне известно, не по отношению к окружающему населению. <...> Его офицеры говорили, что он был очень строгим, но в то же время очень заботился о своих людях». П. Н. Врангель отмечал двойственность характера Унгерна: «В нем были какие-то странные противоречия: несомненный, оригинальный и острый ум и, рядом с этим, поразительное отсутствие культуры и узкий до чрезвычайности кругозор, поразительная застенчивость и даже дикость и, рядом с этим, безумный порыв и необузданная вспыльчивость, не знающая пределов расточительность, и удивительное отсутствие самых элементарных требований комфорта». (Веригин Андрей. Унгерн фон Штернберг. http://www. belrussia. ru/page-id-2614.html). Глава контрразведки в Азиатской дивизии Н. Н. Князев в книге «Легендарный барон» (Харбин, 1942, ГАХК, № 6817) пишет, что «даже такой строгий критик, как барон Врангель, не отрицает за Унгерном острого ума и способности быстро схватывать сущность мысли». Известно, что Р. Ф. Унгерн сыграл ключевую положительную роль в восстановлении независимости Монголии, изгнав китайских оккупантов, и создал законные основания для вступления в Монголию войск Советской России, которая стала гарантом сохранения независимости страны.

Интерес к личности Р. Ф. Унгерна проявлялся уже в 1920-е годы, не угасает он и теперь. В Гродековском музее, в архиве А. В. Ревоненко, есть фрагмент машинописной рукописи стихотворения А. И Несмелова «Баллада о Черном бароне» (ХКМ КП 13006/209), посвященного Роману Федоровичу. В собрании сочинений поэта это произведение носит название «Баллада о Даурском бароне».

Митропольский (Несмелов) не служил у Р. Ф. Унгерна (и едва ли был лично с ним знаком). Об этом свидетельствует анкета, которая хранится в Государственном архиве Хабаровского края. По вопросу, «что делал и где служил», он писал: «Учился, отбывал военную повинность вольноопределяющимся, начал работать в газетах — до 1917 г., служил в Императорской армии Колчака до 1920 г. Служил в японской владивостокской газете „Владиво-Ниппо“ редактором русского издания до 1922 г.». По вопросу о «военно-служебном стаже» А. И. Митропольский сообщал: «Младший офицер. Командир комендантской роты, адъютант коменданта гор. Омска, полк [ковника] Катаева, поручик — последний чин». Анкета составлена 27 мая 1935 года.

Несмелов интересовался Р. Ф. Унгерном и как участник Первой мировой, Гражданской войн, и как поэт, исследовавший в своем творчестве моральные категории Добра и Зла. Впервые он обратился к образу Черного барона в стихотворении «Даурская ночь», ставшем неким прологом к более позднему стихотворению «Баллада о Даурском бароне». Автор придал ему в окончательном варианте эпическое звучание, выбрав форму баллады, усилив мотив душевной пустоты и одиночества, обреченности и предчувствия конца.

В затронутый Несмеловым период жизни полновластный хозяин Даурии барон Унгерн действительно был очень одинок: «Совершенно естественно, что барон, у которого одна за другой рушились все иллюзии, вдруг узрел себя в состоянии крайнего одиночества. Обычная трагедия слишком гордых и слишком уж доверчивых сердец», — вспоминал Н. Н. Князев. Но даже перед казнью Р. Ф. Унгерн «держался с подчеркнутой суровостью и большим достоинством, и таково было обаяние его имени, что никому из красных не пришло в голову открыто издеваться над своим злейшим, но теперь уже беспомощным врагом».

«Баллада о Даурском бароне», впервые опубликованная в СССР в 1927 году и в 1929 году вышедшая в первом эмигрантском сборнике А. И. Несмелова «Кровавый отблеск», интересна композиционно, богата ритмически и прекрасно инструментирована фонетически. Обращает на себя внимание преобладание черного цвета: черный барон, черный скакун, черный ворон, черная сосна. Оптические свойства черного — усиливать звучание основных цветов спектра: на фоне ржавых от крови трав «на черном коне подъезжает барон». Красный, символизирующий ярость и войну, порыжевший цвет запекшейся крови оказывает на читателя особенно сильное эмоциональное воздействие, особенно на фоне черного. По Андрею Белому, красный цвет был символом «Россию губившего хаоса». Лирический герой стихотворения, «весь содрогаясь от гнева и боли», ощущает себя «в кровавой неволе», то есть он раб хаоса и безысходной, бессмысленной бойни.

В балладе много двойственных, противоречивых символов, и вся их система (волк, ворон, черный конь, «лунный огонь») предопределяют дальнейшую судьбу героя. Автор пишет, что при виде барона «стенали поджарые волки». Волк, олицетворяющий убийцу, носителя инфернального зла, запуган, болен, жалок — он и палач, и сам жертва, как впоследствии и сам Даурский барон. Духовная сущность барона — ворон, который в христианской традиции часто символизирует грех; нередко его идентифицировали с сатаной: ворон в балладе «славит удел палача». Образ барона, подобно «Летучему Голландцу», появляется вне времени, но на одном пространстве — в монгольских песках. Барон Унгерн стал живой легендой — о нем поют колыбельные, ему посвящены предания. «По свидетельству проф. Ю. Н. Рериха, подвиги барона сделались любимой темой их эпоса».

Участь поэтов, воссоздавших образы «черных баронов», столь же трагична, как и судьба прототипов литературных героев. В. А. Сумбатов эмигрировал в Италию, служил художником в Ватикане, потерял зрение и последние тринадцать лет был слепым. А. И. Несмелова вывезли из Харбина в 1945 году, он погиб в пересыльной тюрьме на станции Гродеково Приморского края.

«Солью каторжной земли» назвал Георгий Иванов поэтов и художников, вынужденных покинуть родину после Гражданской войны. Они сохранили верность Отчизне и создали на чужбине высокие духовные ценности, ставшие нашим национальным достоянием.

Наталья ГРЕБЕНЮКОВА