- Образ Женщины
- Время женщины
- Графиня Амурская
- Незабвенная, любимая Екатерина Ивановна
- Вместо предисловия
- Амурская героиня
- Амазонка с острова Путятин
- Благо творящая. Искусствовед Валентина Старикова
- Хетагуровки, или Дальневосточницы — это звучит гордо
- Наша современница капитан Савченко
- Огни далеких костров
- День в тайге на Хехцире
- Историческая летопись профессора Дубининой
- Свернешь с дороги — потеряешь цель
- Эдемская память
- Татьянин день
- Жить в радости
- «Почему тетя поет дядиным голосом?»
- «Молодец, Лилька!»
- Поэзия ню
- Таежная синема
- Единое пространство культуры
- Знаки и символы нашей истории
- Литература
- Дом народного творчества
- ИВЛЕВА Надежда Семеновна
Ненаписанный сценарийВсё перекаты, всё перекаты, Многие из нас воспринимают мир через картинки. Какие-то бусинки жизни складываются в видеоряд, как в кино. И уж, во всяком случае, любой из нас имеет в запасе наблюдаемый извне или пережитый изнутри сюжет, который так и просится на пленку и который хочется прокручивать и прокручивать в памяти. Вот и в моей памяти сидит сюжет, который я не могу унести с собой, но, как ни странно, не могу и рассказать о нем, так как вся суть спрятана не столько в событиях и их последовательности, сколько в колорите окружения. Несмотря на то, что я был не только очевидцем, но и непосредственным участником тех событий, о которых хочу рассказать, я вспоминаю их как бы со стороны, воспринимая весь этот калейдоскоп как длинный и необыкновенный, до предела насыщенный эмоциями киносценарий. Представьте себе: быстрая, таежная горная река, теснимая крутыми синими сопками, с многочисленными перекатами, протоками, галечниковыми косами, заломами и порогами. Типичная дальневосточная речка, причудливо извивающаяся, с массой разветвлений и мелких притоков. По берегам ее раскинулись бескрайние темные хвойные леса, которые по гребням прилегающих сопок образуют ультрамариновые, почти черные, зубчатые стены. Вдоль реки, петляя по перекатам и переходя вброд неглубокие протоки, четыре человека в энцефалитках тянут вверх по течению большую узкую плоскую лодку — ульмагду, доверху нагруженную рюкзаками, вьючными ящиками, другим полевым скарбом. В конце лодки, подгребая и подталкивая шестом, сидит ороч. Он также одет в энцефалитный костюм, но по осанке и повадкам сразу угадывается местный восточный человек — проводник. Еще один человек, совсем молодой мужчина, с полевой сумкой и ружьем, идет впереди, высматривая удобные проходы и зазевавшихся крохалей — мясо на ужин. Обычная экспедиционная группа. Необычность только в том, что четверо «бурлаков» — молоденькие, очень красивые, ладные женщины. Женщина в тайге вообще явление, а тут целых четыре. Веселые, жизнерадостные, излучающие такую жизнеутверждающую энергию, что блики солнца на гребнях волн кажутся нестерпимо яркими, а в брызгах, взлетающих из-под ног девчат, мелькает радуга. Небольшое отвлечение. Женщина в тайге, в поле всегда проблема. Но как, каким образом женщины попадают в экспедицию? Конечно же, первым делом профессионалы. Они приходят по долгу службы. Во время полевых работ, как правило, не нуждаются в покровительстве мужчин, независимы от них, работают наравне с ними, не очень-то следят за собой, и каким-то чудом сохраняя в адских условиях свою красоту и привлекательность, становятся объектами всеобщего обожания и легенд в таежной ойкумене или, что чаще, превращаются в теток, обремененных изнурительной или монотонной работой. Во-вторых, женщины-таборщицы, поварихи, иногда медички. Их разыскивают, отбирают по особым критериям, иногда по вкусу начальника. Чаще всего они попадают в экспедиционный отряд по протекции. Пользуются покровительством лидеров. Снисходительны к слабым. В конце концов становятся мамками, любят всех в силу душевности и доброты. В-третьих, различного рода лаборантки, техники, практикантки, просто подруги. Самая опасная категория. Они приходят разными путями. Как правило, попадают в отряд или через отчаянное сопротивление мужчин, или, напротив, через всеобщее обожание и потаенное ожидание. Присутствие их будоражит коллектив, хотя порой служит причиной раздоров. В конце концов, если выдерживают и приживаются, становятся «хорошими парнями», оставаясь в любой форме весьма привлекательными. В любом случае женщина в отряде фактор — положительный, т. к. не позволяет мужикам опускаться. Вынуждает их следить за собой, сдерживает грубость, держит в тонусе. И еще деталь. Один известный французский ученый, отправляясь в экспедицию, обязательно брал в группу самую некрасивую лаборантку. Весь сезон они спокойно работали, но наступал момент, когда лаборантка начинала казаться ему неописуемой красавицей. Тогда он немедленно прекращал все работы и возвращался домой. В нашей практике можно было и не спешить. В этот раз все произошло случайно. Экспедиция лесного НИИ, направленная в глухой, малоосвоенный район для изучения лесов и оценки сырьевой базы проектируемого леспромхоза, разделилась. Часть отряда почти всем мужским составом была заброшена вертолетом в верховья реки, откуда должна была сплавом спускаться на резиновых лодках. Во вторую часть вошли все наши четыре девушки: две научные сотрудницы, две лаборантки, и я, тоже научный сотрудник. Мне было поручено беречь их и командовать. Не по должности, а по старшинству полевого опыта. Мы должны были подняться с низовьев до устья крупного притока, в среднем течении реки (это около ста километров) дождаться первой группы и отработать прилегающие лесные массивы. От города, где группы расстались, «нижние», перелетели на маленьком самолете в таежный поселок, расположенный на берегу морского пролива. Оттуда, наняв ороча-проводника с лодкой, добрались по суше до устья большой реки, по которой и начали свой исторический поход вверх по течению. В начале реки, в равнинной части, пока было довольно глубоко, а течение небыстрое, путешественники, забравшись в лодку, толкались шестами, прижимаясь то к одному, то к другому берегу, и довольно-таки шустро продвигались вверх по течению. Лодка была большой грузоподъемности и, на удивление, вмещала всех. Иногда, когда по надпойменной террасе обозначалась тропа вдоль берега, часть людей шла пешком, переходя вброд небольшие протоки. После нескольких часов подъема крутые берега начали теснить русло, течение усилилось, появились перекаты и отложения гальки. Река входила в горы. Начиналась многодневная таежная одиссея, а кадры событий замелькали со скоростью киноленты. Таежный вариант «Белого солнца пустыни», где старшему пришлось выполнять что-то среднее между ролью Сухова и Федота из фильма «А зори здесь тихие». Далее пойдут только сцены и эпизоды событий без жесткой привязки к хронологии и последовательности — так, как они всплывают в памяти. Ночь. Хрустально-звездное небо. Шум реки. Постукивают перекатываемые быстрым течением камни. Изредка попискивают кулички. Где-то в сопках ухает филин. Над зубчатым гребнем сопок висит почти круглая луна. На невысоком берегу среди редких раскидистых ив у небольшого костра спят, вповалку, беспробудным сном девчата. Уже по позам спящих видно, как они устали, пройдя за день более двух десятков километров, толкая и перетаскивая лодку и груз по перекатам и преодолевая бесконечные заломы. Проводник устроился в лодке и тоже похрапывает, не обращая внимания на зудящий рой гнуса. Не спит только «старшой». Он изредка подкладывает дрова в костер, поправляет брезент, которым укрыты его спутницы, натягивает марлевый накомарник, чтобы как-то защитить их лица от комаров и гнуса. Проделав это, садится к костру. Прислушивается к ночным звукам и задумывается о предстоящем, понимая, какая ответственность свалилась на него. Таких ночей будет много. На заре утренняя прохлада. Сонные лица девчат. Беспричинный смех. Непривычная ломота в ногах от вчерашней усталости. Осознание, что все происходящее реальность и необходимо двигаться дальше. Быстрый завтрак. Погрузка. И вновь в путь по скользкой гальке, в голубой туман с розовой подсветкой от восходящего солнца. Эпизод в пути. На одном из отрезков вся группа двигается по высокой ровной террасе вдоль берега, где среди густого кустарника пролегает достаточно хорошо протоптанная тропа. Рюкзаки взвалены на плечи, чтобы как-то разгрузить лодку и облегчить проводнику возможность толкать ее шестом вверх по течению (в чем он был большой мастер и справлялся без помощников). В одном месте, где через кусты просматривается широкий плес, видно, как сверху по реке спускается лодка, в которой находятся два человека. Старший спустился к воде и помахал им рукой. Сидящие в лодке заметили его и подплыли к берегу. После приветствия выяснилось, что в лодке спускались местные егерь и охотник-промысловик. Они были вверху, на солонцах. Разговорились. Закурили. Начались расспросы: кто, откуда? В это время из-за кустов выходит первая девушка, которая несколько отстала от лидера на тропе. Стройная, с распущенными волосами, сказочно эффектная. Егерь сразу замолк, потеряв дар речи. В следующее мгновение из тех же кустов появляется вторая девушка, по красоте ничем не уступающая первой. Глаза егеря и его напарника засветились, а челюсти явно начали падать, отвиснув окончательно, когда из-за тех же кустов появилась третья. «Да сколько же их?!» — воскликнул он, чуть не вывалившись из лодки, и в этот момент рядом с третьей возникло четвертое очаровательное видение. Мужики в лодке просто впали в ступор с вытаращенными на лоб глазами. Такого рассадника в тайге, где на сотни верст безлюдье, не могло даже присниться. Красота сразила наповал. Ребята, забыв, куда они направлялись, развернулись и безоговорочно изъявили желание сопровождать караван красавиц до конца. Это было очень кстати. Они прекрасно знали здешние места, и когда снизу подтянулась ульмагда с проводником, группа, перераспределив груз, пошла вверх уже на двух лодках. Через два дня группа добралась до конечного пункта. Повстречавшиеся охотники оказались очень хорошими парнями. Они не только проводили, но и предложили экспедиционной группе остановиться в их охотничьей избушке, помогли устроиться в ней. Просто кадр. Избушка, рубленная из круглых бревен, расположена на крутом берегу, на крошечной полянке у самой стены густейшего ельника. Со стороны реки она смотрится как настоящая избушка на курьих ножках, чему особенно способствует большой, разлапистый пень кедра у входа. На фоне черного ельника бревна светились каким-то теплым золотистым светом. Избушка рассчитана на трех, максимум четырех человек. Внутри небольшая печурка, пристроенный к стенке столик да полати из протесанных жердей. Все как обычно, ничего лишнего и очень уютно. От избушки открывается изумительный вид на широкий плес реки, галечниковый пляж на другом берегу, курчавое обрамление из ив, крупных раскидистых деревьев тополя и щеток стройной сиреневой чозении. О брадовавшись крыше, уютному пристанищу, девчонки шумно, со смехом и шутками разбирают вещи, обустраивают быт. Мужчины сооружают очаг, столик под раскидистой елью, лавочки вокруг него из дощечек тарных ящиков и спуск к воде с крутого обрывистого уступа, пилят дрова. Вечером богатый ужин (рис с тушенкой, хариусы, запеченные на углях, треть кружки спирта, разбавленного ключевой водой, и крепчайший индийский чай иркутского развеса), затем песни у костра, лирика, рассказы о полевых приключениях, воспоминания, нежелание расходиться, несмотря на усталость. Очень не хотелось ребятам покидать новоявленных друзей, но все даже самое хорошее имеет конец, и наутро они отчалили вниз, обещая скоро вернуться. Девчонки махали им с берега и выкрикивали теплые слова благодарности за помощь. После их отъезда пошли таежные будни, каждый день из которых в обыденности показался бы пределом, фантастически насыщенным полевой романтикой, которой хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Но пора познакомить читателя с главными героинями описываемых событий. При этом автор умышленно не называет настоящих фамилий и имен, чтобы не превращать рассказ в документальное описание. Людмила Тимофеевна. Почвовед (если название профессии может характеризовать человека). Абсолютно предана своему делу. Готова где угодно вырыть почвенную яму (разрез) и сидеть в ней, не замечая тучи комаров, описывая всяческие слои и различные прослойки, отбирая в мешочки многочисленные образцы почвенных проб. Эти мешочки, как кирпичи, укладывались в рюкзак, делая его неподъемным. Но Л. Т. всегда несла этот груз только сама, никому не доверяя. Удивительно самоотверженна, готова не задумываясь броситься на выручку товарищу, целеустремленна, упорна в достижении цели. При всем при этом очень красивая, крепкая, ладная, романтична, добра беспредельно. Алла. Лесовед-ботаник. Миниатюрная, нежная, хрупкая. Неутомимая труженица и хлопотунья. Ни минуты без дела. Весь полевой табор на ней. Имеет со студенчества большой опыт работы в полевых условиях. Умеет делать все: заложить и обработать пробную площадь, описать каждое растение, спилить и разделать модельное дерево, собрать гербарий, проложить маршрут и многое другое из полевых работ. Все это умудряется аккуратно и толково записать, оформить, сберечь. Одновременно с этим — наловить рыбы, разделать дичь, развести костер, сготовить варево из подручных лесных продуктов, накормить всех. Удивительное сочетание внешней почти детской хрупкости и внутренней воли, выносливости и прямо-таки мужской хватки и приспособленности к полевым неурядицам. Железная выдержка. Очень красивая, душевная, добрая. Первая и самая полезная помощница старшего. Таня — техник-лаборант. Крупная, яркая, очень красивая девушка. Страстная. Импульсивная. Любит и бережет себя. Поэтому, когда возникают какие-то трудности или просто донимают комары, или мучают воспоминания о своем любимом, может всплакнуть и захандрить. Сильная. Способна в одиночку тянуть груженую лодку, но по настроению. Очень хорошо поет. По вечерам, в свете костра, сказочно обаятельна. Постоянно ждет своего принца. Люда-маленькая — техник-лаборант, вчерашняя школьница. Милая, нежная девушка с большими голубыми глазами, излучающими восторг, удивление и наивность. Она первый раз в поле. Неумеха. Полевая одежда на ней сидит нескладно, что никак не портит ее, а, напротив, придает шарма. Все дается ей с трудом, но она очень старается, и когда что-то получается, ждет похвалы. Когда при описании лесного участка записывает диктуемые ей данные, нежные музыкальные кисти ее рук, как она ни пытается их спрятать, слоем облепляют комары, отчего она сильно страдает, но терпит и не подает виду. Оказывается, что та самая полевая романтика, которую она так ждала и о которой так наслышана, в действительности нескончаемый труд, пот, невыносимый зуд от гнуса, клещи, распухшие руки, стертые ноги, копоть от костра и дымокуров, мокрая одежда, повсеместный кислый запах дыма и многое другое, о чем лучше не вспоминать. Вот они, помощницы, героини и объект заботы старшего. (О старшем не будем, он также молод, романтик, лесовод по профессии, успел побывать в экспедициях и знает тайгу, но самое главное в данном случае — единственный мужчина в группе.) Вместе два месяца. И днем и ночью. Избушка, река, обязанность выполнить задание: заложить и описать несколько десятков пробных площадей, определить запасы древесины в различных типах леса на этой и той стороне реки. Необходимость переплывать на ту сторону реки на резиновой лодке. И, конечно же, каждодневный быт, означающий само существование и пребывание, требующие больших усилий. И все это в данных условиях, каждый обычный день — событие. Будни. Обычный день. В любую погоду подъем до восхода солнца. Первой, как правило, встает Алла, за ней старший. Быстро сполоснувшись ледяной водой (иначе нельзя, комары заедят), старший спускает на воду надувную лодку и вместе с Аллой плывет проверить небольшую сетку, установленную рядом, ниже по течению, в устье небольшого притока. Сидя на веслах, выбирать запутавшуюся в сетке рыбу он доверяет только ей. Улов хороший. На дне лодки прыгают несколько увесистых леночков и хариусов, как раз на добрую уху. Вернувшись, старший разжигает костер, рубит дрова. Алла ловко чистит рыбу, заправляет уху, кипятит чай. Через полчаса завтрак готов. Солнце взошло. Сквозь кроны деревьев пробиваются первые лучи солнца. Сопки, напротив, окрашиваются в малиновый цвет, но русло реки еще в синей тени. Появляются остальные девчонки. Сонные, улыбающиеся. Тут же возникает гомон, смех, суета. Наконец-то все за столом. Между шутками, поглощением ухи и чая обсуждение планов на день, распределение заданий. Сегодня работаем на правой стороне реки. Будем закладывать пробные площади в ельниках и лиственничниках через всю долину, перпендикулярно от русла реки до водораздельного хребта. Пробная площадь — это отграниченный визирами участок леса, соответствующего по своему облику и составу растительности определенным требованиям. На пробной площади проводится учет и измерение размеров всех деревьев, описывается молодняк древесных пород, различные кустарники, травы, мхи и все, что есть живого и мертвого. Выкапывается и описывается почвенный разрез (почвенная яма) глубиной до метра и более. Берутся образцы разных слоев почвы для анализа. Такими пробными площадями и описанием должен быть охвачен весь спектр типов леса, все природное разнообразие, имеющееся в данном районе. Работа кропотливая и трудоемкая. Надо подойти к каждому дереву, измерить, описать его. Найти и перечислить каждый вид кустарника или трав, а также мхов и кустарников, определить их, собрать гербарий. Не говоря уже о почвенной яме. Главное, что все это постоянно сопровождалось тучей гнуса и комаров. В день обычно закладывали одну пробную площадь. Возвращались в зимовье, домой, как правило, уже в сумерках. В другие дни переплывали на резиновой лодке на ту сторону, где более разнообразный состав лесов, и там было много работы. Резиновая лодка была достаточно надежная, десантная, в форме пироги. Однако все равно страшновато, на реке ждут многочисленные прелести-ловушки горного водотока... Небольшая справка для тех, кто мечтает сплавляться по горным рекам. Водный поток в горной речке очень изменчив: относительно неширокий и разветвленный, он вдруг почти в одночасье после дождей превращается в бурную, безбрежную, грохочущую за счет перекатывающихся глыб реку, несущую по течению различный древесный хлам. Благополучно переплыть такую речку на резиновой лодке очень непросто. Течение обязательно снесет лодку на полкилометра, а то и более, вниз, и хорошо если найдется удобное место высадиться на том берегу и успеть до маячащего впереди ревущего залома. Заломы — беспорядочное нагромождение поперек русла на всю ширину или частично свежих и старых стволов деревьев, древесных обломков, всякого древесного хлама, принесенного течением, каменных глыб, создающее затор водотоку. Заломы бывают глухие и сквозные. Глухие перегораживают русло почти как плотина. Основной водоток при этом в виде мощной струи перекатывается сверху, образуя порог, или уходит под залом, образуя перед ним широкую воронку, со страшной силой втягивающую течением все, что попадает в струю. Не дай бог попасть в эту воронку. Лодку и всех, кто в ней, как спичку поглотит водоток. В лучшем случае что-то из остатков содержимого лодки всплывет на той стороне залома. Сквозной залом опасен тем, что вода хаотичными струями с огромным напором сквозит в щели между нагромождением деревьев и другого плавника. Струя может захватить лодку на расстоянии от стены залома и затащить ее в проем или поставить вертикально, выкинув все: и седоков, и груз. Счастливец может оказаться на каком-нибудь стволе, держась за сук, или, если не зацепится, как пробка вынырнет на той стороне. Но это очень большой счастливец. Чаще всего такие заломы бывают в протоках с крутыми, обрывистыми размываемыми берегами. Подмываемые деревья, как частоколом, перекрывают русло широкой полосой, а водоток, как в трубе, несется в теснине с огромной скоростью. Особенно после дождей. Очень легко с основного русла скатиться в такую протоку. При встрече с такими заломами всегда надо помнить поговорку «Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет». Если вы, конечно, не ищете приключений, вовремя остановитесь, осмотритесь и согласитесь, что суша надежнее. Перевертыши — глыбистые пороги, где в проемах между скальными глыбами образуются страшной силы и скорости водотоки, различные завихрения и воронки, попав в которые, лодка закручивается как щепка, и чаще всего опрокидывается. Подплывать к таким проемам близко крайне опасно — затянет в струю. Разумнее поискать какой-то обход или вообще перетащиться по берегу. Большую опасность на горных речках, кроме заломов и каменистых порогов, представляют различного рода топляки. Обычно их делят на нерп, щук, расчески, ну и далее, насколько хватает фантазии. Нерпа — это когда из воды торчит бревно, конец которого в зависимости от течения то погружается в воду, то всплывает, напоминая голову нерпы на поверхности воды. Лучше с ней не сталкиваться. Можешь дальше поплыть без лодки. Щука — торчащая из воды остроконечная отполированная вершина затопленного ствола ели с короткими острейшими сучьями, которые напоминают зубы в пасти щуки. Распарывают бок резиновой лодки как бритва. Расческа — зависшее над водой с опущенными в водоток ветвями падающее с размываемого берега дерево. Особенно опасны ель или пихта. Их ветви, отполированные сильным течением, выглядят точно как зубья в гигантской расческе, которые иногда перекрывают русло протоки чуть ли не наполовину. При сильном течении, если вы подплывете к такой расческе со стороны струи-стремнины, вашу лодку или плот обязательно прижмет к сучьям и опрокинет, как бы вы ни старались табанить веслами, а если и протащит через редкие сучья под стволом, мало что останется в лодке. Везло. Много раз группе исследователей удавалось с трудом но благополучно переправляться на ту сторону. Переправившись, шли в горы, каждый день разными маршрутами и все дальше. Так проходили дни, от зари до зари. Весь день работа. Бесконечные заходы по тайге, в зарослях, болотах, форсируя многочисленные речушки и протоки. Пересекая хребты и распадки. Что заставляло так отдаваться работе? Ведь не было никакого контроля. Только осознанная необходимость. Как это ни странно сейчас звучит, чувство долга. Понимание важности и нужности порученного дела. Одна задача руководила ими — приведение лесов данного района в известность. А кругом расстилалась девственная, совсем не тронутая человеком, малоизученная тайга, море леса. Даже мысли не возникало бросить все это и пожалеть себя. Хотя и заработка особого не было, и ничего, что могло бы держать и быть каким-то стимулом, кроме интереса к познанию. Не задумывались и о том, что могло случиться все, что угодно. Случись оно, и никто бы не помог, и нашли бы нескоро. Безусловно, текущая организация полевых работ выглядела, с одной стороны, как легкомысленность и самоуверенность молодости. С другой стороны, была необходимостью, так как в те времена не было ничего: ни доступной связи, ни проходимого транспорта, ни специального снаряжения, ни легких материалов, а работу в любом случае надо сделать. Чтобы познать лес, надо там быть. Вот и отваживались на авантюру, хотя в принципе для мужского состава полевиков это было обычным делом. Уставали страшно. Особенно в первое время. Ночевали там, где заставал вечер, у какого-нибудь ручья. Разводили костер. Сооружали общую подстилку из еловых лап, после простенькой похлебки из рябчиков или гольянов, заваливались на нее и, тесно прижавшись, друг к другу, накрывшись тентом, мгновенно засыпали. Спали как убитые, без снов и страхов. Несмотря на ежедневную усталость, тяжелейший полевой быт, девчонки терпеливо переносили все неудобства и сохраняли юмор, задор, помогая друг другу во всем, берясь безотказно за любое дело. Что удивительно для женского коллектива, никаких распрей. День за днем. Череда событий. Серых, обычных, или, напротив, ярких, насыщенных хорошими, а то и драматическими приключениями. Исключение — банный день. Самое большое желание после многодневных заходов, ночевок у костра, постоянного зуда от комариных укусов — оказаться в бане. Но где ее взять в тайге? Однако недаром же существует поговорка «Голь и лесники на выдумки хитры...». На галечниковой косе собрали в кучу крупные камни, развели на них большой костер, согрели в ведрах воду. Когда костер прогорел и камни накалились, их разровняли, положили настил из свежих стволиков ивы и сверху поставили из нескольких шестов пирамидку в рост человека, на которую натянули куски пленки, брезента. Получился примитивный чум, который сразу наполнялся жаром и паром, как только вода попадала на горячие камни. Баня готова. Девчонки были счастливы. Сколько радости, сколько веселья, сколько визга, особенно когда они, распаренные, выскакивали из шалаша и окунались в ледяную воду горной речки. Легко вообразить, как все это прекрасно смотрелось со стороны. Увы, старшему все это видеть не пришлось, так как от греха подальше он ушел поглубже в темный ельник добывать рябчиков. Вечером у костра девчата, похорошевшие, посвежевшие, излучали такую нежность, такое желание любить, так душевно и проникновенно пели, «что если бы слышали те, о ком эта песня сейчас звучала, прибежали б сюда пешком, чтоб прослушать ее сначала». Не имел права расслабиться только старший, он как всегда был строг и суров. Время шло. Уже середина сентября. По утрам звенели льдинками заморозки. Продуктов оставалось все меньше. Рассчитывали на месяц, пробыли два. Сплав сверху основной (мужской) группы, почему-то задерживался. Тогда никто не мог предположить, что они попали в залом, потеряв рюкзаки, лодку, добрались по суше до метеостанции, единственного жилья в верховьях реки. Возникла неопределенность, которая, безусловно, вызывала тщательно скрываемую внутреннюю тревогу за выживание. Ясно, что скоро наступят холода, закончатся продукты и надо думать о возвращении. Пока выручало все, что можно было добыть ружьем и рыбалкой. Требовались большая собранность, дисциплина и самоотдача в группе как залог выживания. Это понимали все. Отношения старшего, на котором лежали основные обязанности по безопасности и жизнеобеспечению группы, и женского коллектива складывались на равных. С одной стороны безоговорочное исполнение штатной необходимости, с другой — полное доверие и дружелюбие, но не больше. Малейший перебор с симпатией к одному объекту, что иногда было очень трудно замаскировать, тут же вызывал воинственную реакцию других, пресекая всякую попытку предпочтения. Даже хвалить надо было очень осторожно. Примерно по такой схеме: «Ах, какая Алла молодец, послушалась совета Людмилы Тимофеевны, с помощью Тани и Люды-маленькой смогла сделать такую гигантскую работу». Без меры хвалить можно было только старшего, тем более как добытчик он часто давал для этого повод. Например, такой, очень кинематографичный, эпизод. Как-то ясным солнечным утром, во время завтрака, через речку перелетел глухарь и сел на высокий тополь, на другом берегу, прямо напротив табора. Старший схватил ружье, которое всегда было рядом, вскинул на плечо резиновую лодку, совсем как белый индеец, и побежал вверх по течению реки. Пробежав по берегу расстояние возможного сноса течением, он спустил лодку на воду и поплыл по стремнине к другому берегу. Перебравшись на ту сторону и пристав к берегу там, где находился приметный тополь, старший заметил, что девчонки, все четверо, стоят на высоком обрыве возле избушки и машут ему руками, показывая, что глухарь сидит на месте. Старший, пробираясь сквозь высокую пойменную траву, держа ружье наизготовку, осторожно подошел к самому дереву. В этот момент глухарь взлетел. Прогремел выстрел. Глухарь упал. И когда старший появился на прибрежной косе с глухарем в руках, на той стороне реки раздался вопль удачи. Подплывая к избушке, старший был встречен таким искренним восторгом, что невольно почувствовал себя первобытным кормильцем. Очень нужным. Однажды, возвращаясь из захода, старший, предложив спутницам подождать, ушел вперед разведать места. Вечерело. Кругом темный густой ельник. Только слегка маячит белесая прогалина. Моросящий дождь, тяжелые, тревожные, гнетущие сумерки. Сделав круг, старший, несколько сбившись с направления и слегка задержавшись, тихо подошел к месту расставания сзади. За шумом дождя его шагов не было слышно. Картина, которую он увидел, не могла не вызвать улыбки. На валежине, поперек прогалины, сидят четыре неподвижные сгорбившиеся фигурки в капюшонах. Неотрывно смотрят в ту сторону, куда он ушел на разведку. Молча ждут. По спинам видно, что им страшно и тревожно. «А вдруг не вернется...» — и когда он окликнул их, подойдя вплотную, раздался такой единодушный крик радости, что у старшего что-то защемило в душе от нежности к ним. Были и довольно драматические события, которые лишь случайно не закончились трагедией. Три дня лил беспрерывный дождь. Река вспухла. Течение взбесилось, ворочая глыбы и неся массу коряг, подмытых деревьев. Работать в такую погоду невозможно. Сидели в избушке: обрабатывали записи, сушили у печурки гербарий, почвенные образцы, срезы деревьев. Приводили себя и одежду в порядок. Но время не ждет, надо работать, и как только дождь закончился и течение несколько ослабло, группа решила попробовать перебраться на другую сторону реки. Поплыли налегке, только трое, без груза. Людмила., Алла и старший. Очень быстро убедились, что течение слишком сильное, плыть дальше опасно. Решили вернуться обратно. Когда подгребали к берегу, не могли найти место, чтобы вытащить лодку. Течением ее проносило мимо. Тогда старший предложил по течению зацепиться за ближайшую расческу. Это было большой ошибкой. На носу сидела Алла, которая должна была ухватиться за ветку и удержать лодку. Но женские руки не смогли справиться с этой задачей. Лодку бросило течением на ветви расчески и мгновенно перевернуло. Все, что было в лодке, оказалось в воде. Первое, что увидел старший, вынырнув из воды, были уносимая течением перевернутая вверх дном лодка и какой-то кувыркающийся на волнах темный куль — это была Людмила... На расческе, обхватив руками и ногами тонкий ствол дерева, висела Алла — достаточно надежно. Не теряя ни секунды, старший в несколько гребков догнал лодку и, схватив ее за бортовой шнур, бросился догонять плывущий впереди куль. Сделать это было нелегко, так как грести приходилось одной рукой. Так проплыли метров сто, пока струя не вынесла Люду, которая к этому моменту справилась с паническим состоянием и стала помогать себе гребками, на гребень галечниковой косы. Увидев, что она выползла на сушу, и убедившись в ее безопасности, старший, перевернув лодку и забравшись в нее, поплыл, гребя сохранившимися в уключинах веслами, к берегу. Выбравшись, он, взвалив лодку на плечо, побежал вверх по течению к месту, где осталась Алла. Она по-прежнему висела на расческе, судорожно обхватив скрещенными ногами и руками ствол дерева над водой. Молча, без единого звука. Лицо белее белого. Ствол подмытого деревца мог окунуться в воду в любой момент под тяжестью дополнительного груза. Старший, крепко держа пустую лодку, подсунул ее под расческу так, что Алле оставалось только упасть в нее. Но она не могла это сделать сразу: руки, видимо, затекли и не слушались. Срабатывал страх. Руки разжались только после долгих ласковых уговоров, что опасность миновала. Нащупав ногой дно лодки, она опустилась в нее. Затем уже вдвоем быстро побежали назад, к месту, где оставили Людмилу. Когда переплыли к ней, та уже освоилась, спокойно выжимала мокрую одежду и раскладывала сушиться на гальке. Девушки при взгляде друг на друга начали истерично и долго смеяться. Только старшему было не до смеха. Его вина была очевидной, но все закончилось благополучно. Одно плохо, утонуло ружье. Кормилец... Три дня после случившегося группа сидела в избушке, работала поблизости. С потерей ружья угнетала неизбежность голода. Отрезок рыболовной сетки как назло унесло паводком. На третий день, после того как течение спало и несколько успокоилось, решили поискать утонувшее ружье. Одному с этой задачей не справиться. Надо чтобы кто-то был на веслах, а кто-то высматривал и нырял. Поплыли вдвоем с Аллой, предварительно соорудив якорь из большого камня и привязав его на длинный шнур. Когда подплыли к месту крушения, Алла села за весла, а старший на нос, вглядываясь в глубину толщи воды. Вода была абсолютно прозрачна, и на дне были видны даже маленькие камни. Поэтому вскоре несколько ниже по течению он увидел на дне ружье, которое зацепилось ремнем за большой камень. Это было большой удачей. Оставалось только заякориться и нырнуть в ледяную воду, чтобы достать его. Как ни странно, но ружье нисколько не пострадало от купания, видимо, зацепилось ремнем и это спасло его от сокрушающего течения. После просушки оно продолжало исправно служить, спасая группу от голода. Удивляет не само событие. Для мужчины-полевика, в сущности, это достаточно тривиальное происшествие. Но не для женщины, испытавшей крайнюю грань риска. Какое надо иметь мужество и волю, чтобы после пережитого крушения вновь отправиться в плавание по бурному течению! Наступил октябрь. Неожиданно выпал первый снег. Правда, он быстро стаял. Но одежда и обувь не были рассчитаны на такую погоду, и девчонки мерзли. Конечно, они старались не подавать виду, все терпели, но в любом случае, учитывая неопределенность положения верхней группы, надо было принимать решение. Случай подтолкнул к нему. В середине октября к избушке причалила большая долбленая лодка с двумя орочами. После непродолжительного разговора за небольшую плату они согласились перебросить по пути группу с полевым скарбом вниз по реке до устья, где имелось несколько полузаброшенных строений. Там иногда останавливались рыбацкие катера по пути в ближайший морской порт. Пришло время прощания с уютным пристанищем. Собрали вещи. Упаковались. Устроили прощальный вечер. Пели грустные песни у костра. На следующее утро, погрузив весь груз и людей в две лодки, деревянную и резиновую, и сцепив их длинным буксиром, чтобы была возможность маневра у последней, начали сплав вниз по течению. Время осеннее, река заметно обмелела, плыть было несложно. Через два дня, с одной ночевкой в пути, группа благополучно добралась до устья, где, как в сказке, поджидал случайно остановившийся на ночевку большой грузовой катер. Договориться с капитаном не составило никакого труда. Он с радостью согласился взять на борт странно одетых и несколько необычно выглядевших, но очень симпатичных девчат и доставить их в портовый город, откуда уже можно было лететь самолетом. Наутро катер растаял в морской дали, увозя всю женскую часть группы. На берегу остался только старший в ожидании задержавшихся вверху членов экспедиции... Перед его глазами стояли четыре машущих руками фигурки на корме катера, а в ушах звучали прощальные возгласы. Было очень грустно... ...Прошло много, много лет. Больше половины жизни я провел в лесу, в самых различных по составу экспедициях, но и сейчас передо мной встает все та же картина: берег, шум реки, костер, милые лица моих дорогих спутниц в розовых сполохах огня, их счастливые, несмотря на страшную усталость после трудового дня и полную неопределенность, улыбки. Не знаю, насколько мне это удалось, но щемящая тоска не дает угаснуть памяти, и я был просто обязан рассказать о них. Может быть, кто-нибудь из мира кино и возьмется закончить этот сценарий из жизни, который невозможно передать просто словами. Все это можно только увидеть и пережить. Дмитрий ЕФРЕМОВ |
|||
|